— Недавно страны ЕС договорились о введении потолка цен на российскую нефть в $60 за баррель, с пересмотром каждые два месяца. Сейчас обсуждается похожий механизм для газа, но консенсуса пока нет. Как будет работать потолок на газовом рынке, если его всё же введут?

— Эти два механизма имеют разную природу. Потолок цен на нефть — это политический механизм контроля продажи российской нефти третьим странам и деятельности сервисных компаний Европейского союза. Это вообще не про рынок Европы. А потолок цен на газ — это возможность каким-то образом сдерживать цены на газ в Европе.

Принципиальная разница в том, что страны ЕС ранее договорились об эмбарго на российскую нефть, которая поступает морским транспортом. Соответственно, Россия уже не поставляет нефть в Евросоюз, а решение о потолке цен — это про то, как это будет регулироваться в отношении других стран, куда Россия поставлять продолжит, и как сервисные компании из ЕС будут работать с этими поставками.

Те страны, которые не поддержали потолок цены на нефть, не сильно завязаны на это решение, оно больше имеет политическую природу. Конечно, покупатели используют его как средство давления на Россию, чтобы дешевле покупать российскую нефть, но не более того. По газу ситуация другая: никакого эмбарго в отношении поставок из России в ЕС нет и пока не планируется.

Второе различие — доля. Евросоюз на текущий момент получает из России около 7% от тех объемов газа, которые он потребляет.

Сейчас основные поставки в ЕС — это сжиженный природный газ (СПГ). Он идет из Америки, Катара. Серьезные поставки идут из Норвегии, Алжира. И ни один из этих поставщиков не готов плясать под дудку ограничений.

Если ЕС установит предельную величину, например, в $3000 за 1 тыс. куб. м, это значит, что выше этой цены газ в Европе не может продаваться. Но, опять же, это решение не против России, потому что она сейчас выполняет только небольшую долю поставок на европейский рынок. Это решение, в первую очередь, может спровоцировать негативную реакцию со стороны ключевых поставщиков из США, Катара, Норвегии и Алжира.

При этом если цена на газ долгое время будет больше $3000 за 1 тыс. куб. м, то в таком случае можно промышленность Евросоюза спокойненько закрывать и перевозить ее за океан — например, в США или куда-то еще. Она будет абсолютно неконкурентоспособной при таких цифрах. Поэтому это не потолок цены на газ, а, скажем так, приговор для всей промышленности ЕС (и не только промышленности, но и других потребителей, даже для граждан).

— И поэтому европейские страны пока не могут договориться?

— Они не могут договориться по той причине, что введение потолка цен может отпугнуть продавцов, а продавцы не раз говорили, что не приемлют никаких нерыночных ограничений. Соответственно, они могут просто отказаться поставлять газ.

На мой взгляд, шансы введения потолка цен на газ мизерные, потому что риски слишком высоки и никто не хочет, чтобы это случилось. Поэтому Евросоюз рассматривает вариант, при котором потолок будет $3000 за 1 тыс. куб. м, но это не предельная цена, а цена, при превышении которой происходит закрытие биржи.

— То есть такое ограничение никак не повлияет на цены?

— Если введут потолок в $3000 за 1 тыс. куб. м, то, пока цена к этой величине не подползет, может быть, и не повлияет. То есть пока кто-то из серьезных поставщиков не скажет: «А мы больше не будем поставлять газ в ЕС». Это автоматически повысит цены, а в Европе сейчас и так всё напряженно.

Ну, будет не $1500 за 1 тыс. куб. м, а снова больше $2000 за 1 тыс. куб. м, а если большее количество поставщиков подобное заявление сделает, то цена опять уйдет куда-нибудь в космос — $4000–5000 за 1 тыс. куб. м и выше. По крайне мере точно превысит предельную величину — и Европа останется без газа. Все прекрасно понимают, что любое событие может спровоцировать еще больший негатив, чем есть сейчас.

Проблемы европейского газового рынка не в потолке и не в предельных ценах, а в самих механизмах, которые Евросоюз долгое время развивал. ЕС строил ультралиберальную модель ценообразования, основанную на спотовых рынках. Спотовые рынки — это вроде бы очень хорошо, они реагируют на краткосрочные факторы, которые возникают чуть ли не каждый день, иногда каждый час, но в этом и минус — слишком высокая волатильность.

Вспомним пандемию 2020 года, когда цены уходили ниже $40 за 1 тыс. куб. м, а сейчас — $1500 за 1 тыс. куб. м, то есть разница — в сорок раз. Во многом проблема именно в механизме ценообразования. Если бы договорились с «Газпромом» или с норвежцами, как раньше, на какую-то величину, которая может варьироваться исходя из стоимости нефтяной корзины, то было бы понятно, что ценообразование происходит без эксцессов, — раньше цена долгие годы плясала около $200–300 за 1 тыс. куб. м. Сейчас же ставка сделана на другую модель — и вот результат.

— Россия уже заявила, что не будет поставлять нефть в страны, которые присоединились к потолку. А какие ответные меры могут быть в случае газа?

— Заявление о том, что Россия не будет поставлять нефть в те страны, которые присоединились к потолку, несколько абсурдно, потому что эти страны и так ввели эмбарго на нефть из России. Причем США и Канада ввели еще весной, Великобритания прекратила покупать летом, а ЕС — 5 декабря. Норвегия — единственная страна, которая присоединилась к потолку и не вводила эмбарго, но Норвегия никогда и не покупала российскую нефть, потому что сама является ее поставщиком.

То, прекратит или не прекратит поставки Россия, это вообще не имеет никакого значения. Смотрите, мы сейчас поставляем в Европу через Украину 42 млн куб. м в сутки, в пересчете на годовые объемы — больше 15 млрд куб. м. Это вообще мизер, это меньше 3% от нашей общей добычи газа. Ну есть эти 3% или нет этих 3% — не имеет никакого значения.

Можно отказаться прямо сейчас, закрыть трубу — и вперед. Главное потом не получить разбирательства в судах против «Газпрома». Европейский газовый рынок Россия фактически потеряла, именно в части трубопроводов, а в части сжиженного газа в этом году будут рекордные поставки как в физическом объеме, так и в стоимостном.

И в конечном итоге мы, наверное, останемся с Европой только в режиме поставок сжиженного газа. Сжиженный газ — вещь нестабильная, сегодня он в Европу уходит, завтра в Азию. Он может быть по дороге 10 раз перепродан. Вот он точно найдет своего покупателя в мире.

— Многие пишут о том, что Европу ждет очень сложная зима, надо закупаться дровами и фонариками. Вы согласны с такими прогнозами?

— На самом деле, европейцы подготовились. С одной стороны, за счет того, что Китай в этом году не забирал свой законтрактованный газ, и ЕС его выкупил, хотя он предназначался для Китая. С другой стороны, сильно снизились объемы промышленного производства, начали экономить, физически останавливая заводы и производства, ограничивая их потребление, потому что газ стал слишком дорогой. За счет этого Европе удалось заполнить хранилища, накачать объемы газа по максимуму.

Плюс сейчас объемы поддерживаются за счет того, что идет поток танкеров с сжиженным газом. Всё нормально будет этой зимой, никто не замерзнет, максимум разорится от высоких цен.

Следующий год может быть более сложным — вопрос в том, заберет ли Китай свой газ, который ему предназначался по контрактам. Это зависит от того, станет ли Китай уходить от политики нулевой терпимости к ковиду, сидеть на локдауне, как в этом году, — или, наоборот, всё откроется. Собственно, это является ключевым риском для газоснабжения Европы в следующем году.

— Выходит, странам ЕС удалось снизить зависимость от российского газа?

— У них получилось — случайно или специально. Кто-то взорвал «Северный поток» и тем самым тоже снизил зависимость от российского газа. Оказывается, рецепт был очень простой.

Если что-то пойдет не так с украинским газопроводом, то Европа снизит зависимость от российского газа до нуля. В остальном необходимые объемы газа Европе случайно упали с неба. Как раз за счет того, что азиаты свой газ не забирали с рынка, всё лето он по цене около $2000 за 1 тыс. куб. м шел в сторону Европейского союза, и Европа могла забрать всё, что можно забрать. Плюс еще снизить объемы потребления помогла остановка промышленности и более усиленная работа угольных электростанций.

— Конечная цель — полностью отказаться от российского газа?

— Фактически ЕС это уже сделал. Ну что такое 15 млрд куб. м за год для европейского рынка, на котором продается больше 400 млрд куб. м? Меньше 4% — вот наша доля. Правда, еще есть Балканский полуостров, и туда газ идет через «Турецкий поток», там еще какие-то объемы есть. В совокупности, повторюсь, доля России — от силы 7% на европейском рынке.

— Сработала ставка на СПГ и других поставщиков?

— Да. Вопрос в том, чтобы дождаться хотя бы 2025 года, когда начнут появляться новые производства по сжиженному газу. Объемы сжиженного газа в мире увеличатся. Поэтому им, условно говоря, надо пережить две зимы: 2023–2024 и 2024–2025. А дальше всё будет проще, к 2027 вообще могут выдохнуть и спать спокойно, потому что они точно найдут газ в том объеме, в котором он им необходим.

— Европа полностью перейдет на СПГ?

— Полностью — нет, потому что у них есть трубопроводы из Норвегии и Алжира. Есть еще какие-то внутренние объемы добычи. Но выпадающие объемы российского газа будут полностью заменены СПГ.

— Турция и Россия обсуждают создание газового хаба для Европы. Как он должен работать в условиях санкций и кому это выгодно в первую очередь?

— Вы правильно подобрали слова: Турция и Россия — для Европы. Недостаточно того, что Турция и Россия это обсуждают, нужна еще и третья сторона — Европа. В Европе я пока не вижу никого, кто обсуждает получение газа из этого хаба, и что-то мне подсказывает, что и не будет там никого, кто готов это обсуждать. Поэтому, скорее всего, это мертворожденный проект, но с политической точки зрения нужно всё равно эту карту разыграть, это некий политический торг с Эрдоганом. Плюс он еще скидки на газ просит дополнительно. Что-то мне подсказывает, что для Эрдогана это повод выбить скидку, а для России — повод еще больше подружиться с Эрдоганом по другим геополитическим вопросам. Сам проект — это просто предлог.

— Как будет меняться география поставок российского газа на горизонте 10 лет?

Европейского газового рынка у России уже фактически нет, с этим надо смириться. Конечно, объемы, которые идут в Китай, несоизмеримы с европейским рынком. Всё-таки мы выстраивали работу с Европой больше полувека, и печально, что так всё получилось. Советский Союз еще в 70-е годы «воевал» за трубопроводы, выступал против санкций, договаривался. То, что удалось Советскому Союзу, даже несмотря на холодную войну, — сохранить европейский рынок, нам не удалось.

— Как это энергетическое противостояние ударит по бюджету и экономике России?

— Санкции, безусловно, ударяют и будут ударять в будущем. Этот год мы прошли еще более-менее спокойно в силу того, что цены были высокие на энергоресурсы. Физические объемы поставок были почти как в прошлом году. А в стоимостном выражении мы в этом году поставим нефти на 10% больше, чем в прошлом.

По углю и газу, наверное, будет что-то подобное. По газу — по той причине, что первую половину года мы поставляли полные объемы и по очень высоким ценам, которых не было в прошлом году. Цены в первом полугодии были раза в три выше, чем в прошлом. Понятно, что второе полугодие было провальным, но за счет первого год получится более-менее.

Дальше готовимся к тому, что газ Россия больше в Европу не поставляет, а все объемы нефти и угля уходят строго в Юго-Восточную Азию, Индию. Может быть, в Африку и на Ближний Восток. Остается нефтепровод «Дружба» — его никто не отменял, он из-под санкций выведен, и по нему будут поставки идти и дальше.

При этом потери европейских стран от этой ситуации, которая началась еще в 2021 году, — несбалансированность энергетической и санкционной политик и так далее — тянут на €1 трлн. И в следующем году будет не лучше (по различным оценкам, в 2022–2023 годах потери европейских стран от энергетического кризиса составят от €500 млрд до €1,6 трлн. — Прим. ред.)