Призрак бродит по миру. Это призрак неомарксизма.

Он машет флагами ХАМАСа на кампусе в Беркли, скидывает евреев в речку в Амстердаме и заставляет американские корпорации вводить отделы DEI (Diversity, equity and inclusion, разнообразие, равенство и инклюзивность).

И не надо думать, что до наших широт он не добрался. В сущности, большая часть всего, что предшествовало и сопровождало российско-украинскую войну, есть результат разрушительного действия этой неомарксисткой идеологии как на украинские, так и на российские интеллектуальные элиты. Мы всегда норовили стащить на Западе самое передовое, самое левое, самое прогрессивное и построить с его помощью самый прогрессивный ГУЛАГ. И касается это замечание как украинской пропаганды, так и российской зарубежной оппозиции.

Что такое неомарксизм на Западе? Это философия, идеально подходящая для богатого общества, разросшейся бюрократии и всеобщего избирательного права. Из этих трех ингредиентов получается смертельный коктейль: новая церковь людей в белых одеждах, которые точно знают, что есть Справедливость и что есть Угнетение, что есть Добро и что есть Зло, кто есть Жертва и кто есть Агрессор.

Угнетение — это когда кто-то что-то создает. Производит. Творит. Это вы думаете, что он производит космические корабли, создает вакцины и так далее. На самом деле он у кого-то при этом что-то отнимает, угнетает и обездоливает. Он Отравляет Мир с помощью СО2. Он Дискриминирует Угнетенных.

Марксизм 1.0 считал жертвами пролетариат. Он утверждал, что буржуи отнимают у него прибавочную стоимость. На этой-то энергии угнетенного пролетариата он и хотел прийти к власти и построить Гулаг.

Но нынче пролетариата нет, а тот, который есть, вовсе не расположен голосовать за неомарксистов. Поэтому вместо пролетариата неомарксизм опирается на широкую коалицию лиц, которым объяснили, что они жертвы, а еще лучше — превратили в жертв.

Это могут быть чернокожие (вы были рабами). Мигранты (вы были колонизованы). Мусульмане (Европа вырвалась вперед, и поэтому вам должна). Палестинцы и, разумеется, трансгендеры. Трансгендеры есть очень важная часть социально-политического уравнения, знаете почему?

Правильно. Дело в том, что в самом низу пирамиды виктимости в неомарксизме стоит Молодой Богатый Белый Самец. Он представитель самой ненадежной демографической выборки. Он представитель Белого Патриархального Сексизма. Но ведь далеко не каждому молодому подростку из благополучной семьи, родившемуся с золотой американской ложкой во рту, приятно оказаться генетическим эксплуататором. Он тоже хотел бы быть Жертвой. Он тоже хотел бы, чтобы Весь Мир Был Ему Должен.

И это он легко может сделать, сменив пол. Еще недавно ты был Патриархальным Белым Самцом; в университетских соревнования по плаванию ты был на 40-м месте, и любая студентка могла тебя отменить, если ты не так на нее посмотрел. Но ты сменил пол, и теперь ты — Самая Главная Жертва. Ты выигрываешь все соревнования по плаванию среди женщин, и ты при этом еще — Пострадавший. Если твои соперницы попытаются пожаловаться, то ты их сам отменишь.

Они понимают, что если взять и отменить всех капиталистов до конца, то в Сахаре начнутся перебои с песком. Поэтому их задача — паразитировать на капитализме. Создавать отделы DEI. Требовать назначения комиссаров во все органы власти. Завести многомиллиардную индустрию семинаров, на которых Агрессоры, Колонизаторы и Угнетатели будут каяться перед жертвами, как у Мао в Яннани на партийных чистках члены партии каялись перед коллективом. Без бумажки от этого семинара невозможно будет устроиться на работу.

Поэтому у неомарксизма есть три важных особенности. Одна заключается в том, что он нуждается не только в Жертве, но и в Агрессоре. Но в особом Агрессоре. Агрессоре, которому объяснили, что он Агрессор. Который понял свой грех. Который готов за его искупление платить. Как процесс электролиза нуждается в катоде и аноде, так и неомарксистский процесс выдаивания грантов и репараций нуждается непременно не только в Жертве, понимающей, что ей все должны, но и в Эксплуататоре, Агрессоре и Белом Патриархальном Самце, понимающем, что он должен. Иначе процесс не запустишь.

Вторая особенность — и мы ее отчасти уже упоминали — заключается в том, что процесс осознания себя жертвой переносится из материальной плоскости в эмоциональную. Ты Жертва, если таковой себя чувствуешь. Ты Жертва, если ты себя таковой чувствуешь. Если ты считаешь себя жертвой, то найти признак, по которому тебя дискриминировали, — дело десятое. Была бы Жертва, а дискриминация найдется.

Третья особенность заключается в том, что неомарксизм ничего не создает. Он только перераспределяет. Даже если он где-то и создает какие-то дополнительные рынки (например, рынок медицинских услуг по перемене пола или рынок антидискриминационных семинаров), то все эти рынки глубоко вторичны. Неомарксисты не создают космических ракет, новых вакцин и компьютерных программ. Они только объясняют их создателям, что те Эксплуататоры и должны делиться.

Они действуют как церковь, которая в средневековой Европе никогда не брала власть в свои руки. Правили, насильничали, разбойничали и воевали другие. А церковь все это всемерно осуждала. И продавала индульгенции. Церковь всегда обладала абсолютным знанием, что есть Добро и что Зло.

И, разумеется, важнейшей частью этого эмоционального социализма является положение, что Жертве Все Позволено. Жертва — это всегда Сыны Света. Агрессоры, Колонизаторы и Угнетатели — это всегда Сыны Тьмы. Агрессоры и Угнетатели — это не люди. Люди — это только Сыны Света. В них по определению сосредоточено все доброе и вечное. А Сынов Тьмы по определению надо обнулить, чтобы обеспечить победу Добра и Света. Это не только освобождает Сынов Света от необходимости заниматься разными колонизаторскими и угнетательскими научными дисциплинами вроде математики, но и придает каждому их поступку манящую ауру нравственного совершенства. Сыны Света не грабят магазины — они взыскивают репарации.

В мире всеобщего избирательного права создать коалицию из людей, которые считают, что им недодали, несложно. Внизу пирамиды Маслоу всегда больше людей, чем вверху.

На первый взгляд, неомарксизм — это болезнь именно развитого общества. Борьба с Глобальным Потеплением, Патриархальным Сексизмом, расисткой наукой математикой и пр. — это все развлечения эмоционально нестабильных молодых васпов из Беркли, которые выбрали своей специальностью исследование вопроса гендерного равноправия в англосаксонской литературе 6 в. н. э. на примере поэмы «Беовульф» и жизненно заинтересованы в существовании грантов на эту тему и отделов DEI — потому что нигде больше они трудоустроиться не могут.

На самом деле практически все, что мы наблюдаем сейчас — и в украинской пропаганде, и в российской зарубежной оппозиции, — есть просто перевод общих принципов неомарксизма на русский и украинский языки.

Начнем с украинской части этого уравнения. Когда трое партийных шишек, чтобы свергнуть Горбачева, поделили СССР на пятнадцать кусок и положили каждый себе в карман, Украина унаследовала самый сладкий кусок. Лучшие почвы; лучший климат; лучшая сеть железных и автомобильных дорог; европейская территория, 52 млн населения — Украине достались практически все плоды многовековой экспансии Российской империи на Запад, от юго-востока, когда-то принадлежавшего Крымскому ханству и Золотой Орде, до западных областей, еще век назад бывших частью сначала Австрийской империи, а потом Польши. Три бывших воеводства Речи Посполитой — Киевское, Черниговское и Брацлавское, заключившие союз с Москвой на Переяславской Раде и в противном случае, вероятно, давно бы ассимилированные и растворившиеся без следа в великой Польше, — получили богатое приданое, которое они щедро, впрочем, оплатили, ибо никогда без объединения с ними Россия не стала бы империей. Как Англия и Шотландия, так и Украина и Россия строили империю вместе.

Но современный неомарксистский дискурс победителей, как известно, не любит. Ему нужна Жертва. Каждое новое государство должно быть непременно Жертвой ужасного колониального прошлого. Если люди не считают себя жертвами, их таковыми надо сделать. Из Украины принялись делать страну, которая была порабощена московскими колониалистами и имперцами. Некая Украина, от Крыма и до Львова, существовала предвечно, и если некоторые ее части говорили на русском языке, так это оттого, что колонизаторы навязали им свою культуру.

Задолго до того, как эта идея стала государственной идеологией во время войны, она проникла в университеты, в подражание все тем же Принстонам и Беркли, и

Гранты эти шли широкой рекой не потому, что где-то в недрах коварного Госдепа существовал зловещий отдел по отделению Украины от России. Нет, они были просто побочным следствием той идеологической войны, которая разгоралась в самих США. Того гигантского грантососного аппарата Демократии, Деколонизации и Многообразия, главной целью которого была, конечно, власть в самих США.

Абсолютно то же самое касается нынешней российской зарубежной оппозиции. На первый взгляд, мы можем быть сильно удивлены при виде оппозиции, которая — в сложившихся на поле боя условиях — требует границ 1991 года и выплаты репараций, а любого российского военного, пересекшего границу Украины, называет, как Илья Яшин, военным преступником.

На первый взгляд, непонятно, к кому эта оппозиция обращается. У русского избирателя такая позиция вызовет изумление. Ни один серьезный международный игрок от Путина вывода войск не требует. А украинским национал-деколонизаторам заявлений Яшина все равно мало.

Но все встанет на свои места, если мы вспомним о главной особенности эмоционального неомарксизма. Он крайне нуждается в представителях класса Угнетателей и Колонизаторов, которые признают себя таковыми. Напомним, что Робин ДиАнджело, изобретательница термина «белая хрупкость» и критической расовой теории, слепком с которой является украинский BLM, — белая. Эмоциональный неомарксизм нуждается в русских Робин ДиАнджело.

Если ты хочешь быть частью Большой Прогрессивной Повесточки, то ты должен топить за все это — за деколонизацию Украины. За границы 1991 года. За возвращение Крыма. И нужды нет, что даже Белый дом об этом не просит. Твоя референтная группа — это не Белый дом. Это Белые Пальто. Это люди, которые точно знают, что есть Добро и что есть Зло.

Точно так же, как Белый Патриархальный Подросток может сменить пол и стать трансгендером, — точно также и российский империалист и колонизатор может сменить политический пол.

Для этого ему надо просто произнести несколько волшебных слов. Про границы 1991 года. Про Репарации. Про суд над военными Преступниками. И, в первую очередь, про Агрессора, который должен быть наказан.

Да-да. Про Агрессора, который должен быть наказан. Ибо одна из самых больших неомарксистских когнитивных ловушек, в которую нас поймали, — это слова «агрессивная война».

Я понимаю, что сейчас часть читателей просто вздрогнет. Она скажет: «Как?! Латынина и уже агрессивную войну оправдывает?»

Но сначала послушайте, что я вам скажу. Я зайду издалека — но это «издалека» имеет фундаментальное значение.

Именно рыцарская этика, возникшая около 10 в., отличала Европу от большинства других культур, в том числе времени Меровингов. Первоначально эта этика относилась только к другим вооруженным рыцарям, то есть членам своего же сословия. Их нельзя было убивать вне поле боя, пленных их полагалось сажать за свой собственный стол, и один рыцарь мог отпустить под честное рыцарское слово другого рыцаря за выкупом. К простолюдинам рыцарская этика не относилась — их сэр Грегор Клегейн наворачивал на свой меч.

Потом эта этика спустилась ниже. Появилось положение, что войска завоеванное население — не грабят. Наполеон мог в войнах исколесить всю Европу, и на поле боя гибли десятки тысяч, но взятые города не страдали, а если страдали — это было ЧП. Наполеон победил прусаков и танцевал с ними на балу, а князь Болконский восхищался Наполеоном.

Это уникальное отношение к военному противнику, собственно, и спасло Европу. Европа постоянно воевала — и оттого совершенствовала технологии, — и одновременно поражение в войне не означало поголовного вырезания города. В отличие от Востока, где ни один полководец не знал, что он занимается геноцидом, потому что он считал, что геноцид — это и есть война.

В Европе уже к 18 веку было прекрасно известно, что позволено на войне, а что нет. Границы были — это не значит, что их не нарушали. Но они были. Было прекрасно известно, кто ведет войну справедливо, по правилам — то есть не перерезает горла пленным и не грабит взятые города, — а кто несправедливо, не по правилам.

При этом — и очень важно — понятия агрессивной войны, понятия, что агрессор неправ, — не было. Неправ был тот, кто ведет войну не по-рыцарски. В голову бы князю Болконскому не пришло считать Наполеона неправым за то, что он вторгся в Россию. В голову бы ему не пришло сказать: «Он агрессор, а мы жертвы. И как жертвам нам все позволено».

Именно поэтому таким шоком стал Холокост. Дело было не просто в масштабном систематическом уничтожении шести миллионов мирного населения. Дело было в том, что это случилось в Европе. На Востоке вся история была — сплошной холокост. Взяли город — вырезали. А что? А еще как?

И вот в 21 веке марксизм 2.0 предложил нам другую парадигму. Парадигму «агрессор — жертва», с упором на «жертву» — любимое, излюбленное, ключевое для него слово.

Агрессор всегда неправ. Жертва всегда права. Агрессор — это тот, кто вторгся. Он — военный преступник. Как там говорит Яшин? Все россияне, которые пересекли границу Украины, — военные преступники. Все, понимаете? И тот садист, который отрезал у пленного украинского воина член, и тот лейтенант, который заслонил своим телом украинскую девушку и был расстрелян своими же. Между ними нет разницы. Они все Сыны Тьмы. Они все агрессоры. Против них борются Сыны Света. Они жертвы. Будучи жертвой, они не могут быть неправы. Жертве все позволено.

И мы только-только привыкли к этой новой, возвышенной парадигме — парадигме, которая переписывает всю историю человечества в рамках религиозной войны, парадигме, в которой любая война превращается в войну Сынов Света против Сынов Тьмы, как случилось 7 октября. Мы узнали об обезглавленных младенцах. О детях, опутанных колючей проволокой и сожженных вместе с матерями. Мы увидели женщин с окровавленным штанами, которых торжествующие боевики тащили в машины, и мы увидели террористов, громко празднующих посреди толпы над обнаженным и искалеченным телом Шани Лук. Мы узнали, что это было не случайно, — часть террористов готовили к совершению зверств, у них были подробные инструкции, как убивать, насиловать и взрезать животы. Другое дело, что иногда они импровизировали — для того, чтобы зажарить младенца в микроволновке, инструкции, например, не понадобились.

И не успели мы опомниться от этого своего знания, как встали все эти прекрасные люди. Эти Столпы Новой Морали. И сказали, не моргнув глазом: но это же все было resistance. Resistance is justified. Это же было сопротивление. Оно оправдано. А убитые были колонисты и поселенцы. Палестинцы — это жертвы. А жертве все позволено. Какую бы войну ни вели жертвы, они — Сыны Света. А евреи — это агрессоры. Они — Сыны Тьмы.

Почему классическая Европа никогда не делила войны на «агрессивные» и «оборонительные» (и нет, это далеко не отжившая свое глупость, вроде крепостного права)? Почему она не делила стороны на «агрессоров» и «жертв» и смотрела не на причину войны, а на то, как та или иная сторона себя в ней ведет?

Да очень просто. Потому что, как это легко видно на примере ХАМАСа, причину войны можно придумать любую. Всегда можно вывернуться и сказать, что ты жертва. Что твоя война справедливая, и что ты не агрессор, а просто защищаешь свои законные права.

Вот вы, например, наверное, считаете, что Вильгельм Завоеватель захватил Англию? Это была агрессивная война? А Вильгельм всю жизнь настаивал, что это была война справедливая, и что саксонский король Эдуард в 1051 году, во время очередного раунда гражданских распрей, завещал ему престол на том серьезном основании, что Вильгельм приходился внуком его дяде по линии матери.

Война — вещь затратная и тяжелая, и развитая нация уже давно не ведет ее по пустякам. В Первой мировой все стороны считали другую агрессором — и все стороны были правы. Никогда современная война не начинается на пустом месте, ей предшествует долгое дерево взаимных катастрофических ошибок и решений, развилок, на каждой из которых свернули не туда.

Но неомарксизм это древо решений игнорирует. У него всегда одна сторона — Жертва, а другая — Агрессор. Жертва права во всем. Ее действия запрещено обсуждать. Иначе ты Фашист. Агрессор во всем неправ. Он — Сын Тьмы. Любой агрессор — военный преступник.

Жертва может делать все. Радоваться акуле, которая съела русского. Обещать устроить этническую чистку в Крыму. Называть детей, убитых ракетой, «гражданскими оккупантами». Звонить несчастным пенсионерам, разводя их на деньги, а после посылая поджечь военкомат. Называть своих противников «нацией нелюдей и убийц, биологическим мусором этого мира». Ты возражаешь? Как же тебе не стыдно! Тут людей убивают! Вчера ракета прилетела в жилой дом! А ты после этого обижаешься на слова «биологический мусор». Разве можно сопоставлять убитых детей и какие-то там слова в каком-то фейсбуке.

Как я уже говорила, один из главных приемом неомарксизма — это эмоциональное унижение. Он хорошо знает волшебную силу покаяния — того эмоционального унижения, которое испытывал каждый член КПК в Яннани, когда их всех Мао обязал восходить на трибуну и каяться перед коллективом в мелкобуржуазных грехах.

Его другой прием — это политизация каждого вопроса. Он никогда не занимает взвешенную позицию. Он всегда занимает позицию крайне левую, абсурдную, невыносимую эмоционально, несовместимую со здравым смыслом, — а после объявляет всех, кто не с ней не согласен, фашистами. Так он психологически ломает людей и превращает их в членов секты.

а из обычного человека — угнетателя, который стесняется своего фашизма. Поэтому неомарксист делает следующий шаг. Мужчина может не просто сменить пол. Сменив пол, он имеет право принимать участие в женских спортивных соревнованиях.

— Постойте, — скажет в этот момент любой нормальный человек, который знает, что ХУ хромосома дает заведомое преимущество в физической силе, — но это несправедливо по отношению к женщинам. Это абсурд. Ответ: «Ты фашист и трансфоб».

То же самое происходит в нашем малом уголке неомарксизма.

Прекрасный пример: Крым. Нормальный подход очень прост. Две страны разделились. Неважно почему, забыли, проехали. Представим себе, что Украина, как Швейцария, оберегает языковые права своих граждан, кто в каком кантоне живет, тот на таком языке и говорит. Чей Крым? Да плевать. Украинский — замечательно. Там хоть демократия.

Но нет: Крым, который говорит по-русски, обнаруживает, что официальный язык — украинский. Любая жалоба, любое обращение в суд — все должно быть переведено на украинский. Кино показывают на украинском. Русские газеты и русские школы закрываются. Пушкина в школе изучают, как иностранного поэта. Русский язык оказывается на положении немецкого в Судетах. Наконец происходит Майдан, и крымчане слышат торжествующий вопль Ирины Фарион: а давайте примем закон, чтобы каждый, кто чиновник, должен был знать украинский. После этого голоса жителей Крыма даже и подделывать не надо: они с радостью после аннексии голосуют за вхождение в состав РФ.

Казалось бы, какова позиция нормального человека в этой ситуации? Ответ: все, корабль уплыл. Крым был бы прекрасен в составе Швейцарии-Украины, как Судеты были бы прекрасны в составе Чехословакии, если бы она соблюдала языковое равенство.

И заметим, что трезвая позиция именно такова. Даже Илон Маск еще в 2022 году сказал: забудьте о Крыме. Но позиция сигнализирующей добродетели выглядит иначе. «Даешь границы 1991 года», — говорит Илья Яшин. Вернем Украине Крым.

Простите, но как же так? Там же, согласно действующей украинской власти, живут «биологические рабы». Там даже дети «гражданские оккупанты». И им господин Подоляк специфически пообещал устроить этническую чистку. Ответ: «Ты фашист! Как ты смеешь, когда твои ракеты бомбят мирные города!»

Как я уже сказала, неомарксизм направлен на две основные группы населения.

Одна — это те, из кого делают жертв. В нашем случае это украинцы. Им объясняют, что они четыреста лет были жертвой имперской России. И ничего, что за это время территория страны увеличилась раза в три и стала включать в себя земли, Российской империей отвоеванные у Крымского ханства, Турции, Австрии и Польши. Это очень соблазнительная философия для огромного количества людей.

Но не менее важна — даже совершенно необходима — вторая сторона. Это те эксплуататоры, империалисты, агрессоры и генетические имперцы, которые должны раскаяться. В случае, например, BLM — это те белые, которые будут вешать на витрины своих магазинов табличку «We support BLM», те белые, которые будут платить по 5 тыс. долл. за семинары покаяния, на которых им будут плевать в лицо, и те компании, которые создадут отделы DEI. Начальником отдела DEI и руководителем семинара по покаянию при этом, заметим, может работать и белый. Это, собственно, единственная карьера, которая ему разрешена в рамках секты неомарксизма. Он или генетический расист, или читает лекции о генетическом расизме.

В этом смысле российская оппозиция за рубежом поголовно обратилась в один большой отдел DEI. Они доказывают, что они свои, требуя границ 1991 года, репараций и суда над военными преступниками. Которыми, напомним, является всякий, кто пересек границу в агрессивной войне.

Это удивительно, что люди, которые не склонились перед Путиным, так легко ломаются перед своими. И дело здесь, я вам сразу скажу, вовсе не в грантах. Хотя и гранты тоже не надо недооценивать. Знаменитая Free Russia Foundation в 2018 году раздала грантов на 20 тыс. долл., а уже в 2023 году ее доходы составили 5 млн долл., рост в более чем 250 раз. А мы еще удивляемся, откуда вдруг народилось столько деколонизаторов пельменей.

Дело тут в другом: в одобрении или неодобрении референтного круга. Мы привыкли и старательно делаем вид, что образованное российское общество боится власти. Многие, конечно, боятся. Но не менее важно другое. Умение ходить прогрессивной стаей. Получать лайки и поглаживания от тех, кого ты ценишь. Въевшееся за 30 лет представление о том, что Запад — это демократия, мир, дружба, жвачка, а вот Путин — это сумасшедший дед с паранойей.

Ненавязчивое дружеское поглаживание и похлопывание интеллектуальными усиками. Невозможность пересмотреть свои убеждения времени начала войны. Так что? Зеленский — не рыцарь на белом коне? Украина — не сверкающая слоновая башня демократии? И если Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем, а Иван Иванович взял гранатомет и начал по соседу палить, это не делает Ивана Никифоровича столпом мысли и отцом мировой демократии.

А что, демократический аппарат Белого дома — они что, правда сделали все, чтобы война началась? Они что, ни секунды не собирались дать победить Украине, но сделали все, чтобы Путин завяз в болоте или разбился о бетонную стенку? Чтобы две нации истратили друг друга? Как это возможно? Это же, страшно сказать, геополитика. А нам говорили, что геополитики больше не существует. Что территории не важны. Что в нее верят только старые параноидальные деды в Кремле!

Проблема, увы, в том, что Запад — разный. Есть тот самый «настоящий» Запад, Запад рынка, индивидуальной свободы и прогресса, который воспринимался как сверкающий рай советской интеллектуальной элитой в 1991 году. Он никуда не делся — он есть. Более того, он только что, в лице Дональда Трампа, выигрывал выборы в США.

Но есть и другой Запад — партийная машина грантососов и культуры отмены. И есть третья часть уравнения — те самые настоящие ястребы и неоконы, американский правящий аппарат, который хладнокровно увеличивал мощь американской империи наименее затратными для империи способами, и этот последний процесс действительно предполагал превращение Украины в буферное государство и стирание о нее России.

Первый Запад — Запад рынка, прогресса и индивидуальной свободы — существует. Но проблема в том, что он не дает грантов. Гранты дают только остальные два.

И это те темы, на которые российская зависимая оппозиция оказывается не способна рассуждать. Куда безопасней дежурно посмеяться над шапочками из фольги и выразить убеждение, что 20 кг масла, украденных из супермаркета, знаменуют собой близкое крушение путинского режима. И совершенно не случайно, что

Другое дело, что при этом зарубежная оппозиция полностью иссекает себя из любого будущего внутрироссийского политического процесса, — и слава богу. Россия нуждается в том, чтобы вернуть в страну нормальность и покончить с внутренним террором, вернуть науку и технологии, повысить рождаемость, развивать экономику (возможно, в том числе используя военные технологии, как локомотив) и обеспечить своим элитам стабильность, а не в деколонизации пельменей и налогах на наследство.

Царский режим тоже, как казалось прогрессивной интеллигенции, был не очень хорош, но Ленин, который в Цюрихе старательно конспектировал то, что ему казалось передовыми достижениями европейской мысли, оказался еще хуже. Ленин, впрочем, хотя бы не получал грантов.