Против «Эрарты»

Интерактивный объект Евгения Кондратьева Welcome to Russia — матрешка снаружи, железная дева внутри. Сюрреалистичная скульптура «Старший брат» — яйцо в терновом венце колючей проволоки и направленный на него микроскоп-револьвер, — автор которой Юлий Рыбаков — художник-нонконформист, диссидент и правозащитник (это он и Олег Волков были осуждены за сделанную в 1976 году надпись на стене Петропавловской крепости «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков»). Картина «Кормушка» Анастасии Кузнецовой-Руф, на которой кормушка для птиц имеет форму Спасской башни, и «Крещение Плутона» Алексея Сергеева, рисующая вполне оптимистичные космические перспективы.

Фотографии этих четырех работ Миронов представил на брифинге в качестве своеобразных улик идеологического преступления. Тут всё как на подбор: обесценивание матрешки и Кремля как национальных символов, диверсия против демографической программы и, вероятно, оскорбление чувств верующих и не верующих в инопланетян. Конечно, странно называть национальным символом сувенирную матрешку, придуманную художниками стиля à la russe на рубеже XIX — XX веков по образу и подобию японских и китайских многосоставных игрушек. Да и начинка варианта Кондратьева — «русская душа» — вполне безопасна, так как имеет мягкие резиновые шипы. «Старший брат» Рыбакова — авторское повторение работы 1987 года, которое не рефлексирует над темой рождаемости, а метафорически изображает строжайший надзор тоталитарных государств и транснациональных корпораций даже над теми, кто еще и «вылупиться» не успел. В остальных произведениях действительно можно усмотреть намеки на коррупцию, непотизм и экспансию РПЦ, однако нарушением закона ни создание предметов искусства, затрагивающих проблемные темы, ни подобная их интерпретация пока не являются. Так как единственно верный художественный метод в России не провозглашен, в любом арт-объекте при желании можно усмотреть угрозу и продемонстрировать таким образом бдительность, предупредительность и приверженность президентскому курсу и вкусу (примечательно, что делом Рыбакова в 1976 году занимался молодой лейтенант КГБ Владимир Путин).

Депутаты партии «Новые люди» тем не менее музей поддержали: Ксения Горячева отметила, что судьба «Эрарты» зависит от петербуржцев и гостей города, а необдуманное закрытие по прихоти нескольких человек «может стать трагической страницей» в истории Петербурга; Дмитрий Павлов отправился изучать экспозицию лично, купил музейный абонемент, залез в «матрешку» и призвал всех следовать его примеру, ведь «искусство живет благодаря диалогу, разнообразию мнений и эмоций», а частную инициативу следует поддерживать.

Вице-губернатор Петербурга по культуре и спорту Борис Пиотровский, комментируя ситуацию, признался, что скандальной «матрешки» он не видел, хотя в «Эрарте» точно бывал не раз, но понимает «недоумение по поводу некоторых экспонатов» музея.

Пиотровский подчеркнул, что работать с проблемой нужно «тонко и аккуратно», ведь важно сохранять «ту возможность выражаться, которая у нас сегодня существует». Вместе с тем он призвал ходить в государственные и федеральные музеи, а также в дружественные частные музеи, чьи экспозиции «не вызывают таких вопросов». Впрочем, когда-то дружественной считалась и «Эрарта». В 2021 году, например, российское общество «Знание» провело там просветительский марафон «Искусство ПоЗнания», и неоднозначные экспонаты тогда ни у кого, в том числе у высокопоставленных чиновников по культуре, возмущения не вызывали.

В 2013 году сторонники депутата Виталия Милонова уже нападали на «Эрарту», пытаясь сорвать лекцию директора Эрмитажа Михаила Пиотровского «Музей как зеркало». Главным образом, их провокационные заявления касались эрмитажной выставки братьев Джейка и Диноса Чепменов «Конец веселья», которую и в те времена прокуратура проверяла на экстремизм после многочисленных жалоб. Экстремизм тогда не обнаружили, а Пиотровский что на лекции в «Эрарте», что в комментариях СМИ пояснял: «Мир очень сложный, искусство очень сложное. Эрмитаж показывает самые разные варианты искусства, которые существуют».

С тех пор политический климат изменился, и сам Пиотровский-старший не раз демонстрировал лояльность режиму. Тем не менее, хотя он и не выступил открыто в поддержку «Эрарты», неприятие современного искусства в недавнем интервью объяснил всякого рода нетерпимостью и в принципе неумением и нежеланием видеть искусство как таковое, даже классическое. Пиотровский знает, о чем говорит: за последние годы на Эрмитаж жаловались не только из-за распятого Чепменами Рональда Макдональда и тушек Яна Фабра, но также по причине обилия обнаженных обнимающихся фигур в живописи и скульптуре. Его сын Борис Пиотровский тоже об этом знает, но по долгу службы вынужден делегировать экспертизу произведений искусства контролирующим органам.

В прошлом году «Эрарта» уже подвергалась проверкам. Тогда поводом для составления протокола стала надпись «Жыве Беларусь!» под картиной «Фестиваль» художника Сергея Гриневича. Спустя несколько месяцев Василеостровский районный суд прекратил это дело о «пропаганде либо публичном демонстрировании нацисткой атрибутики или символики» (лозунг «Жыве Беларусь!», сопровождающийся поднятием правой руки, запрещен в Беларуси), но не по причине несостоятельности обвинений, а в связи с истечением срока давности привлечения к административной ответственности. Работа экспонировалась в музее с 2016 года, а надпись под ней была сделана в 2020 году, когда лозунг активно использовался протестующими против фальсификаций на президентских выборах в Беларуси.

В 2023 году в центре скандала оказалась картина Вадима Григорьева-Башуна «Купание красного медведя», представленная на ежегодной выставке «Эрарта Премия». Тогда недовольный посетитель посчитал, что работа 2020 года, на которой изображен медведь, ведомый на цепи человеком, напоминающим Путина, дискредитирует Россию, президента и «СВО». Дело против музея не завели, однако Григорьеву-Башуну, последние пятнадцать лет работающему с темой войны, с тех пор всё чаще приходится сталкиваться с отменами и переносами выставок (первые его отмены, впрочем, случились сразу же после полномасштабного вторжения в Украину, так как руководители ряда музеев посчитали работы из серии «Война всегда война» по нынешним временам слишком провокативными).

«Эрарта» против

Неприятелями «Эрарты» являются не только заискивающие чиновники и ревнители нравственности, но, как ни странно, и поборники хорошего вкуса в лице профессионального художественного сообщества. Музей держится особняком: не выстраивает диалог с государством, не следует институциональному мейнстриму, не пытается угодить экспертам и, несмотря на наличие галерейной функции и пула художников, не стремится быть частью и без того обособленного рынка российского современного искусства. Потенциальные конфликты и резкие высказывания депутатов тоже не комментирует.

«Эрарта» — частная институция со своей логикой: коллекция и выставочный план здесь формируются согласно внутренним субъективным критериям, а взаимодействие с посетителями строится без оглядки на модные форматы вроде арт-медиаций. Привычных льгот для посетителей особых категорий тоже нет — скидки положены только детям и пенсионерам, но не музейным работникам или участникам «СВО». Разовый билет стоит дороже, чем абонемент на весь год, для приобретения которого необходимо заполнить анкету и сфотографироваться, — проход в «Эрарту» осуществляется с применением лицевой биометрии.

Несмотря на то что персональные выставки в «Эрарте» проводят многие известные петербургские художники, а работы из постоянной экспозиции — пусть и не передовое современное искусство — вполне сопоставимы с собранием Музея искусства Санкт-Петербурга XX — XXI веков и поглощенной им коллекцией Музея нонконформистского искусства, профессиональное сообщество едва ли готово признать и тем более полюбить «Эрарту». Музей обвиняют во всеядности, которую, впрочем, можно объяснить маркетинговым ходом: пусть каждый найдет искусство для себя. Здесь показывали выставки Оскара Рабина, Валерия Лукки и Владимира Овчинникова, ретроспективы дагестанских современных художников и уральского постперестроечного авангарда, а еще — редкие модели суперкаров Lamborghini, гламурную фотографию, гиперреалистичные изображения, сгенерированные не иначе как нейросетью, а также салонные вещи, рассчитанные на продажу непритязательной публике.

Помимо такой экспозиционной неровности и нежелания прививать зрителю вкус, галеристы, кураторы и художественные критики не могут простить «Эрарте» отсутствия внятного музейного дизайна, который для показа «настоящего» современного искусства, несомненно, важен. Стереотип, что в музее в ряд повешены китчевые работы в китчевых рамах, возник, кажется, еще в день открытия «Эрарты» — и с тех пор, вероятно, многие эксперты музей не посещали.

Хозяйка музея Марина Варварина — фигура столь же непубличная, сколь неоднозначно ее детище. Вписываться в иерархии современного российского искусства они не стремятся. Вдова бизнесмена Дмитрия Варварина, убитого в 2000 году то ли из-за возглавляемого им концерна «Орими», то ли из-за участия в том же году в губернаторской кампании национал-патриота Юрия Болдырева, — она открыла «Эрарту» спустя десять лет после его гибели. В основу музея легла личная коллекция, поэтому упреки во вкусовщине оправданы.

Варварина, однако, еще на открытии музея подчеркивала, что «сердечный подход не является дилетантским», и принцип этот остается неизменным. «Цели впечатлить узкую группу специалистов у нас не было. Как и десять лет назад, в фокусе “Эрарты” — зритель», — говорила она в одном из последних интервью. Авторов, которые искренне рады выставляться в музее, несмотря на дистанцирование от профессионального художественного сообщества, всё же немало. И дело не только в финансовых возможностях площадки (призовой фонд премии действительно велик), но и в той огромной аудитории, которую музей привлекает, и в гуманистических ценностях, которые ненавязчиво продвигает.

«Эрарта» для всех

На открытой сейчас выставке «Эрарта Премия» экспликации часто апеллируют к цифровым метрикам: сколько работа набрала лайков и комментариев в социальных сетях, скольким людям она «откликнулась». Популярность здесь становится не просто аргументом, но критерием оценки: премия присуждается по результатам зрительского голосования. Однако представленные работы, пусть их уровень и сильно скачет, не так уж просты и поверхностны.

Тексты к выставке не отягощены философскими и культурологическими отсылками, однако объясняют, например, что такое и чем плох менсплейнинг, почему нужно сортировать мусор и что любая война — это смерть и разрушение, а не повод для героического пафоса, нагруженного христианской символикой. Премия, временные выставки и постоянная экспозиция предлагают поразмышлять и над другими сложными по нынешним меркам вопросами. Любить Родину — добродетель, но что делать, если эта любовь не взаимна? Толпа делает человека смелее, но вместе с тем и более жестоким. Свобода существует — но насколько она доступна?

Историю России переписывают вновь и вновь, стирая не только коллективную, но и частную память, — в этих условиях работы современных художников становятся документами, свидетельствами времени.

Вот выставка «В тени Арарата», на которой армянские и турецкие художники вступают в диалог, несмотря на исторический конфликт. Вот лишь один из залов постоянной экспозиции: «Границы империи» Николая Полисского, предрекающие всякой империи неминуемое исчезновение, тут же большой фрагмент из Нобелевской лекции Иосифа Бродского («мир, вероятно, уже спасти не удастся, но отдельного человека можно»), «Тайная вечеря» Андрея Филиппова, критикующая советскую обрядность, и полотно Алексея Базанова, изображающее, как сообщает аудиогид, «важнейший конфликт современности — невозможность коммуникации между человеком из плоти и крови и государственной машиной». Вот девушка, задержавшись у одной из работ, невзначай спрашивает спутника: «Не думала сегодня это обсуждать, но всё же — колись, ты патриот?»

Можно упрекнуть «Эрарту» в популизме, но современное искусство по своей природе демократично и критически заряжено. Немногие культурные институции могут себе позволить говорить на чувствительные темы со зрителем на понятном ему языке — не на птичьем, доступном в закрытой арт-среде, не на эзоповом и не на казенно-военном новоязе. Разобщенность и отсутствие взаимной поддержки внутри художественного сообщества лишь усиливают его уязвимость.

В 2019 году Марина Варварина презентовала свою книгу «Долина красок» (в «Эрарте» этому проекту посвящены несколько недопустимо радужных залов). Основываясь на теории цвета Иоганна Вольфганга фон Гете и психологических методиках вроде теста Люшера, она сочинила геополитическую сказку о Союзе Красных, Соединенных Штатах Оранжевых, Королевстве Синих и других красочных государствах, охранявших свои монохромные границы и не допускавших влияния соседей, ибо «древние предсказания гласили, что стихийное смешение всех красок закончится Коричневым Пришествием и Концом Цвета». Некоторые герои тем не менее нарушают табу и открывают для себя совсем не страшный яркий и разнообразный мир — именно это знание оказывается самым эффективным против коричневой угрозы.