Черногория

Алла — дизайнер интерьеров, уехала в Черногорию осенью 2020 года, когда начались репрессии: вместе с мужем она «засветилась» на всех протестных акциях, а флаг с ее балкона приезжали снимать пожарные. В Черногории она открыла фирму и, как и в Минске, занимается интерьерами. Срок действия паспорта у нее заканчивается через полгода. У мужа — на несколько месяцев позже.

— Я думала о том, чтобы попросить убежище в Черногории, — говорит Алла. — Но здешняя процедура рассмотрения занимает не меньше девяти месяцев, и всё это время человек не имеет права работать. Да, я смогу находиться здесь легально, но работать не смогу. Да и работа связана с поездками: я регулярно выезжаю на комплектации заказов в Албанию, Сербию, Турцию. Но когда закончится паспорт, я этого делать не смогу. Мы с мужем думали о том, чтобы получить гуманитарную визу в Польше и снова начать всё с нуля, но в посольстве нам ответили, что, поскольку мы уже находимся в безопасности, то и гуманитарную визу нам не выдадут. Я не знаю, что делать. Вообще не представляю.

Владимир — университетский преподаватель. Из тех, кто не только ходил на протесты, но и защищал своих студентов от репрессий (сейчас таких преподавателей в Беларуси уже практически не осталось). В 2021 году он понял, что скоро придут и за ним. И уехал в Черногорию, приняв последнюю летнюю сессию. Так как по сфере своей деятельности Владимир финансист, он легко нашел работу, купил квартиру, получил вид на жительство. Срок действия паспорта скоро заканчивается.

— Знаете, — говорит он, — мы ведь здесь ничего никогда не просили у государства. Мы платим налоги, работаем, строим свою жизнь, рассчитывая исключительно на собственные силы. Многим было очень трудно, многим пришлось менять сферу деятельности, начинать с менее квалифицированной работы. Мы справляемся. Мы помогаем украинцам, переехавшим сюда, собираем деньги. Но теперь я в полной растерянности. Наверное, придется ехать в Израиль и получать там гражданство, я имею право на репатриацию. Я очень этого не хочу: мне нравится жить в Черногории, я, что называется, оброс хозяйством, купил жилье.

Никто не знает, что с ними будет. Предпринимательница Оксана, к примеру, всё-таки решила уехать в Польшу и просить убежища там. Оксана поначалу вообще никуда не собиралась уезжать: летом прошлого года ее семья просто на машине уехала в отпуск в Италию. А когда возвращались назад, уже на польско-белорусской границе позвонили соседи: приходили за сыном, спрашивали, когда его видели в последний раз, уголовное дело. Оксанин муж просто повернул руль, машина выехала из очереди на границу и рванула в обратном направлении.

Но шенгенские визы у путешественников уже заканчивались. Просить убежища тогда, год назад, они не собирались, потому что, как и многие, надеялись просто пересидеть в безопасности какое-то время. Разумеется, короткое — все, кто бежал из страны, на это надеялись. И решили ехать в Черногорию. Год прошел. Ситуация в Беларуси стала только хуже. А теперь еще и паспорт заканчивается. Попросить в посольстве Польши обычные туристические визы (однократные точно должны дать) а там «с порога» просить об убежище — такой у них план. Снова пожитки в багажник, снова в дорогу, снова в неизвестность — «а заберите нашу микроволновку, мы ее точно с собой не потащим».

Если у Оксаны и ее семьи есть шанс получить убежище, то у Олега и Даши его уже нет. Они тоже активные участники протестов, бежали в конце 2020 года в Украину. Бежали именно туда, потому что ждать получения польской гуманитарной визы уже не было времени. Бежали через Россию, чтобы избежать белорусского пограничного контроля. В Украине, казалось бы, обустроились, но после начала полномасштабного вторжения попали, как и многие белорусы, в сложную ситуацию: банковские счета заблокировали, а из-за летящих из Гомеля ракет отношение окружающих стало враждебным.

Олег с Дашей выбрались из Украины в Венгрию, там попросили убежища, но после нескольких интервью получили отказ: от них настойчиво требовали предъявить доказательства преследования — например, постановление о возбуждении уголовного дела.

Впрочем, теперь это не имеет значения. А имеет значение лишь то, что у Олега и Даши имеется отказ в предоставлении убежища в государстве Евросоюза. И им, в отличие от Оксаны, и в Польшу-то ехать бессмысленно. Что будут делать? Не знают.

Белорусы Черногории собираются в скверике Будвы. Рассказывают свои истории. Думают, что делать. Ищут юриста, который может представлять их интересы в государственных инстанциях. Решают написать обращение к президенту, министрам иностранных и внутренних дел, парламенту с просьбой признавать действительными паспорта с истекшим сроком действия и отменить требование апостиля к белорусским документам. Это программа-минимум.

Понятно, что можно просить рассмотреть и возможность получения паспорта иностранца, но раз в Черногории его в принципе не существует, то даже при наличии инициативы и поддержки со стороны политиков эта история будет долгой (надеюсь, правление Лукашенко закончится значительно раньше). Так что главное — не стать нелегалами уже в ближайшие месяцы.

— А еще вам нужны медиа, — советует политолог Любомир Филипович, один из основателей «Шанинки в изгнании» (факультета Liberal Arts, который должен открыться в следующем году в Черногории, — там будут преподавать «шанинцы»). — Белорусы Черногории нуждаются в узнавании, здесь слишком мало информации о ситуации в Беларуси, о масштабах репрессий и уж тем более о проблемах, с которыми теперь столкнутся белорусы за границей.

Грузия

Что касается белорусов в Грузии, то они, в отличие от черногорских, в узнавании не нуждаются: там о режиме Лукашенко хорошо осведомлены, да и диаспора очень активна. А диаспора в Аджарии вообще зарегистрирована как НКО. С 2021 года белорусы в Грузии проводили акции, давали интервью и комментарии — особенно после заключения соглашения о сотрудничестве между белорусским КГБ и грузинской СГБ в августе 2021 года. Это стало более обсуждаемой в Грузии, нежели в Беларуси, новостью. Беларусь тем летом едва успевала переваривать куда более серьезные известия: насильственная посадка самолета Ryanair с последующим арестом Романа Протасевича и Софии Сапеги, разгром портала Tut.by и арест всех оказавшихся в Беларуси сотрудников, арест главного редактора информационного агентства БелаПАН Ирины Левшиной — словом, межгосударственные соглашения ушли на второй план.

А вот в Грузии это стало одной из очень важных новостей, потому что, во-первых, ставило под угрозу находящихся там белорусов, а во-вторых, вызывало большие вопросы к правительству демократической страны, согласившемуся на подписание договора о сотрудничестве с карательным органом режима Лукашенко. Так что белорусская диаспора в Грузии давно узнаваема. Но проблем у диаспоры меньше не становится. Причем указ Лукашенко — далеко не единственная сложность, с которой вынуждены бороться или мириться белорусы, нашедшие приют в Грузии.

— Мы тогда протестовали, выходили с акциями к зданию СГБ Грузии, и даже премьер-министр был вынужден высказываться, — рассказывает Роман Кисляк, заместитель председателя НКО «Белорусская диаспора Аджарии». — Вообще, с конца 2020 года Грузия стала для белорусов своеобразным хабом. Тогда Лукашенко запретил выезд из страны наземным транспортом, оставив только возможность улетать. Но из-за ковида авиасообщение с европейскими странами было прервано (а с мая 2021 — и вовсе прекращено из-за принудительной посадки самолета Ryanair), и Грузия оставалась, пожалуй, единственным доступным способом улететь из Беларуси.

Многие белорусы получали в Грузии визы в Польшу или Литву и улетали туда. А многие оставались. Часть белорусов сейчас, конечно, будет уезжать, перебираться в Европу. Но отъезд белорусов начался еще раньше, до указа Лукашенко. Это связано с отсутствием мест в школах — в Польше с этим проще. Но теперь этот поток увеличится.

Больше стало обращений за убежищем. Но ситуация с предоставлением убежища белорусам очень сложная. У нас здесь была семья белорусов, которые подали документы на получение убежища еще в 2020 году, но им отказали. Я сам, кстати, тоже обратился за убежищем недавно. Раньше не было у нас такой необходимости: белорусы могли находиться в Грузии до года, а потом нужно было выехать и снова въехать (это называется «визаран»). Это самый простой способ оставаться там легально. И не было необходимости даже оформлять вид на жительство — здесь он ничего не дает. В отличие от Европы, здешний вид на жительство могут аннулировать в любой момент. Например, тем, кто исповедует ислам. Был период, когда полиция и СГБ просто ловили тех, кто ходит в мечеть (здесь, в Аджарии, очень боятся исламизации), и допрашивали.

Я сам решил просить убежища после того, как основателя нашей диаспоры Евгения Гацака после визарана не впустили в страну. Он выехал в Турцию, а на обратном пути его просто не впустили с формулировкой «иные причины». На следующий день он снова попытался попасть в Грузию, причем на границе попросил политического убежища, но его выдворили в Турцию. Уже там он смог получить польскую визу и уехал в Польшу. То есть каждый раз, выезжая из Грузии, ты не знаешь, впустят ли тебя обратно.

Мы, конечно, пытаемся поднимать эти вопросы на политическом уровне. Я очень надеюсь, что они в конце концов от этого отойдут, но пока ситуация именно такова. У нас есть юристы, мы тесно сотрудничаем с грузинскими неправительственными организациями. Кстати, те, кто подается на беженство, должны понимать, что процедура рассмотрения здесь долгая: от 6 до 21 месяца. Бывает ускоренное рассмотрение, но, как правило, лишь в тех случаях, когда человека хотят депортировать. Есть простой признак: если после первого интервью вас вызывают в грузинское МВД уже через месяц — это плохой сигнал.

Можно, конечно, обжаловать отказ. Та семья, которая обратилась за убежищем еще в 2020 году и получила отказ, до сих пор судится. Более того, даже если откажет суд во всех инстанциях, можно жаловаться в международные организации: ЕСПЧ, Комитет по правам человека ООН, комитет против пыток. На время рассмотрения международные организации обращаются к государству с просьбой предоставить временные меры защиты и не высылать обратившегося. И Грузия, как добросовестный член международного сообщества, должна это выполнять.

Роман Кисляк — правозащитник. Он знает, как должны работать государственные и международные механизмы. «Должны» — ключевое слово. При этом сам Роман не рискнул выехать на привычный визаран и предпочел подать заявление о предоставлении убежища.

Минчанка Алина, которая, как и Роман, живет в Батуми, и вовсе настроена пессимистично. Она говорит, что после того, как в Грузию не впустили лидера белорусской диаспоры в Аджарии Евгения Гацака, выяснилось, что фамилии всех белорусов, фигурировавших в документах диаспоры, — в черных списках СГБ.

— Мои друзья, — рассказывает Алина, — приехав сюда, получили убежище, родили ребенка — в общем, начали нормальную жизнь в безопасной стране. Но при первом же продлении их разрешение просто аннулировали. А в Грузии это значит, что нужно покинуть страну. И теперь они живут нелегально, прячутся в деревне, пишут заявления и президенту, и омбудсмену, и в суды. Но здесь это бесполезно: здесь президент ничего не решает, а правящая партия весьма лояльна к режиму Лукашенко. Это всё не проговаривается официально, риторика очень аккуратная, но де-факто, увы, так и есть. Я сейчас собираю вещи и буду переезжать в Аргентину. Сижу в чатах и вижу, что белорусская диаспора в Аргентине растет как на дрожжах. Там проще легализоваться и, кстати, намного дешевле жизнь. Боюсь, что в Грузии ничего хорошего ждать уже не приходится.

Белорусы в принципе ничего хорошего уже не ждут. Три года репрессий, изгнания, страха — и вот теперь те, кто, казалось бы, может вздохнуть свободно, находясь в безопасности, вынуждены собирать пожитки и ехать дальше, в неизвестность. Вот уже и Южная Америка кажется не такой бесконечно далекой, как раньше. Растерянность — это общее чувство. Горизонт планирования — не больше суток.

Надежда на призрачное завтра, которое вдруг сможет что-то изменить, тает. В какой стране застанет рассвет, где придется просить убежища — неизвестно. Карта мира на глазах становится шагреневой кожей. Польша не резиновая. Белорусы не железные. Жизнь не бесконечна.