Как война и репрессии меняют российское общество? Продолжаем разговаривать с россиянами разных профессий. Мария работает врачом-терапевтом в одной из больниц города, который она попросила не указывать.

В интервью «Новой газете Европа» она рассказала о нехватке лекарств и инструментов, кумовстве, низких зарплатах и переработках в государственных клиниках, а также о том, как изменились ее жизнь и работа после начала войны.

О нехватке специалистов в российских больницах

Обеспечение узкими специалистами [всегда] было проблемой. В нашей поликлинике было два кардиолога, один эндокринолог (появился уже под конец), один хирург, один ЛОР — и всё. Ими мы еще делились с другими поликлиниками.

Мой город небольшой. Да, чем он крупнее, тем лучше обеспеченность [медицинских учреждений]. Понятно, что если это какая-то ЦРБ (Центральная районная больница. — Прим. ред.), то, пожалуйста, [дадут] ручки — и всё, пока.

У меня есть знакомая, мы с ней вместе работали, она приехала по программе «Земский доктор» в ЦРБ и ушла на должность заведующей терапевтическим отделением. То есть она и терапевт в отделении, и заведующая, и знаете, что еще она делает? Вскрывает трупы. Она еще и патологоанатом. Вы думаете у нее есть по этому поводу ординатура? Нет, конечно. Просто нету патологоанатома — она идет и вскрывает трупы. То есть она здесь же полечила — здесь же, если плохо полечила, вскрыла.

О профессиональном кризисе во время войны

Я всю жизнь хотела лечить людей, чтобы они были здоровы. И в один момент моё государство сказало: «Ну, слушай, мало ли что ты хочешь». И когда ты в определенный момент чувствуешь, что в этом обществе [лечить людей] не надо, в этом обществе надо убивать других людей, и это поощряется… Когда ты понимаешь, что вот ты врач, ты учился, всё супер, но тебе нечем лечить, потому что твое государство решило, что деньги на танки важнее, чем деньги на препараты от тромбозов, — ну, простите.

О пациентах, вернувшихся с фронта

У нас [в больнице] собирали деньги, посылки собирали, чтобы отправить на фронт, и потом начали все ребята, которые, так сказать, выпустились через войну из вот этих мест (колоний — Прим.ред.) начали доходить и до меня на приём.

«Я с войны», — и он такой весь разгазованный, типа вот, встречайте меня, я вообще тут царь и король. Они все такие разгазованные, все [говорят]: «[Дайте] мне VIP-палату, я такой классный, я такой замечательный».

Мне странно, что мы так должны относиться к людям, которые убивали других людей. Это считается престижным — ты идешь [воевать], [а потом] у тебя есть льготы. Поэтому они так и заходят в медицинские учреждения.