Несмотря что сейчас
Так угрюмо, бездарно, удушливо,
Если будут не против соседи, земля и вода,
Мы могли бы построить для всех
Золотую Россию Грядущего,
Без кнута и суда,
Для любого, кто хочет туда.

И все стукачи и стукачки,
Кухарки и прачки,
Каторжанин, прикованный к тачке,
И висельник, взорванный в тачке,
Ценители течки и сучки,
Бухла и жрачки,
Служители тайных служб и жрецы айти,
Не дожидаясь получки,
Не клянча подачки,
По праву рожденья могли бы туда войти.

Никто не хочет?
Ну, хорошо-хорошо…

Средь изгоев изгои,
Среди гонимых гонимые,
Мы летим, как снег,
Под безжалостный хор планет.
Нам бы клок земли —
Без воды, без травы, без имени, —
Чтоб построить на нем Россию,
Раз места в России нет.

И все разбойники и охранники,
Циники и охальники,
Кнуты и пряники, диски и многогранники,
Крыжовники и багульники, ягели и лишайники,
Любители суммы и разности, праздности и труда,
Без шума и паники, без шуточек о «Титанике»,
Без тени стыда
Могли бы войти туда.

Никто не хочет?
Ну, хорошо, хорошо!

Мы не просим любви,
Надежд уже не питаем мы,
Презирается наш зарок,
Забывается наш язык…
Нам хоть край земли,
Хоть остров необитаемый:
Если люди не верят,
Попробуем жить без них.

Чтоб худшие виды всего живого и сущего,
Грызущего и ползущего, жующего и ревущего,
Все то, что в землю забито, в воду опущено,
Все то, что внушает злобу и будит страх, —
Сыскали приют в Золотой России Грядущего
И чувствовали себя на своих местах.

Никто не хочет?
Ну, хорошо!
Хорошо!

Проспали свою Итаку мы.
Просрали свою атаку мы.
Полагаться на милость потомков?
О, не мели.
Но трех-то аршин,
В конце положенных всякому,
Никто у меня не отнимет.
Они мои.

И тогда в пылающей бездне,
По слову Тютчева,
Там, откуда уже не выгонят никогда,
Я построю свою
Золотую Россию Грядущего,
И со временем все попадут туда.

Да.
Да.