— Вечером 17 мая я вызвал «скорую», врачи приехали быстро. Они вели себя грубо и не хотели мной заниматься, а также не стали ждать, пока я найду паспорт, переписали бумаги с прошлого вызова. Сказали идти в поликлинику с моими жалобами. Я пытался им объяснить, что гражданин другой страны, и меня не примут в поликлинике. В ответ врачи фыркнули: иди, мол, тогда в платную.

Внезапно у них возник интерес после того, как я сказал им, что из Украины. Врачи стали рассказывать, что сейчас нынешний поток беженцев завозит в страну эпидемию холеры, что украинцы еще сюда приезжают с тифом. Я им сказал, что студент и в Москве уже пять лет. Они успокоились и уехали.

Когда началась так называемая «спецоперация», сотрудники полиции начали ходить по квартирам и проверять иностранцев. Заходили и ко мне, но я им тогда не открыл. Со слов моего друга, депортировали его близких друзей, которые тоже из Украины, за участие в антивоенных акциях.

Я и в последний раз не хотел пускать полицейских к себе. Они сначала сказали, что нужно проверить законность моего пребывания. Продолжали так долбиться долгое время, спустя 20 минут вырубили электричество и начали активно расспрашивать соседей, чтобы те дали номер телефона управляющей дома.

Эту квартиру официально снимает моя девушка, тоже из Украины. Я часто у нее бываю, в договоре аренды указан как сожитель, но официально зарегистрирован в университетском общежитии. Управляющая дома дала полицейским телефон собственника квартиры, и он начал требовать у моей девушки, чтобы она открыла дверь. Но я ее убедил этого не делать, потому что она имеет право не открывать. У девушки началась паника. Тогда силовики пригрозили, что вызовут МЧС и дверь вскроют.

Потом у полицейских версия их визита внезапно изменилась. Они стали говорить, что врачи «скорой» дали им наводку, что в квартире находится «большой крепкий парень из Украины в балаклаве и с обмотанной коробкой, из которой торчат провода». И им нужно было эту информацию проверить. Я очень удивился, сказал им через дверь, что ничего такого у меня нет. Но полицейские начали еще активнее долбиться в дверь.

Минут через 40 они почему-то стали бояться подходить к двери и общались со мной поодаль, ближе к лифту, где-то в пяти метрах от двери.

Позже к ним присоединился участковый, они ему сказали, что я сначала с ними разговаривал, а сейчас внезапно затих, и они услышали какие-то шорохи. Видимо, после этого начали побаиваться.

Паника у моей девушки нарастала с каждой минутой, собственник квартиры так и требовал открыть дверь. У всех сдавали нервы. Спустя час я все-таки открыл дверь. Но за ней никого не было, полицейские из ППС прятались за лифтом в бронежилетах, в руках — пистолеты, они были реально напуганы, это комично выглядело. Они отказались ко мне выходить и потребовали, чтобы я сам к ним подошел, поднял руки вверх и показал все содержимое карманов. Затем они меня схватили, двое сотрудников прижали к стене, пока участковый и его коллега в форме обыскивали квартиру без понятых. Перевернули все, что можно. Меня прижатым к стене продержали какое-то время, потом увели в машину.

Моя девушка потом рассказывала, что полицейские вели с ней разговоры на бытовые темы, спрашивали про ее работу, сколько она зарабатывает. Они почему-то боялись открывать шкафы, в основном, вскрывали сумки. В итоге ничего не нашли и успокоились.

Позднее меня увезли в ОВД по Бутырскому району столицы. В машине полицейские мне говорили, что раз я не зарегистрирован в Москве, то оформят административный протокол. В отделе я просидел в приемной на входе где-то два часа. В основном, общался с участковым, он пытался заставить меня написать объяснение, но я отказался и взял 51-ю статью. Участковый усмехнулся и ушел. Потом меня отвели к оперативнику. Он сразу не хотел меня брать, явно был зол, что ему хотят подкинуть лишнюю работу, матерился: «На х** он мне нужен».

Опер вел себя грубо, называл меня «хохлом», «дебилом», на любые просьбы адвоката или стакана воды посылал. Сделал мои фото, снял отпечатки, попросил раздеться и искал на теле татухи. Спрашивал про мое отношение к спецоперации, но я отказался отвечать. Меньше говоришь — целее будешь. Ему было явно лень со мной продолжать разговор и отпустил меня. Протокол в итоге так и не составили.