Глава Телеграма Павел Дуров был арестован в субботу, когда он приземлился в Париже на частном самолете.

Дело Павла Дурова — принципиальное. Это дело о том, пойдет ли современное западное общество по пути цифровой свободы или по пути цифрового Гулага, причем Гулага, построенного за счет рядовых граждан и частных компаний. Еще лет десять назад казалось, что такой Гулаг хотят построить только диктатуры.

Увы.

Если Дурова сломают, то Маск — следующий.

Начнем с начала. Французское правосудие арестовало Павла Дурова в рамках некоего дела, возбужденного против неустановленного лица, обвиняемого в распространении детской порнографии, торговле наркотиками, отмывании денег, и — вишенка на торте, — «предоставлении криптографических услуг по обеспечению конфиденциальности без декларации о соответствии». Шикарная формулировка. ФСБ нервно курит в сторонке.

Не поленитесь, зайдите по ссылке, и обратите внимание, как диковинно сформулировано обвинение. Дело возбуждено против «неустановленного лица», и Дурова в рамках этого дела «опрашивают».

Такая неясность обвинений — очень плохой признак. Она показывает, — как это сейчас часто случается на Западе, — что речь идет о некоей внесудебной процедуре, совершающейся в обход действительно незыблемых принципов, вроде независимости суда.

Суд-то независим, но мы-то с вами, ситуайен Дуров, не на суде. Мы тут просто разговариваем. И от результатов нашего с вами разговора зависит, пойдете ли вы завтра под суд по обвинению в педофилии, или улетите свободным человеком завтра в солнечный Дубай. А суд — он независимый, да.

Будем откровенны. Дуров — enfant terrible цифрового мира. Павла Дурова в Европе считают агентом хаоса, и считают, что в этом хаосе заинтересован Путин.

Французские секретные службы не устраивает, что телеграм в Европе используется как даркнет-лайт, даркнет в круге первом: для террористических атак, торговли наркотиками, и пр.

На первый взгляд, недовольство спецслужб может показаться разумным. Ну в самом деле, кто же одобряет терроризм?

На самом деле, в нем есть очень серьезная логическая ошибка.

Для начала зададим простой вопрос. Павел Дуров живет в Дубае. И в Дубае нет никаких террористических атак. И эмир Дубая по этому поводу не имеет к Дурову никаких претензий.

Может быть, террористических атак в Дубае нет из-за какого-то особого соглашения Дурова? Может быть, он модерирует чаты, посвященные терроризму именно в Дубае?

Ответ: вовсе нет. Террористических атак в Дубае нет, потому что там эффективно работающие спецслужбы. Они ликвидируют любого, кто соберется устроить теракт, раньше, чем он это сделает. Они делают свое дело, а не регулируют телеграм. Более того, телеграм они, если нужно, используют.

Но если у вас городские пригороды превратились в запретные зоны; если вы не высылаете имамов, проповедующих джихад; если вы боитесь называть теракт — терактом, и после каждой очередной ножевой атаки или сожженного собора вы проповедуете Евангелие мультикультурализма, — вы действительно уверены, что виноват именно Дуров?

Если за терроризм, наркоманию и педофилию ответствен создатель платформы, на которой они процветают, то не ответственно ли за терроризм, наркоманию и педофилию во Франции нынешние администраторы платформы по имени Франция, — то есть ее президент, правительство и силовики?

И если платформу для терроризма создал Дуров, — то почему он не процветает в Дубае? Телеграм там, что ли, выключен?

То же самое касается обвинений в наркотрафике, педофилии, и прочих страшных словах, которые в данном случае используются как средство эмоционального шантажа. Мы сразу представляем себе страшное снафф-видео, и нам должно стать противно защищать человека, который под видом «защиты свободы слова» позволил этому существовать на своей платформе.

Представим себе, однако, копа лет пятьдесят назад, которого спрашивают: а почему ты не накрыл у себя в городке банду педофилов/наркоманов? И он отвечает: «Они договариваются посредством писем, а главный почтмейстер не разрешает перлюстрировать почту. Вон кто виновник — почтмейстер! Я обвиняю его в соучастии и требую дать ему 20 лет!»

Ответом такому копу был бы взрыв хохота.

И если в ходе этой работы прийти к почтмейстеру — или Дурову, с решением суда о том, что надо прочесть вот эту переписку, — не модерировать все, — а вскрыть вот именно эту, то, мы можем быть уверены, Дуров сделает все, что может, — хотя в тех случаях, когда секретный чат защищен двойным сквозным шифрованием, сам Дуров бессилен.

На самом деле все это — и терроризм, и торговля наркотой, и торговля детьми, — есть признак двух очень важных процессов.

Один — это абсолютная деградация работы полиции во многих странах ЕС, в том числе и во Франции. И дело не просто в росте числа преступлений: изнасилования, например, выросли во Франции в 2023 на 10% по сравнению с 2022, убийства на 5%, нападения на 7% и т.д. А дело в том, что во все большем количестве стран Европы преступления не раскрываются, не регистрируются, целые кварталы превращаются в запретные для полиции зоны, а вместо грабежей и изнасилований полиция расследует мыслепреступления и мемы. (Во всем этом, наверное, тоже виноват Дуров).

Другой — это тенденция всей современной бюрократии. Вместо того, чтобы обеспечивать безопасность граждан за счет полицейской работы, она пытается обеспечивать эту безопасность за счет роста регуляций и уменьшения свободы, причем расходы и по тому и по другому возлагает на своих же жертв.

Что надо делать, чтобы бороться с отмыванием денег? Проникнуть в банду. А что делает бюрократия? Вводит банковский комплаенс.

Что надо делать, чтобы покончить с наркотиками? Внедриться в банду. Но там тяжело, грязно, и вообще, если банду взять, то по результатам твоей работы начнутся бунты.

Гораздо проще взять Дурова и принудить его отдать ключи и ввести модерацию. То есть уничтожить правила, по которым и создавался телеграм. При этом мы не дети и понимаем, что и Дуров, и все другие платформы в конкретных случаях со спецслужбами сотрудничают, и это правильно.

От Дурова же, судя по всему, хотят другого. Хотят, чтобы отдал ключи и сам модерировал контент.

И это и есть самое главное.

2-3% процента голосов на конкурентных выборах решают судьбу страны. Марк Цукерберг только что признался, что по требованию ФБР перед выборами 2020 года цензурировал посты про Байдена и Буризму (этого достаточно, чтобы проиграть выборы), Google неоднократно был уличен в манипуляции выдачей. Только после покупки Маском Твиттера мы узнали о громадном объеме цензуры, который осуществлялся Твиттером под видом модерации под нажимом государства, но при этом за свои, Твиттера, деньги.

Раньше государство могло контролировать потоки информации, достигающие сознания граждан, путем иерархических сетей. Радио. Телевидения. Традиционных СМИ. Сейчас эти традиционные СМИ становятся все более ангажированными, и им на смену приходят одноуровневые децентрализованные сети, переполненные фейками, хейтом, и одновременно — свободой. С этими децентрализованными сетями борются под видом борьбы с фейками. Но на самом деле борются не с фейками, а с правом получения информации из распределенных сетей.

Тот же самый американский истеблишмент, который нашел общий язык с Цукербергом, признала gram слишком опасным. Судя по тому, что после краха этого проекта Дуров полетел в Россию, мы можем предполагать, что российское государство воспользовалось ошибкой США. Но я как-то сомневаюсь, что он якобы нарочно прилетел во Францию, чтобы сесть. Переговоры с любой спецслужбой лучше вести на свободе. Аргументов больше.

В лице телеграма Павел Дуров создал самую продвинутую сейчас цифровую среду для группового приватного общения. Ни один другой мессенджер просто рядом близко не стоит по удобству и по функциям, предоставляемым Телеграм.

Именно поэтому его так охотно используют все, кому нужна приватность, скорость и простота. В частности, например, российские войска, которые де-факто через телеграм управляют дронами. Агенты ГРУ за рубежом, которые создают чат типа: «Польша за Путина», а потом бросают в нем клич: «А кто бы тут мог побить Волкова?» (Да-да, тех, кто побил Волкова, наняли и оплатили через телеграм). Торговцы детским порно и наркотиками. Террористы.

Это — неотъемлемое следствие удобного секретного приложения. Телеграм так успешен потому, что он просто суперудобен. ВСУ тоже использует телеграм, хотя реже. Это — широкая часть того явления, которое было заметно еще в начале войны. В цифровую эпоху некоторые сетевые гражданские вещи сделаны так хорошо, что они целиком используются военными, а любая специально военная вещь на эту же тему (скажем, специальный военный мессенджер) будет заведомо хуже, дороже, будет виснуть — и вообще зачем изобретать велосипед?

То же самое и с телеграм-каналами. Если вы разрешаете писать всем, то вы разрешаете писать и людоедам. У вас будут Z-посты, где будут шумно радоваться обстрелам Киева, и у вас будут аналогичные украинские паблики, где будут шумно радоваться обстрелам Белгорода.

Это как католические священники боялись протестантской церкви.

Тогда католические священники тоже выдвигали тезис, что если позволить человеку разговаривать с богом без посредников, то этот бог ему такое наговорит, что этот человек пойдет бегать голым, как адамиты в Чехии, или превратит всех женщин города в своих сексуальных рабынь, как Мессия Иоанн Лейденский в Мюнстере. И, действительно, бог тогда много чего кому наговорил. Но в конце концов как-то устаканилось. И страшно себе представить, где был бы мир без Реформации.

Не случайно арест Дурова был встречен взрывом негодования со стороны правых, и почти полным игнором со стороны левых.

Исключение составляла только та часть российской оппозиции, которая не смогла совладать с собой от радости и тут же заявила,

• что раз Захарова защищает Дурова, значит, он сотрудничает с ФСБ,
• что прилетел он во Францию нарочно, чтобы сесть,
• что французская прокуратура накажет, и крепко накажет, этого негодяя, который позволяет существовать Z-каналам.

Я всегда думала, что оппозиция — это про то, чтобы не целовать сапог товарища майора. Оказывается, во многих случаях — это просто сборище лузеров, которые радостно побежали целовать сапог товарищу майору, если майор — французский.

И даже наперебой обвинять Дурова в том, в чем, заметим, его французский товарищ майор не обвиняет.