Город Дайлекх, Западный Непал

Осенним утром 2023 года молодой непалец Биста Пракаш, скрестив ноги, сидел возле домашнего алтаря. Его родители рядом завершали приготовления к пудже (одному из главных обрядов поклонения и почитания в индуизме). Перед изображением индуистского бога Шивы и статуэткой Ганеша — бога с телом мужчины и головой слона — на алтаре лежали подношения: манго, бананы и несколько сотенных купюр рупий. На шее бога Ганеша было оранжевое ожерелье: мать Бисты накануне сплела его из живых цветков бархатцев. Струйки дыма от благовонных палочек стремились ввысь, наполняя пространство сладковатым ароматом мирры. Биста обводил комнату ошалевшим взглядом. У него путались мысли. Шумело в ушах. Он всё еще не мог поверить, что ему удалось сбежать из России.

В то утро Шива и Ганеш получили довольно непривычные просьбы от семьи Пракаш. Она просила богов очистить карму Бисты от совершенных им убийств — совсем недавно 25-летний непалец убивал украинцев, воюя на стороне России, — и помочь ему поскорее обо всём забыть.

Завершив обряд, он поднялся на ноги в полной уверенности, что теперь его карма чиста. Говоря по правде, совесть Бисту не мучила. А вот физические страдания от полученных на войне ранений, ночные кошмары и страх, что русские командиры достанут даже в Непале и вернут на передовую, продолжали терзать его вплоть до того дня, когда мы встретились.

***

В мае 2024 года Биста встречает меня на автобусной остановке и долго ведет дворами к себе домой — в съемную комнату на окраине Катманду. Он в черных трениках и голубой олимпийке. Сильно хромает на правую ногу и тихо, едва разжимая губы, разговаривает.

Полдень, жара. Мы проходим мимо фруктовых лавок, в которых банановые связки висят, как гирлянды. Рядом мужчины и женщины, согнувшись, тянут на своих спинах огромные мешки. По кочкам медленно проезжает велосипедист. К его рулю головами вниз привязаны живые куры. Некоторые из них иногда открывают глаза и в знак протеста тихо кудахчут, насколько хватает сил.

Жилище Бисты находится на цокольном этаже серого бетонного дома. Это крошечная комната, освещенная тусклым светом. Старая кровать, стол, стул и двухконфорочная электрическая плита. Стены выкрашены в розовый, но сильно испачканы. Из окна вид на основание высокого забора. Душ — один на три этажа. Общий туалет — точь-в-точь как на захолустных заправках — находится прямо напротив комнаты Бисты.

Она обходится молодому человеку в 37 долларов в месяц. Теперь Пракаш вынужден жить здесь, чтобы каждую неделю ходить в больницу и лечить раны, полученные на чужой войне. Несмотря на обещанное Россией вознаграждение, у Бисты нет даже этих денег. Оплачивать жилье ему помогает брат.

Описывая в этом репортаже тяжелейшие условия жизни Бисты и других непальцев, я, естественно, не стремлюсь оправдать их решение отправиться на чужую войну и убивать там невинных людей.

Часть 1. Мужчины

Поиск

Биста Пракаш вырос в бедной семье в маленьком городе Дайлекх. Его мать занимается домашним хозяйством. А отец провел молодость в бесконечных поисках работы в своем городе, соглашаясь на всё, что удавалось отыскать.

Часто у него не получалось отыскать ничего. Непал — одна из самых бедных стран в Южной Азии. Он зажат между Индией и Китаем и не имеет собственного выхода к морю. В Непале живет более 31 миллиона человек, численность населения постоянно растет, а вместе с ней — и уровень безработицы.

Всю жизнь Пракаш-старший нес единоличную ответственность за обеспечение своей семьи из семерых человек. Часто вместе с сотнями тысяч земляков он был вынужден уезжать на заработки в соседнюю Индию. Там непальцы работают в полях, гостиницах и на стройках, некоторые устраиваются дальнобойщиками или охранниками. Пракаш собирал яблоки в горных районах Индии.

Непальцы отправляются туда в середине лета, а в октябре возвращаются на родину, чтобы отметить с семьей главный национальный праздник — Дашайн. Он знаменует торжество богов и богинь над демонами. Затем непальцы снова уезжают в Индию, а в апреле, когда приходит пора засевать поля, возвращаются домой.

До поездки в Россию в 2023 году Биста бывал за границей лишь однажды. В 16 лет он ездил в Индию, чтобы помочь отцу заработать денег. Пракаш работал в отеле и с энтузиазмом брался за любые поручения: таскал чемоданы туристов в их номера, начищал им ботинки и помогал поварам на кухне. За восемь месяцев работы ему заплатили 45 тысяч рупий — по нынешнему курсу это примерно 30 тысяч рублей. Посмотреть саму Индию подростку не удалось: на это у него не было ни времени, ни денег.

После одиннадцатого класса Биста поступил в колледж. Хотел стать школьным учителем. Иногда после учебы он выходил поиграть с друзьями в бадминтон или волейбол. А в основном просиживал днями у двоюродного брата в его книжной лавке, помогая ему да и просто коротая там время. Заняться в их городе всё равно больше было нечем.

В июне 2021 года в их магазин зашла молодая девушка — Биста влюбился в нее сразу же. Он улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ. Вскоре они поженились. Бисте было 22 года, а его невесте — 19.

Она училась в колледже в соседнем городе Суркхет, поэтому молодожены виделись только несколько раз в месяц. Весенним утром 2023 года молочник, как обычно, принес ей бутылку молока и постучал в дверь ее съемной комнаты. Никто не открыл. Он забеспокоился и позвал хозяина жилья. Тот отворил дверь своим ключом — мертвая студентка висела на потолочном вентиляторе. Биста так и не понял, почему жена так поступила.

— Мое сердце было разорвано в клочья, — вспоминает Пракаш. Его речь всё такая же тихая и суетливая. — Несколько месяцев после этого я почти не ел, ревел целыми днями, не в силах подняться с постели.

Лотерея

Тогда один из двоюродных братьев Бисты предложил ему «сменить обстановку» — поехать учиться на IT-специалиста в Россию. Сам он семью годами ранее так и поступил. Получил образование в Москве и устроился работать в Яндекс.

Пракаш взял у местного ростовщика заём под большие проценты и заплатил «агенту» миллион непальских рупий (640 тысяч рублей) за помощь в получении гостевой визы в Россию, уплату необходимых пошлин и покупку билетов.

Без помощи «агента» Бисте было бы сложно добраться до России. Чтобы выехать из страны на учебу или работу, гражданин Непала должен получить соответствующее разрешение. Процесс это долгий и непростой. Поэтому «агенты» отправляют непальцев сначала по туристической визе в ОАЭ, а уже оттуда — в Москву.

— Возможно, желающие уехать в Россию могли бы проворачивать эту схему и самостоятельно, — говорит Абхаш Будхатхоки, репортер непальского издания OnlineKhabar. — Но большинство из них — это люди из горных деревень. Они плохо образованны, многие никогда не выезжали даже за пределы своих районов. Они понятия не имеют, как делать визы, покупать авиабилеты и тем более дурить непальское правительство.

Прилетев в Россию в июне 2023 года, Биста арендовал однокомнатную квартиру вместе с еще семерыми непальцами, с которыми накануне познакомился в вотсап-группах. Перед поступлением на интересующий его факультет он обязан был год учить в РГСУ русский язык. Пракаш планировал устроиться на работу, чтобы отдавать долги и оплачивать жилье и учебу в Москве. Но, уже оказавшись там, выяснил, что его виза не дает права на работу в России.

Он нелегально устроился сканировать товары на склад одного известного маркетплейса. После первого месяца работы, по словам Бисты, ему отказались выплатить зарплату. Примерно в те же дни рано утром в квартиру непальцев нагрянули полицейские и арестовали жильцов за то, что у них не было московской регистрации.

— Мы были ужасно напуганы, — рассказывает Биста. — Полицейские общались с нами как со скотом.

После того как непальцы провели ночь в ИВС, полицейский потребовал от каждого из них взятку по пять тысяч рублей. Они заплатили. Тогда же Бисте начал звонить ростовщик, требуя отдавать долг. У него нарастала паника.

В августе Пракаш заметил в вагоне метро объявление: добровольцев приглашают в российскую армию. Он сфотографировал его и на следующий же день пришел в призывной пункт на улице Яблочкова. Там ему показали контракт на русском языке. Через гугл-переводчик Биста перевел его на непальский и стал вчитываться. Впрочем, после того как он увидел сумму, которую ему будут платить, — от 70 до 200 тысяч рублей в месяц, детали его уже мало волновали.

В Непале нет обязательной службы в армии. Оружия в руках Биста никогда не держал. Но это ни на секунду не смутило его.

— Ты чувствовал, что вот так, с ходу, готов пойти и за деньги убивать людей?

— Я не думал об этом с моральной точки зрения. Для меня это была просто работа, за которую обещали хорошо заплатить. А я действительно нуждался в этих деньгах: у меня был долг — миллион рупий.

— Но ты же не мог не понимать, что эта работа предполагает убийство.

— У меня не было именно желания убивать людей. Но когда идешь на войну, у тебя есть только две опции: либо ты убьешь, либо — тебя.

— Еще есть третья опция — не идти на войну.

— Да. Но я оказался в ловушке. Заплатив столько денег за документы и билет в Россию, я должен был хотя бы их отбить. А лучше — заработать что-то сверху. Я должен быть ответственным: я старший сын в своей семье, мои братья еще юные, а отец и мать нуждаются в помощи.

— Что ты знал о военном конфликте, в котором собирался участвовать?

— Я думал, что обе страны не правы. Да, Россия напала первой, но Украина тоже убивает людей. К тому же она приняла решение сражаться не самостоятельно, а по указке США.

— Откуда ты об этом узнал?

— Из мировых СМИ, из тиктока.

В призывном пункте Бисте пообещали, что примерно полгода будут его обучать в тренировочном лагере и только после этого отправят на фронт. Врач поинтересовался, нет ли у него хронических и венерических заболеваний. А затем ему выдали тест на базовое знание английского языка.

— При его прохождении я смухлевал: воспользовался телефоном, — признается Пракаш.

В то время он еще не догадывался, что там, куда он попал, «мухлевать» будет вовсе не он один.

Motherfuckers

Первые три недели после подписания контракта Биста провел в тренировочном лагере.

— Не знаю, зачем они спрашивали у меня знание английского, — как оказалось, сами военные на этом языке не говорят, — убедился Биста. — За исключением слова motherfuckers, которым командиры часто обзывали меня и других иностранцев там. Они всегда говорили с нами исключительно на русском языке и настаивали, чтобы мы тоже отвечали им по-русски.

За всё время Пракаш выучил слова «чуть-чуть», «лево», «право», «простите», «спасибо», «как дела?», «всё хорошо», «нормально».

— Мы не понимали их, — продолжает Биста. — Когда мы делали не то, о чем просили командиры, они начинали материть нас.

Значение этих слов Пракаш узнал от своего приятеля-непальца, который служил с ним в армии и знал русский язык, поскольку восемь лет прожил в России.

В Непале любимым блюдом Бисты был дал-бат — рис с чечевичным пюре, щедро приправленный острыми специями. В тренировочном лагере часто давали говядину, Пракаш отказывался: «Корова — священное животное, религия не позволяет мне ее есть». Да и остальная «русская еда, несоленая и не острая», показалась ему настолько несъедобной, что зачастую он держался только на чае с хлебом или печеньем.

Несмотря на эти неурядицы, Биста всё еще ощущал себя на пороге новой прекрасной жизни. Как будто из сотен тысяч дверей он чудом открыл ту самую, правильную, за которой лежат мешки с золотом.

В этих видео он с довольным выражением лица лежал около танка с соломинкой во рту, сидел в лесу, обнявшись с непальскими сослуживцами, и прочее. И за такую работу не бей лежачего — хоть и с пинками и подзатыльниками за кадром — ему будут платить почти две тысячи долларов в месяц! Поверх видео он накладывал благостную непальскую народную музыку.

После трех недель в тренировочном лагере Бисту внезапно — внезапно для него — отправили на передовую в Харьковскую область. Он признается, что, когда ехал туда, «даже близко не представлял, насколько там окажется страшно».

— Нескончаемая война. Бомбы, падающие повсюду. Взрывы. Ничего не слышно. Страшно. Рядом со свистом проносились пули, — вспоминает Пракаш. — Вокруг летали дроны и беспилотники. Я был уверен, что не выживу и уже никогда не вернусь в Непал. Я умолял русских командиров отпустить меня домой, но они только злились в ответ.

Находясь там, Биста почти не ел и не спал по четыре-пять дней.

— Еды нам зачастую просто не доставалось. А что касается сна, если уснешь — будешь спать вечно, — уяснил Пракаш. — Они отправляли нас на линию фронта по ночам. Кто выжил к утру, тот продолжает, кто погиб — свободен. Многие непальцы, с которыми я был там, погибли. Остальные получили страшные ранения.

— Ты знаешь, скольких человек ты сам убил?

— Может быть, десять, а может — 50, — спокойно отвечает Биста. — Я стрелял в них из гранатомета по ночам, к тому же на дальнее расстояние. Поэтому не мог видеть, скольких точно убил.

Сентябрьской ночью 2023 года (Биста не помнит точную дату) его самого ранили. Пули и осколки шрапнели попали в стопу, голень и плечо.

— В ту секунду мне показалось, что у меня больше нет ног и что я оглох: вокруг резко наступила абсолютная тишина. Я подумал, что умер, — вспоминает он.

После ранения Пракаш пролежал без медицинской помощи еще две ночи, а потом его увезли на вертолете в российский госпиталь. Название города, куда его доставили, Биста не запомнил. В справке из больницы, которую он мне протягивает, по-русски написано, что это был Белгород. Там хирурги достали из его ног пули, а осколки шрапнели, угодившие очень глубоко, решили не трогать.

***

Видео, которые Пракаш выкладывал в тикток из тренировочного лагеря, подействовали на его земляков как самая настоящая реклама. Всё время, что он был без связи на передовой, они писали ему в мессенджеры. С надеждой расспрашивали, действительно ли условия в российской армии так хороши. Наконец добравшись до телефона, Биста немедленно начал звонить им по видеосвязи. Он показывал свои раны, плохие условия в госпитале и прямо при врачах и российских военных по-непальски отговаривал от вступления в российскую армию.

«Приезд сюда — это худшее решение, которое вы можете принять, — говорил Пракаш своим землякам. — Мало кто из непальцев возвращается с передовой живым. В том числе из-за того, что не понимают русский язык, команды начальников, что происходит и что им делать».

Побег из госпиталя

В двадцатых числах ноября к Бисте подошел врач и сообщил: «Раз ты снова можешь наступать на ногу, скоро снова отправим тебя на фронт».

— Я ужасно испугался. Я думал, что умру, если они отправят меня туда во второй раз! — вспоминает Пракаш.

Сам он всё это время был уверен, что самое страшное позади: он вылечится, а затем уволится из армии по состоянию здоровья и получит внушительную выплату за ранение.

Через два дня, рано утром, Биста наспех надел спортивные штаны и футболку и, стараясь держаться максимально непринужденно, проскользнул на улицу. Покинул территорию госпиталя и шел, не оборачиваясь, около получаса.

Документы Бисты остались у его командира, поэтому, добравшись до Москвы, он сразу пошел в непальское посольство. Там ему буквально за несколько дней выдали новый паспорт. И тем не менее ему пришлось вновь обратиться за помощью «посредника» из Дайлекха (тот взял за свои услуги 670 тысяч рупий — 430 тысяч рублей).

Сначала непальцы не могут приехать в Россию, не нарушив закон своей страны, а потом не могут вернуться домой, не нарушив закон России. Виза, с которой они приезжают в Россию, гостевая. По ней непальцы могут легально находиться в стране максимум 90 дней. Они заключают контракт с российской армией на год, хотя уже в ближайшие месяцы их пребывание в стране становится незаконным, поскольку истекает срок действия визы. «Агенты» предоставляют им нужные документы и авиабилет в Индию — страну, граничащую с Непалом. И уже оттуда непальцы безопасно возвращаются в Катманду.

— Агентурная сеть крайне обширна, — говорит репортер Абхаш Будхатокхи. — Я даже знаю случаи, когда вербовщики были на связи с российскими военными и те помогали непальцам сбежать из лагеря российской армии.

Осколки

После возвращения с войны Биста был вынужден снять убогую комнату на окраине Катманду, чтобы иметь возможность лечиться в местном госпитале. Врачи будут около года наблюдать за тем, как «ведут себя» осколки шрапнели в его теле. Потенциально они могут спровоцировать онкологические заболевания. Если врачи заметят негативное воздействие металлов на организм Бисты, им придется проводить серьезную операцию.

За четыре месяца службы в российской армии, почти два месяца из которых он провел в госпитале, Бисте заплатили около полумиллиона рублей. Все их он отдал за возвращение домой. Находясь в российском госпитале, Пракаш заполнил форму для получения компенсации за ранение, но не получил от России «ни пенни». Выплачивать долг Биста даже не начинал.

— В Непале невозможо заработать столько денег, поэтому мне снова придется ехать за границу, чтобы расплатиться с кредиторами. Но я подумаю об этом через полгода (когда завершит лечение. — Прим. авт.).

Почти каждую ночь Бисте снятся кошмары.

— Снится, что меня вернули на фронт. Взрывы, оторванные конечности. Снятся друзья, которые на моих глазах погибли. И я просыпаюсь в ужасе и холодном поту, — признается он. — Я поехал в Россию, чтобы справиться со стрессом от того, что моя жена покончила с собой. Но на ту травму наложилась еще одна, и теперь моя жизнь невыносима.

Бывают дни, когда Биста проводит целые сутки, не выходя из своей комнаты.

— Я листаю тикток в кровати, потом смотрю в стену, сплю, снова смотрю какие-нибудь видео, лежу в тишине. Так проходят мои дни, — говорит он.

Гуркхи. Воинственная раса

— Ситуация, когда человек идет сражаться в чужой войне, может показаться абсурдной и непонятной, — говорит непальский издатель и основатель общественно-политического журнала Himal Southasian Канак Мани Дикшит. — Но вот уже двести лет, как для Непала это стало обычным явлением.

Это началось в 1814 году, когда Британская Ост-Индская компания и Непал схлестнулись на поле боя. Несмотря на то что в этой войне победили англичане, они были поражены тем, какими отчаянными и сильными воинами оказались непальцы. Низкорослые крепкие горцы бесстрашно убивали противников своими ножами — «кукри». В 1815 году англичане заключили договор, согласно которому Непал уступил Ост-Индской компании некоторые территории, допустил в Катманду английского резидента и, главное, позволил англичанам вербовать своих воинов в их армию.

С тех пор как англичане получили право вербовать непальских «гуркхов», те воевали в обеих мировых войнах, подавляли восстания в Индии, Китае и Малайзии, служили в Ираке, Афганистане, Сьерра-Леоне и много где еще. В Первой и Второй мировых войнах погибли более 45 тысяч непальцев. Целые деревни в горах были лишены молодых мужчин в течение последнего столетия. «Гуркхами» и «воинственной расой» непальских воинов прозвали сами англичане.

В 1947 году Непал, Индия и Великобритания подписали трехстороннее соглашение, позволяющее непальцам служить в вооруженных силах этих стран. Но с 2023 года они лишились возможности вступать в индийскую армию: индийское правительство объявило о новой схеме найма гуркхов — Непал ее не одобрил. В результате около 1400 молодых непальцев остались без перспектив — столько человек в среднем Индия ежегодно набирала в свои гуркхские полки.

По сей день непальцы официально могут служить в армии Великобритании. Ежегодно она набирает в подразделения, сформированные из этнических непальцев, — «Гуркхскую бригаду» — 200 человек (хотя конкурс туда огромный: заявки подают около 25 тысяч желающих). Они подписывают контракт минимум на пять лет, а по завершении службы Великобритания выплачивает гуркхам пенсию и предоставляет им и их семьям гражданство.

— Думаю, мало что может быть более нелепым для страны, которая гордится тем, что никогда не была колонизирована, чем то, что ее граждане сражаются в иностранных армиях, — говорит Дикшит.

Тем более что условия, предлагаемые Россией, были уж очень похожими на те, к которым они привыкли. К примеру, в мае 2023 года Путин подписал указ, упрощающий процедуру получения гражданства для иностранных граждан, которые служат в российской армии во время войны на Украине, и их семей.

— Это наша вина как журналистов, что мы недостаточно писали о том, как опасно ехать в Россию, — добавляет издатель. — Только недавно у нас стали появляться материалы об этом, а поначалу наши братья и подумать не могли, что там может быть какой-то подвох.

Мечты Санджока Ачарьи

28-летний Санджок Ачарья с раннего детства мечтал стать военным. Выбор этого пути казался мальчику очевидным: все мужчины в его семье служили в непальской армии и полиции или были гуркхами в индийской армии.

Ачарья рос на северо-западе Непала, в деревне района Горкха. Его дом стоял на горном склоне, оттуда открывался вид на бесчисленные горные хребты и рисовые поля. Школьником Санджок вместе с мальчишками часто ходил плавать на реку. Каждый день занимался спортом, играл в футбол и тренировал выносливость. Всё это чтобы попасть в непальскую армию.

После школы он заполучил эту работу — там ему платили 180 долларов в месяц. За крышу над головой и еду ему в армии платить не приходилось, поэтому часть денег он даже отправлял родителям.

В 20 лет Санджок познакомился со своей будущей женой Сабиной. Девушке было 15 лет, она еще училась в школе. Они встречались шесть лет, а в июне 2021 года родители созвали около двух сотен друзей и родственников и устроили им пышную свадьбу в традиционном стиле.

Стало очевидно, что на содержание семьи зарплаты Санджока не хватит. Тогда он уехал в Дубай и устроился работать в полицию. Там его жалование составляло уже тысячу долларов в месяц, но при этом он по полгода жил вдали от дома и не видел свою жену.

В июне 2023 года Сабина родила дочь Шрайю. Санджока рядом не было. Она позвонила ему по видеосвязи из роддома и показала малышку.

— рассказывает мне Сабина.

Вживую Ачарья так дочь и не увидел. Спустя месяц после ее рождения он втайне от семьи улетел в Москву и вступил в российскую армию. 26 июля Санджок позвонил по видеосвязи своему дяде Санубабу Пантха и, стоя в военной форме, сообщил радостную новость: «Я в российской армии!»

— Вербовщик, который соблазнил Санджока на эту работу, пообещал, что от него не потребуется воевать, что всё будет безопасно и он сможет расторгнуть контракт в любой момент, — рассказывает мне Санубабу (мы встречаемся в кофейне Катманду).

Его племянник планировал пробыть в российской армии максимум год.

«Только представь: я заработаю целую кучу денег, и мне больше не нужно будет постоянно покидать тебя, — говорил Санджок по телефону своей жене. — Нам дадут российское гражданство, будем жить в Европе, оба получим здесь хорошее образование и навсегда забудем про бедность».

Страдающая душа

В тренировочном лагере Ачарья пробыл всего десять дней.

— Затем его перевезли на фронт в зеленую зону, — говорит его дядя (куда именно, он не знает).

Из того, что Санджок рассказывал, Санубабу сделал вывод, что «нормальной подготовки в тренировочном лагере не было».

Через два месяца, 3 октября 2023 года, Санджок прислал жене голосовое сообщение: «Меня везут на передовую. Говорят, мы месяц будем без связи. Как только всё закончится, я тебе позвоню. Береги себя и нашу малышку». Больше на связь Санджок не вышел.

23-летняя Сабина, как полагается в Непале, живет в доме родителей своего мужа. Ее свекр сейчас — единственный кормилец в семье. Он офицер полиции в отставке, семья живет на его пенсию. Этого крайне мало. Их спасают урожай овощей и зерновых, которые они выращивают.

— Моя жизнь кончилась, толком даже не успев начаться, — плачет Сабина.

Уже почти девять месяцев девушка почти ничего не ест. Всё свободное время, когда она не ухаживает за дочерью и домом, Сабина проводит у домашнего алтаря, прося богов вернуть мужа домой — живым.

— Санджок — не кровожадный человек, — уверяет Пантха. — Он был жизнерадостным, любил веселиться и проводить время с друзьями. К российской армии он присоединился только потому, что хотел лучшего будущего для своей семьи и поверил обещаниям вербовщика о том, что ему не придется сражаться на фронте.

Самому Пантха сейчас 41 год. Всю жизнь он прослужил в непальской армии и только пять лет назад вышел в отставку, дослужившись до уорент-офицера первого класса (группа званий в вооруженных силах ряда стран Содружества наций; приблизительно соответствует званию прапорщика. — Прим. авт.).

Семья Ачарья предоставила в непальский МИД все необходимые документы, подтверждающие, что Санджок вступил в российскую армию, с просьбой вызволить его оттуда. В ведомстве родственникам ответили, что «не располагают информацией».

— Мы уже десять месяцев в стрессе, потому что не знаем, жив он или мертв. Бесконечно обсуждаем это дома. Мы не можем так жить вечно, — говорит Пантха. — Если Санджок мертв, русские обязаны прислать нам его тело. Он индус — мы должны кремировать его, а иначе душа Санджока будет вечно страдать. Мы как семья обязаны помочь ему этого избежать. Даже если не будет тела, мы всё равно проведем прощальный обряд, чтобы хотя бы самим морально справиться с его потерей. Но нам нужна информация о Санджоке. Сколько еще они [российские чиновники] будут нас мучить?

Соблазнительное предложение Мохона Оли

Летом 2023 года 35-летний Мохон Оли из Ролпы (Западный Непал) ходил по своему родному городу и прислушивался к разговорам соседей.

Преимущественно он ошивался возле языковых центров — их много в Непале. Вся страна увешана рекламными баннерами. Надписи на них соблазняют непальцев уезжать из страны: учить иностранные языки и находить работу в Южной Корее, Японии, Австралии и Канаде. С некоторыми государствами у Непала даже есть договоренности о трудоустройстве его граждан и более-менее достойной оплате их труда. В 2023 году более полутора миллиона человек покинули Непал в поисках работы и образования.

Многие непальцы вынуждены заниматься неквалифицированным трудом. Они устраиваются горничными, секс-работниками, нянями, поварами и строителями. Для этого они уезжают в страны Персидского залива, Румынию, Малайзию и другие.

Оли и сам в свое время не нашел работу в Непале и уехал по студенческой визе в Россию. Получил там высшее образование. Потом женился на российской сотруднице полиции и остался жить в столице. В 2023 году он вернулся в свой родной город, чтобы обманным путем заманивать в российскую армию своих же земляков.

Новый Оли, то есть поживший в Москве, стал даже внешне отличаться от своих прежних соседей: сытый, накачанный, татуированный, с модной стрижкой. Теперь он производил на них впечатление человека, который сумел добиться определенного успеха. А значит, и их тоже может к этому успеху привести.

Непальцы с завистью говорили о тех, кто уже уехал туда и вступил в ряды российской армии. Обменивались информацией, которую получали от своих знакомых, уже находящихся в тренировочных лагерях. Сидя у себя в деревнях, они постоянно листали в тиктоке десятки однотипных видео, на которых их земляки хвастались тем, что попали в российские вооруженные силы.

— Мы смотрели эти видео и понимали, что мы тоже хотим туда, — рассказывает мне 27-летний Кхагендра Кхатри из Ролпы. — Казалось, что служба там будет такой же безопасной, как в непальской армии, только зарплата в десять раз выше, ты в красивой форме, бегаешь с современным оружием, ты в благополучной стране, у тебя впереди обеспеченное будущее.

На передовой, куда их бросали почти сразу, вести съемку и уж тем более публиковать ролики о том, что там на самом деле творится, запрещено.

Кхагендра Кхатри — невысокий худой парень. Он окончил сельскохозяйственный колледж, но не смог найти нормально оплачиваемую работу в своей стране. Летом 2023 года он ходил на курсы корейского языка в местный институт, мечтая уехать в Южную Корею. Там он хотел найти работу по своей специальности — «сельскохозяйственное машиностроение». Согласно договоренностям, которые есть между Непалом и Южной Кореей, там за работу Кхатри должны были платить 250 тысяч рупий в месяц (160 тысяч рублей). Для этого он предварительно должен был выучить корейский язык до уровня А2, а затем встать в очередь на трудовой бирже Кореи и дождаться приглашения на работу.

Однажды вечером вербовщик Махон Оли написал Кхатри в фейсбуке и предложил встретиться.

— Зачем тебе ждать так долго, пока тебе начнут платить в Корее? Поезжай в Россию и начинай зарабатывать по две тысячи долларов уже завтра. Нет, это не опасно. Тебя хорошо подготовят к отправке на фронт, и только потом пошлют туда, — пересказывает Кхатри слова вербовщика.

До этого молодой человек держал в руках разве что грабли и лопату, помогая отцу в полях, но решил, что справится и с оружием, раз в России его действительно всему научат. Он планировал пробыть в армии два-три года, заработать денег, получить российский паспорт, остаться там и «дальше устроиться на любую работу вне армии».

Мать Кхатри умерла, когда ему был год. Мальчик жил вдвоем с отцом. Они выращивали кукурузу и овощи и жили крайне бедно. В августе 2023 года Кхатри пришел к отцу и сказал о своем намерении устроиться в российскую армию. Тот ответил: «Если это опасно, не езжай туда». «Хорошо», — искренне согласился сын, одолжил у ростовщика семь тысяч долларов и отдал их вербовщику.

По словам Кхатри, на борту самолета, на котором он через Дубай прилетел в Москву, было еще около 50 непальцев. Все они ехали, чтобы так же, как и он, заключить контракт с российской армией. Во Внуково их встретил некий «агент», которого прислал Оли. Он сопроводил непальцев в тренировочный центр для новобранцев.

В первые дни Кхатри был на эмоциональном подъеме. Так же, по его словам, чувствовали себя и его приятели. Не успела первая неделя подойти к концу, как сослуживцы добавили Кхатри в вотсап-группу, в которой наемники обменивались информацией. То, что он там увидел, потрясло его.

— На этих видео куча русских и непальцев лежали мертвыми на поле боя. Кто-то без ног, кто-то без рук, посиневшие. Мне стало очень страшно, — рассказывает Кхатри. В те же дни «командир» сообщил, что через две недели его тоже отправят на фронт.

— говорит непалец.

Один из «русских командиров», по словам Кхатри, относился к нему благосклонно. Вечером после ужина непалец подошел к нему и протянул телефон с заранее переведенным на русский язык сообщением: «Помоги мне и моему другу [тоже непальцу] сбежать. Я заплачу тебе 70 тысяч рублей».

«Русский командир» согласился. Он подвел его к окну и указал на сторожку, которая находилась на территории тренировочного центра. Указывая на циферблат на своих часах, тот велел ему вечером с вещами прийти туда и ждать, а ровно в полночь быстро уходить через «задние ворота». Кхатри и его друг так и поступили.

Кхатри не помнит названия местности, где именно находился тренировочный лагерь, но рассказывает, что, выйдя с его территории, они «с колотящимся сердцем, бесконечно озираясь и вздрагивая от каждого хруста ветки», шли по лесу семь часов. Окончательно выбившись из сил, приятели вышли на дорогу. Остановилась легковая машина. За рулем был седовласый пожилой мужчина. С помощью гугл-переводчика дезертиры сообщили ему, что они туристы из Непала, занимались хайкингом в здешних лесах и заблудились, а их рейс из Москвы в Непал уже скоро, и им очень нужно в столицу. Водитель, по словам Кхатри, очень обрадовался им. Оказалось, он и сам бывал в Непале как турист и очень полюбил эту страну и ее жителей. Он согласился отвезти их в Москву и не взял за эту поездку ни копейки. Дорога до столицы заняла 14 часов. Оказавшись там, непальцы связались со своими родственниками, упросили их добыть денег и купить им билеты домой.

По возвращении на родину Кхатри был крайне зол на Мохана Оли. Он сразу же пошел в полицию, написал заявление и попросил, чтобы ему помогли вернуть деньги, которые он заплатил вербовщику. В полиции ответили, что деньги ему вернуть не помогут, потому что он платил наличными. Что же касается самого Оли, то на него уже пожаловались в полицию, но он каким-то образом прознал об этом и сбежал в Индию.

Сейчас Кхатри снимает комнату в Катманду и работает охранником в ночном клубе. Там он получает 15 тысяч рупий (9700 рублей). Кхатри вернулся к своему прежнему плану: продолжает ходить на курсы корейского и мечтает найти работу фермером в Южной Корее.

— сокрушается он.

Часть 2. Жены

Рози

Во многих непальских семьях, особенно в тех, что живут в небольших городах и селах, девушек выдают замуж рано. Так что зачастую они даже не успевают поступить в колледж и получить специальность. Впрочем, со специальностью или без, работы для них в регионе всё равно почти нет. После вступления в брак они перебираются к родителям мужа и с тех пор всю жизнь занимаются домом, ухаживают за свекрами и детьми. Единственный человек, который приносит в дом деньги — 100–200 долларов в месяц, муж.

И тем не менее, вступив в российскую армию, непальцы превратили тяжелую жизнь своих родных в невыносимую.

Теми самыми, что их мужья взяли, чтобы отправиться в Россию. Для того чтобы оплатить услуги «агентов» за отправку в Москву, многие непальцы продали свои земли и золотые украшения жен и матерей. Вырученных средств, конечно, оказывалось недостаточно, поэтому они также занимали деньги у друзей и родных, а еще у ростовщиков и в кредитных кооперативах под очень высокий процент.

Зимой и весной 2024 года, не сговариваясь, эти женщины заняли крупные суммы у своих соседей и приехали в Катманду. Кто-то — для того чтобы заставить чиновников вызволить мужа с фронта. Другие — чтобы добиться официального подтверждения, что муж действительно погиб, и получить обещанную Россией компенсацию.

Одна из этих женщин — 22-летняя Рози Пун. Мы встречаемся с Рози 24 мая. Ровно в три часа дня она вместе с другими шестью соратницами садится на ступеньки у входа в здание Министерства иностранных дел Непала. Держа на руках своих детей, женщины надрывно нараспев скандируют:

— Помогите вызволить наших мужей из России! Эвакуируйте оттуда раненых граждан Непала! Обеспечьте им лечение! Доставьте тела погибших на родину! Выплатите их семьям компенсацию! Увольте никчемного министра иностранных дел!

Не проходит и минуты, как их окружает полиция и выволакивает за ворота. Женщин выводят под руки зачем-то сразу по двое полицейских (кстати, тоже в основном женщины). Рози — девушка примерно 157 сантиметров ростом.

За воротами женщины еще пару раз выкрикивают свои требования. Затем несколько минут стоят в растерянности и смотрят на здание ведомства, из которого к ним никто не выходит. Женщины выглядят очень измученными и уставшими. Они снова сделали всё, что было в их силах, — и это снова им не помогло. Они усаживаются на землю напротив МИДа и принимаются ждать чуда. Так теперь выглядит почти каждый их день.

***

Рози Пун родилась в одном из маленьких предгорных сел в районе Мьягди на западе Непала. В детстве ей казалось, что за горными хребтами, которые окружают ее село, нет жизни. Что весь мир — это ее деревня и пара соседних сел вокруг. Родители Рози торговали в их маленькой продуктовой лавке. Многие соседи не умели читать и писать. Они занимались выращиванием зерновых, кур и буйволиц. Рози хорошо училась в школе и сама мечтала стать учительницей. Но в 16 лет родители выдали ее замуж за молодого мужчину из соседней деревни.

22-летний Бхуван Пун работал учителем начальных классов. Взяв на себя все возможные дополнительные нагрузки, он добился оклада в 24 тысячи рупий (около 16 тысяч рублей). По словам Рози, они с мужем полюбили друг друга, жили мирно и счастливо.

Через год она родила первенца. А в октябре 2022 года у них родился второй сын. Вскоре оказалось, что у него «сердечная болезнь». Рози почти год возила его по врачам и истратила на лечение 150 тысяч рупий (около 100 тысяч рублей). Эти деньги они с мужем взяли взаймы у соседей.

В августе 2023 года Бхуван сказал семье, что нашел отличную работу в Румынии, но на подготовку документов и покупку билетов туда ему потребуется крупная сумма денег.

— Но его было не переубедить, — вспоминает теперь девушка. — И я бросила попытки удержать его дома.

В августе 2023 года ее родители взяли у ростовщика в долг необходимую для зятя сумму, и он уехал на заработки.

Через месяц соседка спросила Рози: «Твой муж в российской армии?» «Нет, ты что-то путаешь, он в Румынии», — отвечала девушка. Вечером соседка прислала ей фото: Бхуван стоял в российской военной форме рядом с ее (соседки) мужем и другими непальцами.

Рози побежала писать мужу: «Ты обманул нас? Ты в российской армии?!» Он ответил: «Да. Я просто не хотел, чтобы ты волновалась заранее. Агент [вербовщик] сказал, что работа будет не опасная, заработаю и вернусь».

Через десять дней Бхуван позвонил жене и предупредил: «Нас увозят на учения. Говорят, что мы пробудем без связи 20 дней. Как выберусь, наберу». Звонка Рози так и не дождалась.

В январе 2024 года, спустя несколько месяцев после того, как связь с мужем прервалась, Рози вместе с младшим сыном приехала в Катманду. Она была намерена добиться от непальского правительства розыска Бхувана и его вызволения из России. 19 февраля ее сосед из Мьягди Суреш Магар позвонил ей и сообщил, что Бхуван погиб. «Что ты такое говоришь? Откуда ты можешь это знать?!» — отказывалась верить Рози. Магар тоже был на фронте. Вскоре она узнала, что через несколько недель после их разговора и он тоже погиб.

***

24 мая 2024 года, после того как ее вытолкали с территории МИДа, Рози сидит на земле под продуктовой лавкой в окружении соратниц и не собирается уходить. Она кормит ребенка грудью при всех, не таясь и совсем этого не смущаясь.

Рози живет в Катманду уже пять месяцев. У нее не было денег даже на то, чтобы добраться в столицу: родители вновь взяли заём у ростовщика и помогли ей. Сначала они с сыном снимали комнату в дешевой гостинице на окраине города, но результата ее борьба не давала, и ей приходилось снова и снова продлевать свое пребывание там.

Позже Рози пришлось разделить эту комнатушку вместе с еще двумя подругами по несчастью. За пять месяцев она потратила 91 тысячу рупий (60 тысяч рублей) на оплату жилья в отеле. Это всё деньги, которые позже ей придется как-то возвращать.

— Я стараюсь есть два раза в день, — рассказывает Рози. — В основном это чечевица и рис. Чтобы экономить, я кормила грудью сына так долго, как могла. Видишь, он уже даже научился ходить… Но теперь у меня заканчивается молоко, поэтому иногда я вынуждена покупать еду для ребенка. Это ощутимые для меня расходы.

«Жертвы»

Жен завербованных в российскую армию непальцев поддерживает только один человек — 30-летняя активистка, член Центрального комитета Коммунистической партии Непала Криту Бхандари. 24 мая она вместе с женщинами выкрикивала лозунги у МИДа, а теперь сидит с ними на земле. С полицейскими она ведет себя бесстрашно и уверенно. Женщины, которых она защищает, преданно смотрят на нее с почтением и теплотой.

Изначально женщины пытались стучаться в двери государственных учреждений самостоятельно, но их даже не пускали на порог. Тогда они вспомнили, что несколько лет назад был такой случай: торговцы людьми обманом увезли непальских девушек в Беларусь, где их принудили заниматься секс-работой. Бхандари тогда активно участвовала в спасательной операции по их вызволению на родину. Об этом даже писали в газетах.

Когда жены пришли к ней за помощью, Криту была уверена: им необходимы более влиятельные союзники, чем она.

— Но я всё равно начала изучать этот вопрос в надежде, что по крайней мере смогу написать об этом статью для какой-нибудь газеты, — признается Бхандари.

До того как заняться политической карьерой, она окончила местный журфак. Начав «копать», Бхандари пообщалась с 300 семьями, чьи родственники вступили в российскую армию.

Затем Криту объединила для совместной борьбы семьи этих непальцев и возглавила «Кампанию по спасению жизней граждан Непала, вступающих в российскую армию».

Активные действия привели к тому, что с Бхандари стали связываться всё больше и больше мужчин, завербованных в российскую армию, и их семей. Всех этих людей в разговоре со мной Криту называет «жертвами».

Более тысячи родственников непальцев обратились к ней с просьбой об их возвращении домой.

— Напрямую или через родственников я смогла подтвердить их причастность к российской армии с помощью их фотографий в российской военной форме и с оружием, военных контрактов, указанных там номеров войсковых частей, российских виз, посадочных талонов и прочих материалов, — поясняет Бхандари.

По ее данным, 117 непальцев получили ранения на войне. Они находятся в больнице и, как и многие из тех, кто сейчас на фронте, поддерживают с ней постоянную связь. 300 человек давно перестали выходить на связь даже с семьями. По данным, которые есть у Криту, на фронте погиб «как минимум 41 непалец». Об этом родственники узнали от их однополчан-непальцев или от «российских сослуживцев», которые написали им в вотсап. По состоянию на июнь 2024 года власти Непала официально подтвердили гибель только 35 из них, информацию о них чиновники получили из посольства Непала в Москве. Несмотря на то что тела погибших Россия так и не прислала в Непал, их семьи уже провели прощальные обряды.

15 человек, по информации Бхандари, сумели расторгнуть контракт с российской армией.

— Русские военные предложили им снова пойти на фронт и пообещали после нескольких сражений помочь вернуться в Непал, но в итоге один из них погиб там, а второй перестал выходить на связь, — рассказывает Криту. — Важно сказать, что данные, которые я упомянула выше, касаются только тех людей, о ком я знаю от них самих или от их родных, — добавляет Бхандари. — Но есть и те, кто служит там, но на связь со мной не выходил.

По ее словам, «среди непальцев есть те, кто добровольно хочет продолжать служить в российской армии, и даже есть семеро, кто уже отслужил год и находится в процессе получения российских паспортов».

Зимой 2024 года непальские власти неоднократно просили российских коллег прекратить набор граждан Непала в свою армию, указывая на незаконность этого: между странами никогда не было заключено соответствующее военное соглашение. Сергей Лавров пообещал, что семьям погибших выплатят компенсации, но никак не отреагировал на просьбы репатриировать их тела и больше не вербовать непальцев в российскую армию. Зато выразил готовность сотрудничать с непальской стороной по различным направлениям, включая торговлю, туризм и культуру. С января 2024 года Непал официально перестал выдавать своим гражданам разрешения на работу и учебу в Россию.

В марте 2024 года более 200 членов семей подали отдельные жалобы в Консульский отдел МИДа Непала, требуя спасти своих родственников, проходящих службу в российской армии.

По словам Криту, за период, пока чиновники неизменно отвечали ей «мы пытаемся», пришли известия о гибели еще 20 непальцев в России.

— Поэтому я [протестую] на улице, — говорит она. — В Непале голоса людей не слышны до тех пор, пока они не станут анархистами и не начнут яростно протестовать.

В апреле 2024 года Криту вместе с 37 «жертвами» вышла к главному правительственному зданию Непала, и они стали скандировать свои требования. На этот раз ответная реакция последовала быстро: их отвезли в полицейский участок и запугали тем, что заведут на них уголовные дела.

— После того как ничего не сработало и наши требования остались без внимания, женщины [жены непальцев, присоединившихся к российской армии] предупредили меня, что будут вынуждены в буквальном смысле уничтожить себя и своих детей, потому что без мужей они обречены, — рассказывает Криту. — Чтобы помешать им сделать это, я убедила их перейти к более радикальным способам давления на правительство.

19 апреля вместе с женами непальцев Бхандари отправилась в магазин спорттоваров и попросила одолжить им палатку и коврики для йоги. Они расположились неподалеку от здания правительства Катманду. Полиция тут же заставила их переместиться подальше — в парк. А затем эти же полицейские пришли туда и потребовали «заплатить за место».

— спросили они у женщин.

По словам Криту, полицейские ежедневно приходили к ним, издевались, ругались на них матом и вели себя с ними «как с преступницами». Несмотря на это, в ежедневной забастовке участвовали около 50–70 человек. Женщины, у которых не было на руках детей, оставались в палатках даже на ночь.

За это время Бхандари и женщин, которых она защищала, неоднократно задерживали полицейские. Однажды они арестовали на сутки дядю Санджока Ачарьи, Санубабу Пхантха. Он собирался прийти на место проведения голодовки, но не знал, где она будет проходить, и поэтому обратился в полицию с вопросом о месте проведения.

На 11-й день голодовки Криту и «жертвы» провели акцию протеста перед посольством России. Они подготовили плакаты с лозунгами на русском языке: «Вы завербовали непальцев без военного соглашения. Либо покиньте Непал, либо верните наших непальских солдат из России». Затем активисты бросили плакаты на территорию российского посольства. Полиция арестовала их, но вскоре отпустила.

— Мы слабели физически. Мы также были подавлены морально, поскольку государство проявило безразличие к нашим требованиям, — рассказывает Бхандари. — Никто не отвечал нам: ни Россия, ни Европейский союз, ни ООН, ни правительство Непала. Даже партия, к которой я принадлежу, не предприняла серьезных шагов. Они все вели себя так, будто спасение жизней этих людей не входит в их обязанности.

На 17-й день голодовки активистам передали письмо от премьер-министра Непала Пушпы Камал Дахала: он обещал помочь, если те отложат голодовку. Активисты согласились и даже сходили на встречу с высоким чиновником. На ней премьер-министр сказал: «Я усердно работаю, чтобы решить проблему, о которой вы говорите. Я даже подумываю поехать в Россию, встретиться с Путиным и вернуть в Непал наших людей». Ни одно из правительственных учреждений, по словам Бхандари, после этого так и не начало «решать вопрос».

— У меня есть пропуск на въезд в здание правительства, но охранники теперь отбирают его у меня, и мне приходится каждый раз делать новый, — жалуется Бхандари. — В местах, где я встречаюсь с «жертвами», чтобы обсудить следующие шаги, дежурят полицейские в штатском. Вместо помощи правительство ищет наши ошибки, чтобы подставить нас. Торговцы людьми, отправляющие непальцев в Россию, пишут мне угрозы, требуя прекратить борьбу. Теперь я чувствую себя очень уязвимой. Недавно в поисках защиты я подала заявление в окружную администрацию Катманду.

Обещания

30-летняя Дипа Сингх Шахи — одна из тех, кто 24 мая пришел к МИД Непала требовать справедливости. Она в блузке с вышитым на груди мишкой и в розовых резиновых тапочках — тоже с мишками. Сообщение о том, что муж погиб на войне в Украине, застало ее, когда она сама была на заработках в Иордании.

Еще несколько лет назад она с двумя детьми — 12-летним сыном и пятилетней дочерью, мужем и его родителями жила в одном из сел района Джаджаркот на западе Непала. Как и соседи, Дипа вместе со свекрами выращивала пшеницу, кукурузу и просо.

— Но из-за изменения климата и засухи в последние годы посевы почти перестали приносить урожай, — жалуется девушка. — И ведение сельского хозяйства перестало нас спасать.

Примерно тогда же, спустя семь лет службы, ее муж, 31-летний Набин, уволился из непальской армии из-за низкой зарплаты.

В 2022 году Набин уехал работать помощником повара в огромную дубайскую гостиницу на семь этажей.

— Это адская работа, — говорит Дипа. — Он проводил в жаре на ногах сутки напролет.

Сама Дипа нашла работу не легче: поехала в Иорданию и устроилась швеей на фабрику, где — тоже в духоте и жаре — не разгибала спины по девять-десять часов. Детей супруги оставили со своими родителями.

Часть денег, которые Дипа и Набин зарабатывали таким трудом, они отправляли родным. Остальное откладывали, чтобы потом вернуться домой и иметь возможность подольше оттуда не уезжать.

Однажды муж позвонил Дипе и восторженно сообщил, что встретил в Дубае «агента»… Далее он описал ей, какое прекрасное будущее их ждет после того, как он вступит в российскую армию и послужит там всего-то один год.

В сентябре 2023 года Набин заплатил вербовщику 800 тысяч рупий. На это ушли все их с женой накопления, вдобавок он попросил родителей одолжить недостающую сумму в кредитном кооперативе и прислать ему. Через 15 дней, проведенных на российской военной базе, Набин перестал выходить на связь. Спустя полгода, в марте 2024, непальский сослуживец мужа сообщил Дипе, что тот погиб.

Дипа прилетела в Непал, чтобы получить официальное подтверждение гибели мужа и добиться выплаты компенсации.

— Я больше не хочу жить. Я думаю только о том, чтобы покончить с собой, — тихо говорит девушка, вытирая слезы. — Мой муж был самым старшим в доме, он брал на себя ответственность за выполнение всех важных задач. После его смерти я вынуждена всё взять на себя… Я не справлюсь. — Потом Дипа вдруг говорит с интонацией обиженного ребенка: — Наша семья должна получить компенсацию! Они [российские власти] должны сделать нас гражданами России, они обещали! (Действительно, согласно указу Путина, гражданство помимо самих военнослужащих могут получить также члены их семей — супруги, дети и родители, а еще для семей предусмотрены различные льготы. — Прим. авт.). Наш долг сейчас составляет три миллиона рупий (это почти два миллиона рублей). Я получаю около 200 долларов в месяц. Как я буду его выплачивать? Как я буду растить детей одна?

Рай

17 мая 2024 года 40-летний Хари Кумар Рай позвонил жене с фронта и полушепотом, еле слышно всхлипывая, взмолился:

Десять месяцев назад Рай обманул свою жену, сказав, что улетает на заработки в Дубай. В сентябре 2023 года, приземлившись в Москве, он позвонил и «восторженно, как сообщают о приятных сюрпризах», сообщил, что прилетел в Россию. Когда она спросила, почему именно туда? Он ответил:

Тогда же он рассказал жене, что взял заём 700 тысяч рупий, чтобы заплатить вербовщику Шайлендру Раю (он тоже родом из их местности).

До этого всю жизнь Хари Кумар служил в непальской армии. Несколько лет назад вышел в отставку и стал работать таксистом — развозил людей на своем байке и зарабатывал 25 тысяч рупий в месяц (16 с половиной тысяч рублей). Они с семьей жили в одном из горных сел района Кхотонг (Восточный Непал). У его 39-летней жены Гомы работы не было, она ухаживала за пожилыми родителями мужа и детьми — 14-летней дочерью и 15-летним сыном.

***

Вместе с Хари Кумаром в Россию прилетели еще восемь непальцев. Вскоре после прибытия в тренировочный центр их отправили на фронт. Там они старались держаться вместе. В первые же дни двое из них погибли, несколько других его приятелей получили сильные ранения. Шестеро непальцев после этого пытались сбежать с фронта, но, как Гома знает со слов мужа, их догнали, «посадили в тюрьму, подвергли жестоким пыткам и после этого вернули на фронт». Эта попытка побега сильно ухудшила положение всех непальцев: их изолировали друг от друга и смешали с гражданами России. «Так что в своем отряде я теперь единственный непалец, и мне даже не с кем поговорить», — рассказывал Рай жене.

Однажды его продержали на передовой 45 дней, не давая возможности поспать, поесть и передохнуть в «зеленой зоне».

В январе 2024-го Рай написал командиру своей войсковой части рапорт с просьбой уволить его с военной службы по собственному желанию. «Претензий к Министерству обороны Российской Федерации и командованию воинской части не имею», — писал он. Однако ответа не получил.

С тех пор как Рай оказался единственным непальцем в своем отряде, он подружился с российским оператором беспилотника, поскольку тот немного говорил по-английски.

В начале мая 2024 года они вдвоем пытались укрыться от атаки украинского беспилотника. Рай сумел убежать, а его приятель — нет. После того как дрон улетел, непалец пошел ему на помощь и обнаружил его обездвиженным, но внешне невредимым (это важно). Рай решил, что тот получил внутренние травмы, и отнес друга в убежище.

— Командир по-русски спросил моего мужа, «в норме» ли его сослуживец? Тот был без сознания, — рассказывает мне Гома. «Он не в норме», — ответил Рай. Но из-за языкового барьера командир понял его неправильно, решив, что с русским военным ничего серьезного. Он попросил непальца следить за товарищем и докладывать о его состоянии.

Несколько дней спустя, не приходя в сознание, оператор беспилотников умер. В смерти сослуживца командир обвинил Рая: «Ты сказал, что он был «в норме», тогда как он мог умереть? Русский инженер умер из-за тебя. Поэтому мы убьем тебя». Они взяли Хари Кумара за руку и оттащили в лес. Там они стреляли в землю около него и кричали: «Говори, какое твое последнее желание?» Он был так напуган, что ничего не смог ответить.

После этого Раю перестали выдавать еду и деньги. Он спасается тем, что находит в лесу. Непалец боится закрывать глаза, а когда всё же засыпает, то тут же просыпается от страха. Сослуживцы отобрали у него оружие и сожгли его паспорт. Хорошо хоть телефон не забрали: Рай слышит угрозы на русском языке, даже когда звонит жене, и беспокоится, что его связь с домом может оборваться в любой момент.

Весной 2024 года так же, как и другие жены завербованных непальцев, Гома заняла у соседей денег и приехала с детьми в Катманду, чтобы добиваться от властей действий по возвращению мужа домой.

Пока мы разговариваем в торговом центре возле МИДа, муж звонит ей по видеосвязи. Она отвечает и говорит ему, что рядом с ней российская журналистка. Несколько минут Хари Кумар, не говоря ни слова, смотрит на жену. Она обращается к нему с большой нежностью, как к ребенку, и просит поговорить.

— Русские могут убить меня в любой момент, мэм, — после продолжительного молчания обращается Рай ко мне. — Моя семья не выживет без меня; пожалуйста, если меня убьют, помогите им получить помощь и компенсацию. Организуйте доставку моего тела обратно в Непал.

— Моя жизнь превратилась в пытку, русские пытают меня вместе с моим мужем, — говорит Гома.

— Он ушел как раз тогда, когда подступила пора думать о будущем наших детей, искать деньги на их учебу в колледже, — плачет женщина. — Денег, которые Хари Кумар сумел передать с фронта, до сих пор не хватило даже на то, чтобы полностью выплатить долг за его отправку в Россию. Еще у нас осталась куча старых долгов. Но сейчас мне уже даже не нужны эти российские деньги, я молюсь только о том, чтобы муж вернулся в Непал. Он ведь сражался за Россию! Тогда почему же русские и убьют его? Пожалуйста, верните моего мужа назад. Мне ничего не нужно, кроме него.