23 февраля 1944 года началась самая крупная депортация по этническому признаку в истории Советского Союза — выселение вайнахов из Чечено-Ингушской АССР в казахские и кыргызские степи. В ходе инициированной Л. Берией операции под кодовым названием «Чечевица» более полумиллиона вайнахов были высланы, погибли десятки тысяч. Официальная причина была названа такая, что «многие чеченцы и ингуши изменили Родине, переходили на сторону фашистских оккупантов, вступали в отряды диверсантов и разведчиков… создавали по указке немцев вооруженные банды для борьбы против советской власти… на протяжении ряда лет участвовали в вооруженных выступлениях против советской власти». Это дословная цитата из указа «О ликвидации Чечено-Ингушской АССР и об административном устройстве ее территории» от 7 марта 1944 года. Но во время самой депортации вайнахам причину не назвали, а доказательств того, что представители чеченского или и ингушского народов чаще, чем любые другие народы в СССР, сотрудничали с немцами, нет до сих пор.

В 1944 году семья моего дедушки Урусхана Дударова проживала в ингушском селе Кантышево. В 1919 году это село, поддерживая РСФСР в боях за Северный Кавказ, первым оказало сопротивление белой армии Антона Деникина и было уничтожено. В тех боях участвовал и мой прадед — Батал.

В год депортации дедушке Урусхану было 6 лет. Двое его старших братьев, Ахмед и Магомед, тогда были на фронте. Там они и погибли.

Их отреставрированные портреты всегда стояли у нас на огромном книжном шкафу, я их разглядывала часами: иногда думала, узнали ли они до своей гибели, что всю их семью депортировали, гадала, как они умерли, выбирала, кто из них красивее. А дедушка про братьев при мне никогда не говорил, только вздыхал, глядя на их фотографии.

В день депортации всех мужчин от 14 лет согнали на митинг в честь Дня Красной Армии. Дома оставались только старики, женщины и дети. Солдаты Красной Армии были передислоцированы в наши края за несколько недель до дня депортации. Они жили в домах местных, где им предоставляли ночлег, кормили. В доме моего дедушки, помимо военных, были еще и медсестры — у нас было что-то вроде медпункта. Дедушка рассказывал, что они его забавляли, потому что говорили на непонятном ему языке, весело хихикали, про себя он называл их «боабашкаш» — утки, из-за белых халатов.

Позже выяснилось, что мужчин, которые были на митинге, окружили военные и посадили в грузовые автобусы. Одновременно с этим, женщин, стариков и детей, оставшихся без защиты, тоже грузили на студебеккеры. На сборы дали 15 минут. Куда везут, никто не говорил. Людей, которые жили в горных селениях, просто убивали, потому что так было легче, чем транспортировать их на равнину, где ждали поезда. Такое произошло, например, в селении Хамхи. Историк Марем Яндиева в своей книге про депортацию, писала, что местных стариков, женщин и детей согнали в небольшую школу-интернат, которую подожгли. Другой известный инцидент произошел в чеченском селе Хайбах, где в конюшне сожгли десятки людей, которые не могли сами спуститься с гор.

Ингушка из села Экажева Айшат Мазиева 1931 года рождения вспоминала, что военные на вопрос, куда их везут, отвечали: погибать от голода. По словам Айшат, конвойных было столько,что, даже зная об уготованной участи, почти никто не оказывал сопротивления.

Хоронить людей не разрешали, на коротких остановках их тела получалось лишь присыпать снегом. Айшат Мазиева рассказывала, что самом младшему ее брату было 3 месяца, из-за того, что матери нечего было есть, у нее пропало молоко, и ребенок умер от голода. Пришли конвойные, обыскали вагон и выкинули трупик малыша на обочину.

Условия на месте оказались очень тяжелыми. В Средней Азии стояла суровая зима, к которой вайнахи не привыкли. Местных предупреждали, что к ним везут «врагов народа» или «спецконтингент», и их стоит опасаться. Многие местные все же помогали депортированным, но большинство чеченцев и ингушей все равно были вынуждены ютиться в землянках, бараках и маленьких саманных домах. При этом каждый депортированный был прикреплен к конкретной области, выезд из которой карался отправкой в лагерь.

По данным историка Виктора Земскова, до 1949 года среди депортированных смертность превышала рождаемость.

Но в 1953 году умер Сталин. Дедушка вспоминал об этом дне: «Вокруг все плакали, а я еле сдерживал радостный смех». Но такую же историю вам расскажет любой пожилой ингуш или чеченец.

А в 1957 вайнахам разрешили вернуться.

Семья дедушки прожила в Казахстане до 60-х — а потом вернулась. До депортации они жили в длинном саманном доме, который застала и я, его снесли в 2007 году. Но пока вайнахи были в ссылке, их дома передавали семьям из соседних республик. Вот и наша семья, вернувшись домой, застала свой дом перекрашенным в голубой цвет, а жили в нем совсем чужие люди. Когда я была маленькой, у нас ходила легенда, будто мой прадед Батал выгонял этих людей с винтовкой, которую до депортации предусмотрительно спрятал в сарае. Я так часто это слышала, что порой мне кажется — будто видела все своими глазами. А голубая краска проступала под нашей белой, пока дом не снесли.

Каждый год в годовщину мы вспоминаем и пересказываем друг другу истории наших предков. Моя знакомая Марем рассказывала:

«Как-то моя бабушка разговаривала по телефону, и когда она закончила, я ее спросила: «Фу йоахар цар, ба?» («Что говорят/что нового?»). Она улыбнулась и, вместо ответа, продолжила мой вопрос: «Вай цIадохийтаргда йоахари цар?» («Не говорят ли, что нас домой отправят?»). Я ничего не поняла, и бабушка объяснила, что, все эти годы в депортации в Казахстане и Киргизии, при встрече люди первым делом спрашивали не «Как дела?», а «Что говорят нового? Не говорят ли, что нас скоро пустят домой?».

Бабушку, мамину маму, Мовлатхан Гасарову, депортировали, когда ей было два года, а вернуться она смогла только через 20 лет, уже замужем и с двумя детьми, одним из которых была моя двухмесячная мама. Когда-то давно мне на глаза попалась видеозапись января 1995 года. На ней мои дедушка и та же бабушка, дядя и тети, снова оторванные от своего дома — вынужденные бежать от начавшейся войны в Грозном, печальные и заметно растерянные, но такие родные и красивые, держащиеся, как всегда, спокойно и с достоинством. Бабушка в этом видео смотрит новости, а деда ее спрашивает: «Фу йоах цар? Вай маца цIадохийтаргда йоахий цар?» («Ну что они говорят? Не говорят ли, когда нас домой отправят?»). Они оба слабо улыбаются: все повторяется в их жизни».

Семья дедушки вернулась в том же составе, в котором их и вывезли. В отличие от многих других семей, им всем удалось выжить. В ходе депортации погиб каждый четвертый представитель обоих народов. Чечено-Ингушскую АССР восстановили в 1957 году, но в иных границах. После возвращения домой дед поступил в Грозненский университет, и стал одним из первых его выпускников. Десятки лет работал в школах, стал писателем. Мечтал написать роман про то, что происходило с вайнахами, но не успел.