В попытке понять то, что понять кажется невозможным, — политику Владимира Путина и развязанную им войну, — в качестве гипотезы часто обращаются к «имперскому сознанию», якобы свойственному большинству граждан России или большинству этнических русских.

Здесь две ошибки.

Прежде всего, никакого имперского сознания у русских нет. Или, точнее, оно присутствует не больше, чем у всех остальных народов, прошедших через стадию имперского развития.

Под имперским сознанием, по-видимому, понимается желание, чтобы твоя страна была империей (повелевала другими народами), представление, что это естественно для нее, что в этом ее миссия и предназначение, — и тоска, если эта позиция утрачена.

Но когда распадалась наша империя — СССР — никто не печалился по поводу ухода из-под власти Москвы, допустим, Таджикистана и не требовал ввести туда войска, чтобы не допустить его независимости. Фантомные «имперские боли» появились у нас много позже, в нулевые, когда тема крупнейшей геополитической катастрофы двадцатого века стала активно эксплуатироваться властями. Но и среди тех, кто соглашается с тем, что распад СССР — это плохо (ну, не крупнейшая, конечно, катастрофа, но всё же жаль), никто, кроме нескольких городских сумасшедших, рекламируемых телевизором, не хочет вновь управлять утерянными колониями и усмирять вечно неблагодарных туземцев. Нелюбовь, мягко говоря, к некогда находившимся под рукой русского царя народам есть, но желание вновь их захватить нет.

Это естественно. У нас же была довольно странная империя. Власть метрополии не делилась с подданными реальными или мифическими выгодами от захватов.

Цивилизаторская миссия, которую с гордостью приписывали себе англичане, в сознании наших людей сводилась практически только к тому, что все вокруг дикари, а мы в белом. Пропадут они без нас, конечно, но и к свету мы их не ведем, ибо идти к свету они не способны.

Распространенность представления об имперских устремлениях русских просто потому, что они русские, связано с тем, что таким образом достигается простая и непротиворечивая картина мира, возникает иллюзия понимания — они просто все имперцы! — и обосновываются концепции изоляции России (не этой, достойной изоляции, но и любой будущей) и расистские, в конечном счете, представления о русских.

У нас были разные правители. Был Николай Первый, которому недостаточно было подавлять всё живое в своей стране: он готов был «седлать коней» в ответ на, как бы сказал Владимир Владимирович, «попытку свержения законного правительства» где угодно. Но были Горбачев и Ельцин, роль которых в обретении свободы колоний и находившихся в вассальной зависимости от СССР стран невозможно переоценить. Да, после распада СССР у нас была одна колониальная война, которую Ельцин же и начал, — война в Чечне. Ну, а у французов был Алжир, а у британцев — и вовсе без счету.

Имперскими настроениями абсолютно неверно называется другой синдром, не менее, кстати, опасный. Значительная часть наших сограждан верит, что мы окружены врагами, желающими нашей погибели. Официальная концепция, что они нас вечно ненавидят потому,что вечно завидуют, кажется, не слишком популярна, но факт ненависти к нам и многовекового иррационального стремления причинять нам разнообразные неприятности признается многими. И именно это давно распространенное у нас мироощущение, а вовсе не только пропаганда позволяет людям верить в абсолютно дикие вещи, вроде того, что это не мы напали на Украину, а то ли НАТО, то ли еще кто напали на нас — давно же собирались, а мы только защищаемся. Ну, не было у нас другого выхода, как сказали в разное время Гитлер, напав на Польшу, и Путин, объявив о начале «специальной военной операции».

Вторая и главная ошибка состоит в том, что категорически неверно выводить политику современной России из имперского сознания россиян или еще каких-либо особенностей «загадочной русской души». Россия — не демократия. Отношение французов к проблеме Алжира заставляло правительство Франции маневрировать и влияло на действия по отношению к Алжиру. Недовольство активной части американского общества войной во Вьетнаме было значимым фактором ее прекращения. В авторитарной стране такие вещи не имеют никакого значения. Тот единственный человек, который принимает решения, сначала действует в соответствии со своими представлениями о прекрасном, а потом уже смотрит на реакцию людей: недовольных репрессирует, довольных гладит по головке, а его соловьевы-скабеевы стараются, чтобы довольных было побольше. Да, граждане России одобряют, к сожалению, многие безумства власти — и в этом их моральная ответственность; но не оказывают на нее никакого воздействия.

Война с Украиной, как и агрессивная политика России последних лет в целом, ни в коей мере не является ответом на запрос общества — оно такой запрос не формулировало, а если бы и сделало это, властям было бы на это наплевать. Как и не является, кстати, весь сегодняшний кошмар отложенным последствием распада Советского Союза. Война с Украиной не была предопределена, отношения между двумя странами развивались нормально, неизбежные конфликты более или менее разрешались. Ни Крыма, ни Донбасса в повестке дня рядового человека не было. Вся сегодняшняя трагедия — следствие неадекватности одного человека, его иллюзий, амбиций, желания остаться в истории не тем, кем он останется, а великим победителем всего, что его обижало.

Наши соотечественники — точно не ангелы. Впрочем, все остальные — тоже. У нас много людей необразованных, злобных, верящих во всякую чушь, — их везде много. Но есть у нас (и тоже как везде) люди смелые и благородные. Но ни те, ни те политику Кремля не определяют. Ее определяет безумие властителей.