– Ой, что это на вас, Анна Ивановна?

Она ждала, приоткрыв дверь больничной палаты, в окружении торб разной величины (самая большая — на тележке, такие в Украине именуют «кравчучками»), предвкушая, как навестит свою хату, откуда ее забрали, от смерти подальше, после разрыва российской мины прямо под окнами.

Анна Ивановна не без кокетства поправила на груди ремешок сумки. Сбоку выглядывал бант, по-модному вывязанный из двух шелковых лент, синей и желтой.

– Это, да? На коробке было. Мне угощение на Пасху приносили. Как наш флаг… Красиво!

И обратилась к супругу, что в куртке и картузе прилег на койку и не особо, судя по всему, жаждал покидать место с врачами, уколами и горячей, трехразовой, хотя по-военному небогатой кормежкой:

– Поднимайся, Алексеич. Пора.

Тот самый разрыв мины во дворе его оглушил. Но жену свою Иван Алексеич Иванов, седовласый, одышливый, с кучей болячек, с трудом передвигающий ноги, слышал и слушал беспрекословно. Тем более, сейчас, когда Анна Ивановна проживала — прости, Господи, такое предположение, — один из самых ярких периодов своей 69-летней биографии.

Волонтеры подогнали машину прямо под ступени больницы, погрузили торбы. После поездки, куда решено было включить и осмотр Северной Салтовки, самого пострадавшего от бомбежек района Харькова, супругов брало на постой соседнее лечебное учреждение, уже им знакомое. Анна Ивановна заняла место на заднем сиденье, рядом с Иваном Алексеевичем, и они вместе зашептали молитву, поминутно крестясь…

Одна из улиц вообще превратилась в тупик, пришлось сдавать назад: часть дома рухнула, преградив дорогу.

– Люди в квартирах погибли, там и лежали. Тела нельзя было забрать: обстрелы, — сказал таксист Макс. Он, как большинство активистов, помогал разбирать завалы, отводить пострадавших, потерявших кров, на станции метрополитена, что стали для них бомбоубежищем и домом одновременно. — А вы, наверное, не местные?

– Ужас. Настоящая война, как в сорок первом, — откликнулась Анна Ивановна. — Местные, местные.

Бабушка для всей России

Казалось бы, со всех сторон горе. Их село, Великую Даниловку, по сути, пригород Харькова, зацепило по полной программе. Но второй месяц кряду простая украинская пенсионерка буквально купалась во внимании, о котором и мечтать прежде не смела. У нее брали интервью. В России образ «бабушки с красным знаменем» штамповали в картоне и пластике, рисовали на муралах, плакатах, открытках. Рогозин пообещал даже в космос запустить (не саму Анну Ивановну, конечно, но изображение). А на открытие редкого по уродству памятника в оккупированном Мариуполе приехал целый зам главы Администрации президента РФ Сергей Кириенко, произнес речь, где признал (цитирую): «Не знаем ее полного имени, отчества… (сродни «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен» — О.М.), но она стала бабушкой для всей России».

Причина? Видеоролик, который в начале апреля попал в Интернет. На нем к украинским (хорошо видны шевроны) военным выходит из ворот немолодая женщина с красным флагом. И сообщает, что ждала и молилась за них и за Путина. Фоном звучат взрывы. Военные — все общаются между собой по-русски — реагируют спокойно. Вручают женщине пакет с продуктами. Та отнекивается, мол, вам самим нужнее. Потом берет кулек, а знамя на древке принимает один из мужчин, произносит «Слава Украине!» и становится на красное полотнище ногами… После краткого замешательства хозяйка отвергает дары — возмущена поруганием флага: «Мои родители за него погибали!» Конец записи.

Надо ли говорить, какой эффект среди кремлевских пропагандистов произвел этот подарок небес, свалившийся на них в момент, когда крылатые ракеты, авиабомбы и тяжелая артиллерия утюжили Харьков с Великой Даниловкой и самой героиней включительно?

Последовавшее вскоре перемещение Анны Ивановны с мужем в стационар харьковской больницы №8 вызвало в РФ новый выброс адреналина. Украинцы задумали расправу над смелой советской бабушкой, там ее и замучат! Начальник Национального центра управления обороной РФ генерал-полковник Михаил Мизинцев (именно он руководил блокадой Мариуполя и отдавал приказ бомбить там, кроме всего прочего, роддом и детскую больницу) публично оповестил (цитирую): «В Харькове, на территории городской клинической больницы №8, размещены артиллерийские установки и склад боеприпасов». Раз бабушкина судьба все равно, так сказать, предрешена…

К предупреждению Мизинцева харьковские власти отнеслись серьезно. Всех пациентов «восьмерки», не только чету Ивановых, распределили по разным клиникам. Больница № 18, куда попало медийное отныне лицо, напряглась. Депутат Госдумы РФ Нина Останина предложила найти способ, чтоб эвакуировать великомученицу из логова врага на территорию России…

Но операция освобождения Ивановой от Украины не состоялась. В Сети набирал просмотры новый видеосюжет с участием Анны Ивановны, отличный от того, что принес ей всероссийскую славу.

Спасти россиян от разочарования — памятников-то старушке успели понаставить! — взялся политолог Сергей Марков. Написал в своем блоге: «Конечно, мы все понимаем, что СБУ просто выбили эти слова из бабушки. Наверное, угрозами. А, может быть, и реально били… Но, оказалось, мы не правы. Оказалось, СБУ не смогли пока найти бабушку. Или не смогли пытками добиться от нее ничего. СБУ просто сняли похожую на бабушку героиню, другую бабушку. Разные эксперты провели анализ походки и голоса, и сделали вывод — это фейк СБУ. Бабушка подставная, фальшивая. Бабушка с красным флагом Победы остается героем нашего времени».

Как я пытала Анну Ивановну

Так, с молитвами, добрались мы до Великой Даниловки, коттеджная часть которой восхищала, несмотря на пробоины в крышах. Таксист согласился: место было крутое, не каждому по карману.

Жилище Ивановых на окраине, почти у леса, отличалось не только от богатых соседей, но и от окружающих домов куда попроще. Скажу прямо: даже иные руины, куда прямой наводкой попал снаряд, выглядели менее печально. Ветхий забор, кособокий сарай, сбитый из горбылей, бесконечное множество железного и тряпичного хлама, что валялся во дворе с давних пор. Впрочем, на клумбе под окнами цвели тюльпаны, а узоры из силикатного кирпича в оформлении фасада намекали на лучшие времена, канувшие безвозвратно. Навстречу Анне Ивановне бросились два лохматых пса. Худой кот-британец карабкался по подолу, мурча от полноты чувств.

– Бедный, нос теплый, болеешь… — обнимала Анна Ивановна всех по очереди, как родных. — Вот я сухариков собрала, ешьте!

Миниатюрная, кареглазая, легкая по отношению к быту, да и к бытию вообще, она, пожилая девочка, вызывала желание защитить. Мы уже присели, расчистив место, в комнатушке, кажется, единственной с уцелевшим окном, перед домашним иконостасом, в основании которого громоздились православные календари, молитвословы, ноты. Остальные окна в марте, в самые холода, вынесло взрывом вместе с рамами. Тогда и пришлось эвакуироваться в Харьков. Волонтеры помогли.

Хозяйка открыла одну из тетрадей и звонким голосом спела пасхальную молитву. Распахнутая в большую комнату дверь давала возможность видеть банки-миски-тазы с чем-то заплесневевшим, гору одежды и… балалайку на буфете.

– Вы еще и играете? — брякнула я невпопад.

Моя собеседница ткнула пальцем куда-то в дебри: есть и вторая, да струны порвались. В этом доме царила гармония. Представила, как в недавние мирные времена Анна Ивановна с Иваном Алексеичем, уроженцем Белгорода, исполняли под аккомпанемент то «Светит месяц, светит ясный», то «Місяць на небі, зіроньки сяють», привычно переходя с русского на украинский язык.

– За сорок три года Алексеич ни разу меня не обидел, — улыбнулась Анна Ивановна. — Матерились только друг на друга.

И уточнила:

– Це у меня не первый замуж! Первый был русский. Но он пошел не тем путем, попал в тюрьму на восемь лет за воровство. А я пошла работать на завод «Коммунар», где телевизоры выпускали. Делали там винтики разных размеров. Работа разнообразная, и мне она нравилась. Только сильно масляная — руки всегда в масле, когда детали собираешь.

Тема оказалась необъятной: случилось второе замужество. Ребята из воинской части повадились гулять на их улице. Один заглянул к матери Анны Ивановны: «Теща, выпить есть?» «Ты водку ищешь или невесту?» — не растерялась мать. — «Невеста с дитем сидит!»

– Взял меня с сыном от первого брака. Но сильно бил. Трезвый и огород прополет, и вообще руки золотые, а как за рюмку… — вздыхала Анна Ивановна. — Однажды вообще убил. А потом набрал ведро воды, вылил сверху — полечил, и снова за водкой. Я тогда дояркой работала. Кума заглянула, ужаснулась. Забрали в больницу. Через время он звонит: «Хватит валяться, косить пора!» Я же и косить, и клепать косу умею, электропилку, если надо наточу… Разве не проживу без хозяина?

Пока переезжала с места на место, родители с младшим братом купили в Великой Даниловке дом. Подрастало у нее к той поре уже два сына.

– И еще девочку родила. Декретные получила, надо в больницу — зуб удалить. Ребенка на свекруху оставила, — Анне Ивановне хотелось выговориться. Интерес даже со стороны чужих людей, журналистов, вызывал благодарность.

Хотя, когда мы с Алексеичем сошлись, еще не веровала. Только после того, как наша с ним общая дочка погибла, задохнулась в дыму… Как и почему загорелся линолеум, непонятно. Сыновей тоже нет в живых. Пошли по нехорошей дорожке. От старшего остались внуки.

Кот терся о руки Анны Ивановны: соскучился. Внуки не особо жаловали. Мощный заряд внутрисемейных обид и конфликтов отбросил их на разные расстояния, война ничего не изменила. Рядом остался лишь верный Алексеич, который сейчас охал в сенях, пытаясь что-то поправить по хозяйству.

Ведь жена сообщила волонтерам, что передумала — в больницу супруги не вернутся.

– Печку натопим, помоемся, картошки наварим. Окна — что ж окна! Уже тепло. А хлеб волонтеры привезут.

– В селе почти никого нет! Магазин не работает! Стреляют! — увещевали ее.

– Ох, Анюта, как бы не ошибиться, — кашлял Иван Алексеевич. Но супруга отрицательно качала головой.

Тут я рискнула сообщить Анне Ивановне, что, по последним данным, имеющимся в России, она — ненастоящая. Тем более, с бантом в цветах украинского флага. Подозрение собеседницу задело. Порылась в сумке, достала оттуда видавший виды паспорт: нате вам! С казенного фото, которые, как правило, получаются неудачными, смотрела миловидная, в полупрозрачной блузе, кареглазка с чертами Анны Ивановны. Такую назвать бабкой даже у Маркова язык не повернулся бы.

– В июне семьдесят исполнится, — уточнила. — Ну, про возраст вы меня пытали.

Я стала пытать дальше: старые альбомы далеко? Точно же первой красавицей была на селе!

– Да где тут что найти, — Анна Ивановна метнула в мою сторону оценивающий взгляд:

– Война вообще никого не красит…

«Пытать» по-украински значит «спрашивать». Такая вот лингвистика.

Семейная реликвия в сарае

История с красным флагом в исполнении Анны Ивановны не менее удивительна, чем ее судьба.

После развода с Алексеичем («Чтобы отдельные квартиры в Харькове получить!») и новой регистрации брака с ним же супруги наконец осели в Великой Даниловке два года назад.

– Мама и брат умерли на моих руках. Свет и газ отрезали за долги. Паутина свисала с потолка, как черные шторы. Сожалею, что репортеров не вызвала, пусть бы засняли! — вспоминала Анна Ивановна.

Лицо Анны Ивановны стало артистичным, вдохновенным, как при пении пасхальной молитвы:

– Я обиделась, когда Витя назвал флаг вражеским. Когда красный флаг над Берлином повесили, война сразу закончилась! И сейчас я так же хотела… Потому что Гитлер говорил: «Страну завоюю, мужчин кастрирую, а женщины будут нашу расу выращивать!» А красный флаг — значит мир, любовь и счастье в семье.

– Витя это кто?

– Витя и Игорек — солдаты. Стояли возле окопов, охраняли нас. Я на пост приходила, благодарила. Они нам с Алексеичем еду часто приносили. Записала имена в свою книжечку, молюсь за здравие каждый день.

Тем, кто ничего не понял, объясняю.

4 марта Виктор, командир взвода ВСУ с позывным «Кадет» и его напарник, сержант Игорь, приступили к патрулированию «серой зоны» — Великой Даниловки. Смотрели, где остались хозяева, в основном, старики. Несли пайки — слабое утешение под огнем, но хоть так. «Кадета» настолько задело явление пенсионерки со знаменем и ее речи, что он велел сержанту записать все на телефон, чтобы побратимы оценили…

Каким образом спустя месяц «кино» попало в Сеть, в Центре стратегических исследований и информационной безопасности, подразделении при министерстве культуры Украины (структура призвана противостоять фейкам в национальном медиапространстве), не знали. Дали оценку по существу сюжета: «Долбодятлы». Но просили учесть: украинским военным о Путине лучше под руку не напоминать. Особо приставучим журналистам в Центре сообщали мобильный «Кадета». И тот «через не могу» пересказывал все сначала, либо просил перезвонить после боя.

Именно Виктор с Игорем прибежали спасать Ивановых, когда российская мина прилетела к ним во двор. Отвели супругов в убежище — местную церковь, на «богатый» край Великой Даниловки. Я туда наведалась тоже.

…На стенах небесно-голубого, старинного, Святопокровского храма чернели следы от осколков. Матушка Анна, погладив одну из «ран», заплакала:

– Как же так? Я из семьи священника, родня в Белгороде, отец Андрей Московскую духовную академию закончил. Тридцать лет служит здесь. Прихожане старались, помогали храму. Красота вокруг, посмотрите! А теперь только слезы льем. Путин — одержимый!

Отец Андрей поднял бровь, не приветствуя активность матушки. Но, похоже, и в этой чете тоже «рулила» супруга.

Вошли в церковь. Под пологом, напротив алтаря, лежали в ряд матрасы, накрытые пестрыми пледами.

– Тут и молимся, и ночуем, — подтвердил священник. — Для меня важно, чтобы все, кто есть в селе, остались живы.

На заднем дворе, где отец Андрей предъявил болванки-гильзы российских снарядов («Сдадим потом в металлолом!») у нас возник словесный пинг-понг:

– Говорят, вы с начала войны перестали поминать на богослужениях патриарха Кирилла?

– Кто это «вы»? И кто говорит?

– «Вы» — Украинская православная церковь Московского патриархата. О Кирилле от Ивановой слышала, например, — нечаянно «сдала» я Анну Ивановну, уточнив, что женщина вернулась в село. Отец Андрей снова поднял бровь. И парировал:

– Церковь наша украинская. Покажите, где написано «Московский патриархат»? Значит, решили проверить, поминаю Кирилла или нет? Прискорбно. Людям надо доверять.

В общем, развернутой характеристики Анны Ивановны по духовной линии я так и не добилась. Если не считать мелькнувшего слова «суетная»…

Кто под красным знаменем?..

Тем временем, на улице, возле забора Ивановых, началось столпотворение.

Большой материал об Анне Ивановне приехала делать съемочная группа ВВС. Волонтеры из Харькова в лице Никиты Соловьева — обследовать масштаб необходимых восстановительных работ. На шум моторов, голоса и лай собак подтянулось несколько соседей: безлюдье оказалось не абсолютным.

Когда Соловьев, по специальности физик и математик, по профессии — финансовый аналитик и макроэкономист, измерил провалы окон рулеткой и осмотрел дыры в крыше, мы немного поговорили об особенностях украинского гуманитарного волонтерства после 24 февраля.

– Легко помогать единомышленникам, родственным душам, — делился Никита. — Но и таким, кого, образно говоря, хотелось бы ломом перекрестить, нужна помощь. И мы ее оказываем. Политические взгляды человека не имеют значения. Пусть даже они воспринимают услуги как должное. Или рассуждают: «Нас не россияне обстреливают. Просто оттуда, из мироздания, что-то прилетает. А с другой стороны мироздания несут еду и лекарства. Не всегда вовремя. Не всегда то, что хотелось бы, но ладно…»

У нас есть группа ребят, которые с начала марта занимаются только окнами. Не стеклят, нет. Затягивают пленкой — объемы работы в Харькове, после авианалетов, представляете? Сейчас это вопрос дискомфорта, а при минус четырнадцать было вопросом выживания. Другие коллеги сконцентрировались на аптеках, добывают и разносят медикаменты, и так дальше. После победы, если встречусь с такими персонажами, мы все обсудим. А сейчас совершенно неважно.

В глубине двора, сидя на табурете, Анна Ивановна обращалась в камеру:

– А меня вы в больницу не хотите забрать? Если она отказывается… Тут страшно.

Соседка Ивановых, блондинка пенсионных лет, представившаяся Ниной Лаврентьевной, боролась с собой, чтобы не поделиться секретом. Но правдолюбие взяло вверх:

– У нее, вот наведите справки, пенсия три тысячи гривен, у деда — четыре тысячи. Могли прекрасный ремонт сделать, вообще все на свете купить. Вы в дом заходили?.. (понизив голос). Они играют — забыла, как внук игру называл. По мобильному куда-то деньги переводят, чтобы еще большие деньги потом получить.

Вскоре Анна Ивановна с удовольствием устроила для съемки «реконструкцию». Появилась у ворот снова с развернутым красным флагом, в кофте-«олимпийке» поверх халата и с ворохом фотографий памятника себе.

Сюжет окончательно впал в старую советскую кинокомедию «Свадьба в Малиновке». Никита взял сигарету и пошел курить подальше.