Айтишник-дауншифтер из Гостомеля, писательница из Харькова, психолог из Ирпеня, инженер-пенсионер из Олешек, учитель физкультуры из Запорожья, волонтер-иностранец, журналистка из Киева, историк из Мариуполя — все они сейчас в Украине, кто-то находится под постоянными обстрелами, кто-то пережил оккупацию, а двое — российский плен. Каково это — жить на войне: просыпаться, идти на работу, заботиться о близких, читать книги…
Мы задали нашим украинским авторам и героям наших материалов три одинаковых вопроса:
- Что было самое страшное в 2024-м?
- Что было хорошего в 2024-м?
- Что повергало в отчаяние и что давало надежду в 2024-м?
«Сварил новую печку-буржуйку и сделал дровник»
Саша Мазай, Гостомель
Бывший айтишник, живущий в самодельной мансарде над гаражом; во время оккупации был в заложниках у кадыровцев, вместе с другими гражданскими его бросили в подвал, куда он умудрился пронести крошечный радиоприемник, — так пленные каждый день узнавали драгоценные новости, что Киев не взят; один из героев репортажа «Новой-Европа» «Гостомель. Подвал»

Саша Мазай, 2024 год. Фото из личного архива
Страшное
Единственное, что испугало, — это когда прямо над головой пролетело пять ракет на Киев. Сразу начал звонить маме и дочке, но всё обошлось.
Хорошее
Много хорошего. Друг женился, и я был у него на свадьбе на Киевском море четыре дня. Продолжил обустраивать гараж-мастерскую, утепляюсь и навожу порядок. Сварил новую печку-буржуйку и сделал дровник, который сейчас наполняю дровами. Поставил гибридный инвертор, который мне задонатили друзья. Теперь, когда отключают электрику, я — непродолжительное время, правда, потому что аккумуляторы старые! — со светом и с интернетом.
Отчаяние и надежда
Ну, я не поддаюсь оптимизму и сохраняю панику! Хорошо быть пессимистом: ты либо прав, либо приятно удивлен. Ну, это шутки, конечно (смеется). Отчаяния нет, работой занимаю все мысли, потому что жизнь продолжается. А надежду возлагаю на то, что война закончится перемогой и нам отстроят наши дома. И всё будет гораздо лучше, чем было.
Поет: Улыбнись и песню пой
И смелей иди вперед,
От печали в пути мало толка.
Вот увидишь, нам с тобой
Непременно повезет,
Потому что не везло слишком долго!
«Я всё еще на пути освобождения из плена»
Людмила Гусейнова, Киев (до ареста в октябре 2019 года — Новоазовск, Донецкая область)
Когда-то — инженер по технике безопасности на птицефабрике, героиня наших публикаций, бывшая гражданская пленная; еще с 2014-го она опекала детей-сирот на оккупированных территориях, возила им еду, одежду, обувь, карандаши, за что и провела в Донецком СИЗО три года; ныне — украинская правозащитница

Людмила Гусейнова, 2024 год. Фото Ольги Мусафировой
Страшное
Страшнее всего (я долго думала над этим вопросом) был мой эмоциональный срыв во время проведения досудебной психологической экспертизы, когда установили диагноз ПТСР. До того я считала себя сильной и стойкой. Оказалось, что просто так плен не отпускает. Я всё еще на пути освобождения из плена.
Хорошее
В этом году после шести-семи лет заключения были освобождены мои подруги по несчастью Оля Мелещенко, Елена Пех, Марина Юрчак, Елена Федорук. Я так мечтала с первого дня своего освобождения, что это произойдет и с другими! Ждать пришлось почти два года, но они уже свободны. Сотни других — еще нет. И тут ответ на третий вопрос.
Отчаяние и надежда
Надежда — начали освобождать гражданских пленных женщин, которых Россия удерживала в плену еще с 2017 (!!!) года. Отчаяние — а сколько по-прежнему там, за решеткой! Каждую неделю арестовывают гражданских на временно оккупированных территориях, не все доживают до освобождения, как не дожила замученная российскими преступниками журналистка Виктория Рощина.
У меня нет больших надежд и ожиданий на завтра. Надо жить сегодня.
«Классические движущие силы — любовь и ненависть»
Ольга Мусафирова, Киев
Собственный корреспондент «Новой-Европа» в Украине

Ольга Мусафирова в ночном метро во время обстрелов Киева, 2024 год. Фото из личного архива
Страшное
Второе ранение сына — добровольца с самого начала российского вторжения.
Хорошее
Встречи с друзьями. Возвращение украинских военнопленных. Когда ухитрялась поспать между ракетными атаками на Киев. Когда удавалось хорошо заработать: ничто так не поднимает настроение, как возможность много донатить военным фондам, отдельным волонтерам, которых давно знаю, и госпиталям.
Отчаяние и надежда
Отчаяние и надежда — это не мои «качели», я их давно себе запретила. Мои эмоции — те, что дают силу во время войны. Классические движущие силы — любовь и ненависть.
«Страха больше нет. Совсем»
Анна Гин, Харьков
Украинская журналистка и писательница, рассказывала «Новой-Европа», как ее родной город живет под российскими обстрелами

Анна Гин рядом с обломком российской ракеты, 2024 год. Фото из личного архива
Страшное
В 2024-м уже ничего «самого страшного» не было, если честно. Всё «самое страшное» мы пережили в 2022-м, в 2023-м. Чем отличался этот год от предыдущих? Наверное, именно тем, что ушел страх. Мы стали жить по принципу: «Делай что должен — и будь что будет». Жизнь в Харькове — лотерея, к сожалению. Летит российская авиабомба или ракета, куда? Может быть, в твое окно, а может быть, на этот раз в соседнее. Привыкли. Как бы чудовищно это ни звучало, но даже к войне можно привыкнуть. Это плохо. Но это факт.
Можно привыкнуть хоронить близких, привыкнуть к сиренам, как к «белому шуму», привыкнуть к разрушениям, привыкнуть к отсутствию света и тепла в домах. Привычка — самое ужасное,
пожалуй, что могло с нами случиться во время чудовищной войны. По-прежнему есть ненависть к людям, развязавшим и поддерживающим эту войну. А вот страха больше нет. Совсем.
Хорошее
По моей книге «Как ты там» молодой харьковский театр поставил спектакль. Книга посвящена первому году большой войны. Знаете, я всякий раз плачу, когда вижу полный зал людей. Прошло 13 спектаклей в Харькове, Киеве, Днепре. И всякий раз — аншлаг. Да, мы, украинцы, сегодня читаем книги, ставим спектакли, ходим в театры. Именно поэтому, мне кажется, мы непобедимы. Спустя почти три года ужасов в моей стране я верю в Перемогу. Верю в Украину, верю, что Свобода — главная ценность человека. Когда попадаю на новости из РФ, клянусь, думаю: «Господи, лучше сидеть в бомбоубежище, чем в тюрьме за слово МИР на плакате».
Отчаяние и надежда
Отчаяние — это чувство, которое осталось в 2022-м, мне кажется. Да, всякий раз, когда от российских обстрелов в моей стране гибнут люди, дети — есть похожее чувство. Но это скорее горе, грусть. Отчаяться — это значит сдаться в моем понимании. Нет, такого чувства у меня нет. Было после Бучи, Мариуполя, после смерти Артема, соседского мальчишки, который пошел на фронт добровольцем. После смерти моих родителей в 2022-м. Но больше нет. Я не хочу отчаиваться. Я хочу и буду помогать всем, что наближає Перемогу. Понимаю, звучит пафосно, как лозунг, но нет, теперь это моя жизнь. Что давало надежду? Маленькие победы ВСУ на фронте. Волонтеры, которые рядом со мной. Люди, которые, несмотря ни на что, не отчаиваются. Недавно был «прилет» в соседнем дворе, я пошла рано утром, понесла чай спасателям. Посмотрела на людей вокруг — ни истерик, ни паники, ни слез: стойкость, жажда справедливости — вот что я увидела, и это дает надежду. Добро всегда побеждает зло, меня с детства этому учили родители. И да, я по-прежнему в это верю.
Поддержать независимую журналистику
«Спасибо, что остались живы!»
Афанасий Дерменжи, Киев (до августа 2023 года — Олешки, Херсонская область)
Главный инженер на строительстве Антоновского моста через Днепр, который соединял Херсон с левым берегом, а теперь разрушен; провел с женой в оккупации 533 дня, уцелели с ней при затоплении после подрыва Каховской ГЭС и сумели вырваться на украинскую сторону — на «большую землю»; герой нашей публикации «Афанасий Афанасьевич и его Антоновский мост»

Афанасий Дерменжи, 2024 год. Фото: Игорь Судаков
Страшное
Как и прежде, жить в условиях войны. Ежедневные новости об обстрелах, разрушениях и человеческие жертвы — то, что никогда не перестает пугать. Еще более страшное — думать о безопасности родных, внуков и детей, живущих в таких же непростых условиях.
Хорошее
Впервые за время полномасштабного вторжения посетили вместе с женой родственников в Бессарабии. Было очень приятно побывать дома, в местах, где мы родились, увидеть близких, которые нас поддерживают. И еще. Наш внук Сергей снял фильм под названием «Врятуй» («Спаси») о затоплении [Олешек] и войне. В фильме есть кадры о нашей жизни, и в конце мы с женой, когда видим эти кадры, всегда говорим во Вселенную: «Спасибо, что остались живы!» Мы пережили затопление [после подрыва Каховской ГЭС] и настоящую войну непосредственно на линии фронта. Тот факт, что мы до сих пор здесь, — наибольшее чудо.
Отчаяние и надежда
Отчаяние вызывает не только война, но и большая несправедливость в стране. Мы остались наедине со своими проблемами, каждый сам за себя.
Нам, людям старшего возраста, особенно тяжело с ними справляться. Много вопросов к власти, но ответов на них мы не получаем.
Надежду дают наши дети и внуки. Их забота добавляет смысла и содержания в жизнь. И то, что мы еще можем ходить и проведывать родственников, быть вместе, тоже поддерживает. Даже в такие времена важно держаться за семью и не терять веры, что всё изменится к лучшему.
«Иногда отчаиваешься, когда видишь, что реальная политика и право сильного рулят»
Сергей Пахоменко, Киев (до конца марта 2022-го — Мариуполь)
Украинский историк, политолог, ведущий научный сотрудник факультета экономики и социальных наук Латвийского университета, колумнист «Новой-Европа»

Сергей Пахоменко, 2024 год. Фото из личного архива
Страшное
Это было летом, когда моя жена и дочь приехали навестить меня в Украину из-за границы. Два года назад, через некоторое время после начала широкомасштабного вторжения, они выехали в безопасное место. И как раз в первый день их пребывания в Украине Киев подвергся очередной ночной атаке дронами и ракетами. Кстати, после некоторого затишья. И они снова вынуждены были прятаться в коридоре, и это напомнило им опыт, который мы вместе пережили во время блокады и бомбежек нашего родного города Мариуполя в феврале — марте 2022 года. Конечно, мало что сравнится с тем ужасом, что был в Мариуполе, но всё же… Было не по себе. Думалось, вот девчата уже забыли, что это такое, — и тут на тебе: только приехали — и снова… И мало ли что… В общем, я очень боялся за них в тот момент.
Хорошее
Поддержка и оценка со стороны зарубежных коллег из Латвии, Литвы, Эстонии, Финляндии. Подписание контракта с Латвийским университетом, экспедиции по проектам с латвийскими коллегами. Это дает возможность самореализовываться в профессиональной сфере и, что греха таить, — как-то держаться на плаву в материальном плане, находясь здесь, в Украине.
Отчаяние и надежда
Ну, трудно оставаться оптимистом, когда война продолжается, гибнут люди, перспективы ее окончания туманны и кажутся не очень хорошими, учитывая ситуацию на фронте. Хотя тем, кто сдерживает фронт, конечно, гораздо труднее, чем гражданским. Но война накладывает отпечаток на всех. Как человек, изучающий историю и политику и имеющий, как мне кажется, довольно стойкие политические взгляды, иногда отчаиваешься, когда видишь, что международное право рухнуло, демократические европейские ценности оказываются пшиком, реальная политика и право сильного рулят и автократии гораздо успешнее в этих условиях.
Безликая фраза западных партнеров: «Будем поддерживать столько, сколько нужно», — начинает раздражать, и иногда ловишь себя на мысли: может, география — это судьба,
как говорил Наполеон, и раз у нас такой сосед, то Украина обречена на долгую изнуряющую борьбу за свой выбор… И каков итог будет? Не знаю… Такие мысли приходят не только ко мне… Это неправильно, несправедливо, ну вот так…
И всё же надежда есть, и я ее нахожу, когда вижу солидарность и стойкость украинцев на горизонтальном уровне, на уровне общества. Особенно в экстремальных ситуациях. Это было и в Мариуполе во время осады, это можно наблюдать и в других украинских местах. Например, блэкауты сейчас. Люди самоорганизовываются, помогают друг другу, делятся генераторами, организовывают дежурства в разных очередях. Различные гражданские, волонтерские инициативы помощи армии и пострадавшим гражданским, героизм врачей. Так же бизнес приспосабливается, интернет-провайдеры расширили сеть интернета, не зависящего от электричества, все другие сервисы очень эффективны и быстры. Страна живет. И большинство граждан живут относительно нормальной жизнью, учитывая, конечно, ситуацию. И это показатель стойкости и дает надежду. Конечно, я не идеализирую, есть проблемы, но сейчас я не хочу о них.
«Мама, я живой! Я вышел из ада»
Юлия Загарницкая, Ирпень
Психолог, жена командира БМП и мама солдата, с первых дней войны вела дневник, который был опубликован в «Новой-Европа», в нем Юлия рассказала, как в самом начале войны бежала с дочкой из Ирпеня, как они попали в прифронтовую зону и готовились к смерти, как спаслись, как потом ранили мужа и как она боролась за его жизнь…

Юлия Загарницкая, 2024 год. Фото из личного архива
Страшное
Страшного было много. Как и жить в войне под обстрелами — страшно. Самые тяжелые переживания были за сына, который этот год был на передовой. К сожалению, уже четыре раза он был в больнице с контузиями. Если выделить за год самый страшный момент, то это, наверное, когда сын выслал отцу свое видеообращение, где сказал, что они попали в окружение и он не знает, сможет ли он из него выйти. Это было утром, и потом связи с ним не было. Целый день мы с мужем и дочкой читали молитвы. Помню, вечером мы все вместе читали акафист св. Николаю. Я дочитала последние слова и захлопнула книгу. В этот момент мы услышали звук смс на телефоне мужа, и он сказал: «Твои молитвы услышаны! Сын вышел!» Позже, когда сын позвонил мне, первое, что он сказал: «Мама, я живой! Я вышел из ада».
Хорошее
В 2024-м было много хорошего! Так как я человек очень социальный, то и радовали меня больше всего люди. И хороших людей было много за этот год: в окружении, на работе, среди клиентов. Я очень горжусь, что в нашей стране есть Настоящие Люди, которые делают очень много! Не ноют, не отчаиваются, не ищут виноватых. А просто делают. И не потому, что ждут награды или похвалы, а потому, что не могут иначе. Если тут тоже выделить одно событие, то это приезд в Украину Люды, сестры-близняшки, которая не приезжала сюда с 2022 года. Мы были счастливы, не могли наобниматься и наговориться! Родители постоянно брали ее за руку, я смеялась: «Вы проверяете, что это реальность?»
Отчаяние и надежда
Отчаяния у меня не было. Скорее часто были страх и злость. Страх от обстрелов, за близких, за Украину, за будущее. Злость, что на нас напали, что наши города стирают с лица земли, называя это «освобождением от нацистов»… Мы как-то обсуждали с мужем, что наш с ним страх смерти стал другим, «потому что мы уже умирали». Он — в бою. Я — в том селе под обстрелами (где мы прятались в самом начале войны, выехав из Ирпеня и оказавшись в «серой зоне» между российскими и украинскими войсками).
И наша жизнь и восприятие жизни сильно изменились: другие ценности, другое отношение к вещам, к людям.
Что дает мне опору и надежду? Вера в Бога, в то, что каждый в итоге ответит за свое. Поэтому и фокус внимания я стараюсь направить на себя. Как я живу? Чем живу? Как и с кем провожу время? Что делаю? Какой ответ я дам за свою прожитую жизнь?
«Я решил пойти учиться»
Андрей Кулько, Львов (до службы в армии — Запорожье)
Школьный учитель физкультуры, защитник Мариуполя и бывший украинский военнопленный, провел в плену 631 день, был освобожден в январе 2024-го, рассказал «Новой-Европа» об издевательствах и пытках, которым его подвергали в российских тюрьмах; прямо сейчас сдает первую сессию

Андрей Кулько, 2024 год. Фото из личного архива
Страшное
Самое страшное в 2024-м — это была неизвестность, потому что я не знал, что будет дальше, обменяют меня или нет.
Хорошее
Самое лучшее в 2024-м — это, конечно же, обмен. А также я наконец-то нашел то, что я действительно хотел. Я решил пойти учиться на международные отношения, хочу бороться за свою страну и людей в ней на международном уровне. Это очень изменило мою жизнь.
Отчаяние и надежда
Меня повергали в отчаяние мысли о будущем. А надежду мне давала вера в людей, с которыми мне посчастливилось встретиться.
«Самое страшное — это слезы солдат»
Йенс Альструп, Киев — линия фронта
Активист, журналист и волонтер, создатель датской ассоциации «Свобода для Украины», с 2022-го возил украинцам экипировку для военных, генераторы для гражданских, «медицину» для всех; герой нашего материала «Линия фронта: Дания — Бахмут»; в 2024-м переехал жить в Украину, как волонтер раз в месяц ездит в зону боевых действий, доставляя грузы из Дании солдатам, а иногда отправляется на передовую в качестве журналиста

Йенс Альструп у въездной стеллы в Покровск, июль 2024 года. Фото из личного архива
Страшное
Самым страшным для меня в 2024 году было видеть слезы солдат. И хотя от этого становится жутко, но для меня большая честь, что мне оказывают такое доверие, и я бы не променял его ни на что на свете. Когда это происходит, я делаю всё, что в моих силах, чтобы утешить их, а сам плачу позже — когда нахожусь далеко и рядом со мной мои друзья.
А самым опасным моментом было падение 1000-килограммовой планерной бомбы очень-очень близко от меня. Я ощутил ударную волну и высокую температуру, увидел огромный огненный шар от взрыва и то, как он поглотил дом с двумя солдатами внутри.
Хорошее
2024 год не был хорошим годом. Примо Леви говорил, что ни один день не бывает настолько плохим, чтобы нельзя было сказать ничего хорошего, и ни один день не бывает настолько хорошим, чтобы нельзя было сказать ничего плохого. Он жил в достатке в Италии, а потом пережил Освенцим. Поэтому я не должен жаловаться, и да, было и хорошее. Прежде всего, это всё более крепкая дружба с украинскими солдатами и то, как я смог помочь им своей малой толикой.
Отчаяние и надежда
Что действительно привело меня в отчаяние в 2024 году, так это 7 января. Я вернулся домой после Рождества и Нового года, проведенных на Купянском и Краматорском участках фронта. И вот на этом фоне я встретился с моим хорошим другом из нашего парламента в Копенгагене. Я рассказал о ситуации в Украине и предсказал, как всё пойдет под откос, если Запад продолжит действовать в прежнем ключе. И весь этот год отчаяние росло, потому что да, политики не меняются.
Сегодня я чувствую себя так, словно попал под поезд в результате аварии, которой можно было избежать.
То, что вселило в меня надежду, произошло всего несколько дней назад. Теперь у меня есть основания думать, что меня услышали. К сожалению, я не могу разглашать деталей. Могу упомянуть только одно: финансируемые Данией оружейные заводы в Украине сейчас работают на полную мощность. Например, львовская фабрика дронов, финансируемая Данией (датский министр иностранных дел торжественно открыл ее весной 2024-го), производит около 1 млн FPV-дронов в год. Это путь вперед! Надеюсь, еще не слишком поздно.
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».