«Сейчас появилась такая риторика, что мы — враги государства»

Наталье* 38 лет. Она родом из небольшого города, но уже несколько лет живет в Москве. К пониманию того, что она не хочет иметь детей, женщина пришла не сразу.

— Я никогда не играла в куклы, в «дочки-матери» и не задумывалась о замужестве. Но когда вышла замуж, почему-то мне казалось, что ребенок в семье должен быть. Где-то лет десять мы с мужем так и прожили: мол, да-да, ребенок должен быть. Но попыток завести детей при этом мы не предпринимали, — рассказывает Наталья.

Несколько лет назад у нее обнаружили эндометриоз — хроническое заболевание, при котором ткани, похожие на эндометрий, разрастаются за пределами матки: на яичниках, кишечнике, мочевом пузыре и других органах. У Натальи нашли эндометриоидные кисты, а позже — миому. Врач назначил ей комбинированные оральные контрацептивы (КОК): они не лечат эндометриоз, но купируют симптомы. Поскольку другой эффективной терапии пока нет, их обычно выписывают как первую линию лечения.

— Предполагалось, что сначала мы с мужем пройдем обследования. А следующий этап — это отмена КОК и планирование детей, — вспоминает Наталья. — Мы просто как-то сели, и я спросила: а может, мы их и не хотим? И произошел разговор, в в ходе которого мы решили, что да, не хотим и вообще очень рады, что ребенок у нас не получился. С тех пор уже несколько лет мы твердо уверены в своем выборе и пересматривать его не планируем.

Подруги поддержали решение Натальи. «Они девушки довольно либеральных взглядов, и они все понимают», — говорит она.

А вот друзьям мужа пара до сих пор старается ничего не рассказывать — боится непрошеных советов и осуждения:

Но мы обычно с таких разговоров просто соскакивали, говорили, что мы не хотим это обсуждать. Я подозреваю, что если бы мы [друзьям мужа] свое решение озвучили, на нас бы посмотрели как на странненьких, как минимум».

Из близких родственников Наталья общается только со своей мамой и мамой мужа. Ее мама относится к их позиции спокойно: переживает, что дочь когда-нибудь пожалеет, но не давит и сама эту тему в разговоре не поднимает.

— Свекрови мы не рассказываем, потому что свекровь, мы подозреваем, отреагирует хуже. У нас такой статус-кво: она догадывается, что мы не хотим детей, а мы ей об этом не говорим прямо. Мы заняли такую позицию: «Не спрашивай, не говори», — объясняет Наталья.

Она говорит, что отношение к людям, которые не хотят детей, резко ухудшилось после запрета «пропаганды чайлдфри». Сам термин стал для многих означать «пропаганду Запада».

— Если раньше люди в массе своей не знали термина «чайлдфри», то теперь узнали, — говорит Наталья. — И он у них стойко ассоциируется с такими вещами, как ЛГБТ, пропаганда Запада и прочие страшные вещи, которые могут нанести нашему государству какой-то вред. Сам термин, если употреблять его в диалоге, вызывает у людей теперь максимально негативную реакцию. Если раньше на тех, кто не хочет детей, смотрели просто как на странных чудиков, то сейчас появилась такая риторика, что эти люди — враги государства, они проплачены Западом, они желают плохого стране. Например, моя бывшая подруга твердо уверена, что существует пропаганда ЛГБТ, пропаганда чайлдфри, и это всё не просто так. А государство, конечно же, должно себя защищать и эти вещи как-то регулировать.

Социальное давление тоже усилилось: в последний год Наталья все чаще стала слышать непрошенные советы о беременности, фразы вроде «дети — это счастье» или комментарии о том, что «женщине важно родить».

Иногда, по словам Натальи, происходят и откровенно абсурдные сцены:

— Как-то раз после 2022 года я стояла в аптеке, покупала средства контрацепции. И женщина, стоящая за мной [в очереди], прямо на всю аптеку заявила, что такие, как я, подрывают обороноспособность страны. С одной стороны, это смешно. С другой стороны, [я замечаю], что какая-то такая тревожная тенденция присутствует.

Из-за всего происходящего Наталья постоянно фильтрует, что и как она говорит о своем выборе.

— С посторонними людьми я термин «чайлдфри» вообще не использую, — говорит женщина. — А если хочу сказать о выборе человека не иметь детей, формулирую максимально мягко и обтекаемо, чтобы не нарваться на какой-то негатив. Например, когда я в этом году искала работу, то работодателю, который спросил меня про детей, сказала, что не могу их иметь. Подозреваю, если бы я сказала, что не хочу, ко мне стали бы относиться как к человеку немножко не в себе.

Дело не только в реакциях людей. В России за «пропаганду чайлдфри» теперь можно получить штраф: до 400 тысяч рублей — физическим лицам, до 800 тысяч — должностным и до пяти миллионов — юридическим. Чтобы обезопасить себя, Наталья крайне аккуратно высказывается и в интернете, особенно «ВКонтакте» или на других площадках, где много людей, не разделяющих ее позицию.

И хотя с прямым давлением со стороны врачей она пока не сталкивалась — в основном потому, что избегает государственных поликлиник, — тревога за будущее постоянно растет: «Это не только страшилки про потенциальный запрет абортов, хотя я такую ситуацию допускаю. Это вполне реальный прогноз. [Я думаю, что возможен] и запрет средств контрацепции. И, например, КОК, которые я принимаю не только с целью контрацепции, но и с целью сохранения своего здоровья, могут попасть под запрет. Это, конечно, вызывает очень сильное беспокойство».

«Достают больных людей с неизлечимым заболеваниям»

Похожее ощущение давления испытывает Вера из Санкт-Петербурга. Сейчас ей 34 года. Примерно десять лет назад она поняла, что не хочет иметь детей. При этом к материнству как к выбору других женщин относится с уважением, говорит, что это тяжелый и часто недооцененный труд.

— У меня много причин, почему я не хочу иметь детей, — объясняет Вера. — Все дело в низкой ценности жизни человека. Я считаю себя немного эгоистичной, но при этом здравомыслящей, потому что мне важно, в какой мир я привожу новую жизнь. Речь даже не о деньгах, а о многих вещах, которые мы не можем контролировать. Например, навязанное идеологическое воспитание, ограничение многих естественных выборов, включая свободу слова, низкая ценность труда и профессий, отношение врачей к роженицам, гинекология в целом, разница в отношении к полам, особенно когда речь идет о девочках, часть труда которых становится невидимой автоматически и воспринимается как норма.

Вера замужем, еще в начале отношений она предупредила мужа, что не планирует детей. Супруг поддерживает ее позицию: «Ему важнее жена, чем мифический ребенок».

Кроме мужа, Вера редко обсуждает с кем-то свое решение. Как и Наталья, после появления закона она стала гораздо осторожнее: реже пишет о своей позиции в интернете и старается избегать дискуссий. Но благодаря поддерживающему окружению перемен в отношении к себе не заметила. Зато изменилось, с ее слов, отношение врачей.

У Веры диагностирован диабет первого типа — аутоиммунное заболевание, при котором иммунная система разрушает клетки поджелудочной железы, вырабатывающие инсулин. Этот диагноз сопряжен с повышенными рисками осложнений во время беременности.

Однако, по словам Веры, за последний год врачи стали гораздо чаще спрашивать ее, собирается ли она рожать. Недавно она обратила внимание, что вопрос о планах на беременность появился и в анкете, которую ей выдают в регистратуре эндокринологического центра. До 2025 года, по словам Веры, такого вопроса там не было.

— В платной эндокринологии ЕМС (Европейский медицинский центр. — Прим. ред.) тоже спрашивали: не надумываю ли я [заводить ребенка], мол, возраст все-таки. Но там платно, и можно отсечь с этим, чтобы больше никто не спрашивал. В государственном эндокринологическом центре вообще не понимаю, зачем они ввели этот опрос. По сути с этим достают больных людей с неизлечимым заболеваниям, у которых всё больше проблем с обеспечением по ОМС, и только детей им к этому и не хватает, — возмущается Вера.

«Рождение ребенка — это всегда эгоистичное решение»

Кристина считает, что желание иметь детей — это «в корне своем эгоистичное желание». Сейчас ей 26 лет, она замужем, живет в Москве и строит карьеру в научной сфере.

Муж девушки изначально был не против детей, но не настаивал.

— рассказывает Кристина. Сама она не хотела иметь детей с детства:

— Я помню, что никогда не играла с пупсами: мне было неинтересно, и отталкивал их вид — не совсем человеческие пропорции, глупые стеклянные глаза, глядящие в пустоту, — говорит она. — До первого класса я играла в животных, коллекционировала фигурки, придумывала всевозможные истории. Потом, когда пошла в школу, увидела у девочек Барби и начала играть с ними. Были семейные сюжеты, кукольный секс, беременность — тогда мне просто было весело, и казалось, что я прикасаюсь к чему-то очень взрослому и запретному.

Супруги сходятся во мнении, что рождение своих детей неэтично:

— Рождение ребенка — это всегда эгоистичное решение, неважно, лежит ли в его основе желание реализовать какие-то свои проекты или безвозмездно дарить любовь. В любом случае это желание родителя, а не ребенка. Усыновление для нас выглядит более этичным, так как это возможность помочь уже существующим людям, а не приводить в мир новых, чтобы удовлетворить собственные потребности.

Позже Кристина начала изучать роль женщин и гендерное неравенство — и еще больше разочаровалась в материнстве. Учеба, карьера, дружеские и романтические отношения всегда казались ей чем-то более важным, чем рождение ребенка.

— Меня очень отталкивали процессы беременности и родов. Мне почему-то всегда было невероятно жаль женщин, которые через это проходили. Потом я узнала про феминизм и начала читать в том числе про материнский опыт. Меня поразило, как часто и сильно он связан с унижением, усталостью, с дискриминацией на работе и отказом от собственной жизни, — делится Кристина.

В целом у нее очень поддерживающее окружение. С непониманием по поводу своей позиции она сталкивалась только от одной знакомой и от мамы. Мама считает, что Кристина может пожалеть о своем решении и потом всю жизнь будет несчастной.

После принятия закона о запрете «пропаганды чайлдфри» Кристина не заметила агрессии в свой адрес. Скорее, обратила внимание на обратный эффект пропаганды деторождения:

— Даже те, кто лояльно или очень положительно относился к рождению детей, начали отказываться от этой идеи или откладывать ее. Пара подруг бросили попытки искать отношения с мужчинами, так как решили, что риск беременности этого не стоит. Все в моем окружении смотрят на это законотворчество как на цирк и безумие, и уж точно это никого не подталкивает к принятию традиционных ценностей и созданию семьи.

Сама Кристина стала аккуратнее высказываться о своей позиции после принятия закона: перестала обсуждать эту тему в соцсетях и удалила все свои старые комментарии.

«Как будто бы никто не может представить, что такое бывает сознательно и добровольно»

Двадцатитрехлетняя Вероника называет себя феминисткой и говорит, что тоже никогда не хотела детей. Она уже много лет встречается с девушкой, ради которой даже вернулась в Россию из эмиграции. Сейчас они вместе живут в Воронеже. Вопрос о детях в их паре пока не стоит: у обеих слишком много других забот, в том числе связанных со здоровьем.

— Когда я рассказала [знакомым], что не хочу иметь детей, все вокруг реагировали примерно так же, как когда я сказала, что меня не влечет к мужчинам: «Это пройдет», «А когда ты это решила?», «Молодая еще, ничего, перерастешь». Как будто бы никто не может представить, что такое бывает сознательно и добровольно, — рассказывает Вероника.

В семье она тоже не нашла поддержки:

— Я маме пару раз как бы между делом говорила, что не хочу детей. И она как бы между делом отвечала, что она внуков хочет. Серьезно о чувствах, взглядах и планах на жизнь у нас в семье никто никогда не говорил, так что, думаю, мы обе избегаем темы заведения семьи и детей. Она — наверное, потому, что думает, будто семья и дети — это само собой разумеющееся, и рано или поздно всё придет. А я — потому что с мамой общаться о чем-то важном и серьезном болезненно. Она никогда не была суперподдерживающей или не понимала, как меня поддержать. Когда бы я ни пробовала открыться ей и поговорить о чем-то важном, она всегда отвечала, что я нагнетаю, что я слишком серьезная и «нужно быть проще – и люди потянутся».

После принятия закона о «запрете пропаганды чайлдфри» Вероника не почувствовала изменений в отношении к себе со стороны окружающих. Но, как и другие девушки, считает, что высказываться стало опаснее.

— Расскажешь, например, про свою позицию одной женщине, вроде бы, дружелюбной, а она своему дяде расскажет. А тот — яростный патриот, который сообщит правоохранительным органам о предателе родины, — рассуждает Вероника. — Так что я особо стараюсь ничего не говорить, ничего не обсуждать. Догадываюсь, что другие чайлдфри так же себя ощущают, из-за чего мы просто не заговорим друг с другом в реальной жизни.

Вероника, как и другие девушки, теперь особенно аккуратно высказывается в соцсетях и публично:

— В Воронеже вопрос следования пророссийской методичке стоит, наверное, немного острее, чем подальше от границы, — тут у соседей, знакомых в дома попали осколки БПЛА, снизу живет пророссийская беженка из Украины, на работе охранник с Z на куртке.

Никто не считает, что выбор не любить мужчин или не хотеть детей может быть личным, — это всеми воспринимается тут как внешняя угроза.

* Все имена в тексте изменены по соображениям безопасности