Первая Чеченская: провал пропаганды

26 декабря 1991 года Совет Республик Верховного Совета СССР принял декларацию о прекращении существования СССР. На следующий день, 27 декабря, закон «О средствах массовой информации» был принят Верховным Советом РФ и подписан президентом Борисом Ельциным. Это был один из первых демократических актов новой России, который обеспечивал свободу слова и печати. Основные положения закона включали в себя полную отмену цензуры, право на учреждение СМИ любому гражданину или организации, определяли статус журналиста, его права и обязанности.

Советская пропаганда, к 1980-м годам уже совсем натужно рассказывающая о непременной победе мировой революции и о торжестве коммунизма над капитализмом, окончательно прекратила свое существование. На новом рынке появились всевозможные издания: от локализованных журналов западных медиахолдингов до кустарных националистических газет. Антиельцинские митинги первой половины 1990-х появлялись в эфире федеральных телеканалов, журналисты которых старались придерживаться плюрализма мнений. Однако уже в декабре 1994 года появились первые робкие очертания того, что уже в 2000-х станет полноценной российской пропагандой. Началась Первая чеченская война.

«Государственные телеканалы пытались выставить (лидера движения за независимость Чечни) Джохара Дудаева исламистом, — рассказывает историк Никита Соколов, — что совершенно не соответствовало действительности. Ислам тогда в Чечне не был основной идеологией». Первую Чеченскую войну в публицистике называют «первой телевизионной» — впервые действия российской армии показывались практически в прямом эфире через телекамеры независимых СМИ.

Пресс-секретарь Бориса Ельцина Вячеслав Костиков крайне негативно оценивал освещение войны в государственных СМИ. В мемуарах он писал: «Я не берусь судить о военной стороне проблемы. Но в информационной сфере была проявлена полнейшая некомпетентность и безграмотность. Пресс-служба президента была полностью отключена от информации по Чечне. Правительство попыталось латать информационные пробоины от точных попаданий дудаевской пропаганды, но эти меры были не подготовлены, грубы и вызвали лишь раздражение в СМИ. Меня поразило, что в преддверии ввода войск в Чечню никто не удосужился собрать главных редакторов крупнейших газет, конфиденциально проинформировать их об истоках чеченского кризиса, о целях и договориться о взаимодействии. Неудивительно, что даже в дружественной президенту и правительству прессе начался полный разнобой оценок. В результате информационная и психологическая война с Чечней при наличии у России таких информационных гигантов, как “ИТАР-ТАСС”, “РИА Новости”, двух государственных телевизионных каналов и мощнейшего в мире радио, были полностью и позорно проиграны. Большинство информационных выпусков оказались заполнены сведениями со ссылкой на источники в Чечне.

Чуть позже медиаисследователи отмечали, что правительство Ельцина «застряло в предыдущем медиавеке»: хаос и неразбериха в официальном освещении Первой чеченской перекликалось у российской аудитории с сухими сводками об Афганской войне на советском телевидении. Из-за этого люди обращались к независимым медиа, которые, благодаря Закону о СМИ, могли рассказывать о военных действиях открыто и беспристрастно.

Никита Соколов дополняет: «Репортажи независимых журналистов все попытки пропаганды быстро опровергли в глазах широкой публики, которая увлекалась этими новыми СМИ, совершенно не похожими на советские стилистически. Информационная кампания была проиграна. Стало ясно, что эта война в значительной степени империалистическая, поэтому умирать на ней совершенно никому не хотелось».

От бессилья в Госдуме призывали отобрать у НТВ лицензию на вещание за «антироссийскую линию при освещении событий в Чечне», а в своем телеобращении Борис Ельцин заявил: «Мне известно, что чеченские лидеры многое делают для того, чтобы расколоть центральные власти по вопросу кризиса в республике. Мне известно, что не без участия чеченских денег функционирует ряд средств массовой информации России. Я должен откровенно об этом сказать». Однако переубедить российскую аудиторию уже было невозможно. 31 августа 1996 года были подписаны Хасавюртовские соглашения — Россия де-факто признала независимость Чеченской Республики Ичкерия минимум до 2001 года.

Пропагандистский успех 1990-х: «Голосуй, или проиграешь»

По словам Никиты Соколова, в 1990-х годах в России связанная с официальной властью успешная пропагандистская кампания проводилась только один раз. Она была приурочена к выборам 1996 года, которые должны были пройти в июне. В январе рейтинг действующего президента, по более поздним заявлениям его соратников, не превышал 4%.

Никита Соколов дополняет: «Реформаторы ельцинской поры, в первую очередь Гайдар и его правительство, совершенно не занимались пропагандой собственных усилий и программ. В результате общество плохо понимало, что они делают. Поэтому оно шло к коммунистической пропаганде, которая всячески осуждала действия власти. Только объединение усилий элиты разных сфер, от бизнеса и шоу-бизнеса до политики, позволило успешно реализовать “Голосуй, или проиграешь” — чрезвычайно популярную кампанию, переизбравшую слабого и больного Ельцина».

Основная цель кампании заключалась в мобилизации избирателей для участия в голосовании и в создании страха перед возможностью прихода к власти коммунистов с их лидером Геннадием Зюгановым.

Одним из ключевых элементов кампании стало противопоставление Ельцина и Зюганова. Ельцин представлялся как гарант демократических реформ, свободного рынка и продолжения курса сотрудничества с западными странами, в то время как Зюганов ассоциировался с возвращением к тоталитаризму, дефициту и репрессиям. Ярким примером является плакат с лицом Зюганова, который предлагалось вешать на холодильник. На нём говорилось: «Купи еды в последний раз».

В кампании также активно использовалась риторика, связанная с потенциальной гражданской войной в случае победы коммунистов. Ельцин подавался как единственный кандидат, способный предотвратить раскол страны. И независимые, и государственные медиа пытались представить Ельцина молодым и энергичным, несмотря на его реальное состояние здоровья. Например, популярными были кадры танцев президента во время поездки в Ростовскую область. Президента старались всячески «очеловечить», показывая его как близкого народу, понимающего проблемы обычных людей.

Кампанию «Голосуй или проиграешь» можно считать классическим примером пропаганды с использованием страха, демонизацией оппонента, однобокой подачей информации и контролем над основными каналами коммуникации. Вместо объективного освещения позиций кандидатов государственные СМИ сосредоточились на продвижении одного кандидата и дискредитации другого. Это признавал даже бывший главный редактор «Коммерсанта» и бывший заместитель главного редактора антикоммунистической газеты «Не дай бог!» Андрей Васильев.

«Пресса была очень влиятельным механизмом на выборах 1996 года, что не совсем здорово: СМИ играли в одни ворота, — говорил он. — Это было некорректно, но объяснимо: все очень боялись возвращения коммунистов. Ведь когда началась перестройка, демократические реформы в первую очередь коснулись именно прессы. Она из подручной партийного аппарата превратилась в самостоятельную силу, журналистика наконец-то стала профессией. Эти возможности СМИ очень хотели сберечь, потому что быть свободным — приятно. Так что пресса вписалась за Ельцина. Я говорил своим корреспондентам: мы должны быть той же самой пропагандой, что была при совке, только с обратным знаком. Это было очень веселое время, мы делали замечательные заметки. И прекрасно понимали, что это не журналистика, а пропаганда. Но мы делали ее искренне».

Вторая Чеченская: рождение путинской пропаганды

7 августа 1999 года более тысячи чеченских боевиков вторглись в Дагестан. Именно это вторжение, по мнению многих наблюдателей, стало триггером для назначения мало известного тогда Владимира Путина, который стал директором ФСБ в июле 1998 года, на пост председателя российского правительства.

Именно в этой должности Путин организовал и возглавил операцию против боевиков. Хасавюртовские соглашения были забыты, началась Вторая чеченская война. Вскоре по стране прокатилась серия террористических актов: взрывы жилых домов в Буйнакске, Москве и Волгодонске, жертвами которых стали более 300 человек. В декабре прошли выборы в Госдуму. Поддержанное Путиным новое политическое движение «Единство» набрало 23,3% голосов, заняв второе место и уступив коммунистам. 31 декабря 1999 года Ельцин ушел в отставку и передал власть Путину, который в марте 2000 года выиграл выборы и в мае стал новым президентом РФ.

Никита Соколов рассказывает: «Новая путинская власть принялась за переформатирование медийного пространства. Кремль либо подмял под себя независимые СМИ, в том числе большинство печатных, либо попросту разогнал редакции, как это случилось с НТВ. Власть монополизировала традиционные СМИ — телевидение, радио, газеты уже к 2004 году».

Учет ошибок Первой чеченской начался уже в 1999 году: все журналисты должны были получать аккредитацию и ездить на съемки с представителями пресс-службы Минобороны. Самостоятельно передвигаться по территории республики запрещалось, а за любое нарушение лишали аккредитации.

Журналисты Радио «Свобода» писали, что в сентябре 2000 года военные в прямом эфире НТВ пытались сорвать работу сотрудников канала у базы в Ханкале и даже заставили оператора лечь на землю. Присутствовавший там полковник, имя которого установить не удалось, пообещал убить корреспондента в случае неподчинения.

Анонимный журналист «Свободы» отмечает: «Я считаю, что именно вторая чеченская война стала переломным моментом в зарождении российской пропаганды в нынешнем виде. Это началось с отдельных обозревателей типа Михаила Леонтьева, который изо всех сил нахваливал российскую власть и всякие официальные пресс-службы. Генерал-полковник Валерий Манилов от Генштаба каждый вечер собирал журналистов на Зубовском бульваре и нудным голосом вешал на уши лапшу об успехах борьбы с “террористами”. Смешная даже пропаганда была. Сейчас у нас глава департамента информации Минобороны Евгений Конашенков ежевечерне вещает о великих победах над Украиной, и это уже совсем не смешно».

Никита Соколов дополняет, что из-за атаки государства на СМИ путинской власти удалось успешно продвинуть нарративы о «борьбе с терроризмом». Он приводит в пример официальные названия двух чеченских войн: первая именовалась «Операция по восстановлению конституционного порядка в Чечне» (намек на сепаратизм), а вторая — часть «Контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона». Через изменение тональности государственные СМИ нашли способ успешно продвинуть нужную точку зрения.

В следующие президентские сроки Владимира Путина силовые методы вкупе с пропагандой станут регулярным инструментом власти.

Рождение нации: 1945 год

Главная пропагандистская конструкция путинской России заключается в том, что российское общество родилось в 1945 году, констатирует Никита Соловьев. В рамках антропологического подхода любому гражданскому сообществу крайне важно осознавать момент его основания. У французов им является День взятия Бастилии, у американцев — Война за независимость, у СССР — «Великая Октябрьская социалистическая революция». После распада Советского Союза властям РФ нужно было выбрать новую дату.

Историк замечает: «Очевидным моментом основания новой России должен был стать август 1991 года. Российские граждане самостоятельно, без чьей-либо помощи или подсказки, вышли на улицы и сказали: “Нет, мы больше советского не хотим. Идите вы со своим ГКЧП, не хотим ваших садовых соток, хотим свободно жить в условиях рынка и демократии”. Однако этим бы выбором во главу угла ставились бы права человека, а также ценности личности, ее индивидуальной свободы и возможности принять решение. Это совершенно не было на руку той чекистской братии, которая пришла к власти вместе с Путиным».

В связи с этим в первые два срока Владимира Путина российская пропаганда обратилась к нарративу, который впервые возник в 1965 году, — когда был проведен первый Парад Победы после 1945-го. В интервью «Медузе» поэт и эссеист Лев Рубинштейн так вспоминал первую попытку власти сделать окончание Великой Отечественной войны датой рождения общества: «Я был с детства окружен огромным количеством фронтовиков. Практически все взрослые мужчины, за исключением стариков, прошли войну. Не было слова “ветеран” в современном понятии. Вместо этого были “фронтовики”. Они не считали участие в войне ни доблестью, ни поводом для гордости — просто это свалилось на их поколение. Больше всего любили орать о том, что “я за тебя, сука, кровь проливал”, те, кто отсиживался в тылу. Настоящие фронтовики, в том числе и мой отец, не любили этой темы касаться. <…> Долгое время 9 мая не был праздничным днем. Это началось лишь в 1965 году, уже при Брежневе, на двадцатилетие стал постепенно расти культ войны. Тогда и пошло это “ветеранство”, таскание фронтовиков по школам, парады, типовые вечные огни, бетонные обелиски, песни, стихи… Каждое поколение властителей записывает себя в победители. В 1965-м появились первые присвоители. Ну а потом пост-ельцинская власть стала бурно эксплуатировать эту тему».

В 1995 году на Поклонной горе в Москве был открыт мемориальный парк за авторством Зураба Церетели, который историки называют «мегаломанским». Тогда же, на 50-летие Победы, прошел и первый парад в Российской Федерации. На Историческом музее висел плакат с флагами СССР и союзников, а мероприятие посетили президент США Билл Клинтон, премьер-министр Великобритании Джон Мейджор, генеральный секретарь ООН Бутрос Бутрос-Гали и генсек НАТО Хавьер Солана.

С приходом Владимира Путина к власти Победа стала вновь использоваться для легитимизации ужесточения государственной власти.

Ярким примером того, что Победа принадлежит только государству, стал перехват инициативы «Бессмертный полк». Тихое траурное шествие было насильно встроено в систему, стало пропагандой агрессии и милитаризма. Один из основателей первоначального проекта Сергей Лапенко в комментарии «Новой газете Европа» объяснял: «В советское время, как к нему ни относись, считалось, что жизнь всё время ставит нам новые цели. Гагарин, Уренгой–Помары–Ужгород, БАМ — свершения мирного времени, как тогда говорили. Над этим смеялись, издевались, но программа будущего тем не менее была, не было нужды всё время оглядываться на прошлое как на единственно важное. А после нулевого года началось не время, а времечко: всё помельче, всё в “текущем режиме”, ни задач, ни целей, другим занимались. Ок, были разные нацпроекты, но все понимали, что это распил бюджета. И когда понадобилось чем-то подпереть свою шаткую легитимность, власти сказали: а вот у нас война и Победа, давайте будем гордиться! Потому что больше просто ничего нет. Конечно, Победа — часть нашей истории, но не мы брали Берлин, не мы сидели в окопах, а деды, и делали это ради того, чтобы их потомки тоже чего-то добились. Прошлое — ради будущего, не наоборот».

Суверенная демократия

Дополнением к 1945 году как дате рождения общества стала идея «суверенной демократии». Она родилась из попыток сотрудников Администрации президента РФ противодействовать демократическим революциям в странах бывшего СССР. Ее автором стал заместитель руководителя этого ведомства Владислав Сурков. Он писал: «Это образ политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всём ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, ее образующими».

Никита Соколов констатирует: «У нас вроде демократия, но своя, с отменой губернаторских выборов и отсутствием свободной прессы. И это наша традиционная скрепа. Отсюда пошел поток современного разговора о том, что Россия — всегда осажденная крепость. Особенно это заметно по школьным учебникам истории, где есть Сталин, вождь Победы и руководитель отлаженной советской системы, а ленд-лиза совершенно нет».

Вокруг этих двух идеологем — «великой победы» и «суверенной демократии» — с середины 2000-х стало выстраиваться большинство нарративов государственной пропаганды. Даже в первые месяцы пандемии COVID-19 провластные СМИ пытались обвинить в болезни западные страны. Особенно популярным стал слоган «Можем повторить», который приобрел печальную значимость в контексте российско-украинской войны.