Семейное предание гласит, что мой прадед (звали его, кстати, Андреем) в годы той войны никогда не прятался в бомбоубежища. На Пересыпи, где он жил, в этой роли по большей части выступали подвалы и катакомбы. Заглянув в одно из укрытий, прадед заявил: «Я не крыса, шоб свой тухес («задница» на идише. — Прим. ред.) по норам ховать (прятать. — Прим. ред.)». Вместо этого при каждой тревоге он выходил во двор и отборным матом крыл вражеские самолеты и снаряды. Его поведение не изменилось даже после того, как семья понесла первую потерю: его старшей дочери — сестре моей бабушки — оторвало ноги, и она истекла кровью.

Мне его поведение долгие годы казалось непонятным. Конечно, я считал его героем. Но в глубине души недоумевал: зачем нужно было рисковать, если под боком бомбоубежище? И вот сейчас, как мне кажется, я отдаленно приблизился к пониманию того, что чувствовал мой прадед. За окном в очередной раз воет сирена, а я, вместо того чтобы бежать в подвал-бомбоубежище, сижу за компьютером и пытаюсь объяснить свое и не только свое отношение к воздушным тревогам.

НЛО-убийцы

Первое время при налетах и обстрелах по нервам лупят разнообразные эмоции. Сознание не в состоянии сложить из них цельную картинку. Для того чтобы это произошло, нужно понимание того, что речь идет о реальной опасности; а также — в чём конкретно она заключается. Теоретически всё ясно. Но мозг отказывается использовать теорию как руководство к действию. Именно поэтому в первые дни и даже недели, одновременно с сигналами воздушной тревоги, множество народу шло на улицы и к окнам, стремясь разглядеть, что именно нам угрожает.

И вот что я вам скажу: пролетающая мимо дома крылатая ракета — и правда любопытное зрелище. И… совсем не страшное. Те пять секунд, что я наблюдал за «Калибром» из своего окна, я не боялся. Мне было интересно. Как будто мне «повезло» увидеть редкую птицу или НЛО. Просто представьте себе эту картину. Воют сирены. Над городом летят ракеты. А люди стоят во дворах и у окон, и с видом юных натуралистов пытаются всё разглядеть и заснять.

Если вы не живете в городе, пережившем опыт современных ракетных обстрелов, не спешите высокомерно объявлять нас идиотами с интеллектом птицы Додо. Еще раз повторяю: теоретически все понимали, что ракеты являются оружием и предназначены разрушать и убивать. Но для того чтобы из неопознанных летающих объектов они превратились для вас в опознанные и опасные, нужно получить эмоциональный опыт. Его, увы, долго ждать не придется.

Любимые места

Однажды прилетит в место, которое ты знаешь и любишь. Например, в хороший современный торговый центр. В паре километров от твоего дома. В нём — самый большой в округе книжный. Кинотеатр, в котором ты смотрел новинки. Ресторанчики, в которых съедено и выпито много вкусного. Любимый магазин парфюмерии твоей жены. Благодаря ему в твоей квартире появился телевизор для гостиной, мебель для кухни и бесконечное количество игрушек.

И вот в одну из «сиреневых» (от слова «сирена») ночей среди «бахов» и «бухов» работы ПВО раздастся ВЗРЫВ!!! От которого твой дом подпрыгнет, а с полок попадает посуда. Подбежав к окну, ты увидишь на горизонте зарево и поймешь, что одна из «б*ядин» (так в Одессе именуют вражеские ракеты) всё-таки прорвалась. А утром узнаешь, что твой любимый торговый центр уничтожен.

День или даже два твое сознание будет аккуратно складывать пазл картины происшедшего. Сначала ты узнаешь, что погибли парни из охраны, которым выпало дежурить той ночью. И поневоле будешь думать о том, что это может быть один из тех, кто еще недавно вежливо просил тебя надеть на входе маску или показывал тебе дорогу к интересующему тебя магазину. Потом появятся десятки и сотни снимков из стоящих рядом с торговым центром новостроек. На фотографиях будет запечатлена обстановка из предметов домашнего уюта, которые под влиянием ударной волны превратилась в кашу ранящих обломков и осколков. Тебя испугает воспоминание о том, что незадолго до войны ты всерьез подумывал о переезде в этот новый и перспективный микрорайон.

А затем ты начнешь изучать тактико-технические характеристики российских ракет. Вот тут тебя пробьет по-настоящему. Ты поймешь, что — с учетом кругового отклонения и «небольшого сбоя» — какое-нибудь летающее старье времен Холодной войны, используемое путинской армией, вполне могло попасть не в торговый центр, а в твой дом. А еще ты будешь пытаться найти хоть какое-то военное обоснование обстрелу торгового центра. Разумеется, никакого, — кроме попыток запугать, — не найдешь. А потому предложишь семье мораторий на посещение торговых центров. До конца войны.

Родные люди

Много хуже будет день, когда во время воздушной тревоги ты узнаешь, что российская ракета попала прямо в жилой дом. И еще не схлынет первая волна ярости от этой новости, как тебя накроет ужас. Точные места попаданий запрещено сообщать до официального оповещения. Но из бегущего по сетям сарафанного радио тебе станет ясно, что прилетело в район, где живут мама и брат…

Твое рацио на задворках сознания будет что-то бубнить о вероятностях, но рука, которой ты возьмешь телефон, будет покрыта липким потом, а сердце обхватит жгучими щупальцами ледяная медуза, внезапно появившаяся в груди. Услышав знакомые голоса в трубке, ты испытаешь одновременно граничащее с полуобмороком облегчение и совершенно новый уровень ненависти к тем, кто заставил тебя пережить этот страх.

Этот страх отныне всегда будет с тобой. При каждом обстреле, при каждой тревоге. Тебе придется научиться с ним жить. И ты научишься, потому что нужно работать, выносить мусор, кормить кошек, ходить в магазин и спать. Даже во время воздушной тревоги. Но в какой бы уголок ты ни загнал страх, он непрерывно будет отравлять твою жизнь. А потому бороться с ним придется каждый день, каждую минуту.

Молитва смерти

Сложив простенькую головоломку «сирена — ракеты — разрушения и смерть», ты научишься относиться к воздушной тревоге серьезно. К тому времени сеть будет переполнена информацией о разрушенных домах и о жертвах по всей стране. Ты будешь читать сообщения, смотреть видео и фотографии и проникаться тем, что прилет в дом — это множество вариантов для каждого, кто в нем живет.

Ты можешь оказаться в числе «счастливчиков» и, обняв родных, смотреть на догорающие руины того, что было твоим домом. Можешь погибнуть. Просто испариться и долго числиться пропавшим без вести. Но самая страшная судьба: долго и мучительно умирать под завалами, изломанным и обожженным, не зная судьбы своих родных.

Во что бы ты ни верил, пусть даже в то, что никаких высших сил нет, ты научишься особой молитве смерти. И при каждой воздушной тревоге будешь просить ее пройти мимо. Или, если судьба сделала вашу встречу неминуемой, прийти быстро и безболезненно, не мучая ни тебя, ни близких.

Связь времен

Конечно, эволюция отношения к воздушным тревогам (или, как их в шутку называют в Одессе и не только, «тревожным воздухам») — штука очень индивидуальная. Я поделился своей, но точно знаю, что нечто подобное пережили десятки моих родственников, друзей и знакомых. Многие доходили до того, что я назвал «молитвой смерти», и для многих же это стало последним пазлом в формировании цельной картины под названием «личное отношение к воздушной тревоге». Сейчас его можно описать как: «Аналог стихийного бедствия, появляющегося по злой воле озверевших соседей. Опасно, но не настолько, чтобы прятаться при каждой воздушной тревоге. Страшно, но… живем и верим в бойцов ПВО».

Серьезное отношение к воздушным тревогам неизбежно приводит к мыслям о бомбоубежище. В моем доме оно есть. Это обычный подвал многоэтажки, в который натаскали немного старой мебели, воды и кое-каких запасов. При обстреле из пушек или систем залпового огня — скорее всего, спасет. От прямого попадания ракеты — вряд ли. Скорее, превратится в ловушку для медленной и мучительной смерти. Я не специалист, но так, во всяком случае, мне показалось. Однако имейте в виду — это мнение очень и очень пристрастного человека.

Во время «экскурсии» по подвалу-бомбоубежищу, я случайно встретился взглядом с сидящей на трубе крысой. Как мне почудилось, она смотрела на меня вопросительно и насмешливо. И тут в моей голове будто включился старый проектор, черно-белым кино показавший невысокого безоружного старика, грозящего кулаками крестокрылым самолетам. «Я не крыса, шоб свой тухес по норам ховать», — сами собой произнеслись слова.

С тех пор я в подвал больше не спускался. Как и большинство других одесситов. Да, нам страшно. Мы же живые, и у нас есть инстинкт самосохранения. Но тех, кто нас обстреливают, мы не боимся. Мы их презираем и, кто как может, выражаем свое презрение.

Времена изменились. В отличие от прадеда, при воздушной тревоге я не выбегаю во двор материть тех, кто угрожают моему городу. Я предпочитаю писать. Считайте каждое написанное мной слово проклятием тем, кто снаряжает и запускает разную смертоносную дрянь по Украине вообще и Одессе в частности. И не только им, но и всем, кто ее производит, разрабатывает, перевозит, отдает приказы на ее использование и вообще имеет к ней хоть какое-то отношение. Вы не верите в силу проклятий? Я тоже не особенно верю. Но точно знаю, что в прошлую войну в дома тех, кто бомбил и обстреливал Одессу, тоже пришла война.

Одесса