Декан факультета экономики МГУ Александр Аузан двадцать лет назад описал природу общественного договора по-российски: государство позволяет гражданам обогащаться, а граждане в свою очередь не претендуют на принятие политических решений. Эта сделка, которая выглядела весьма привлекательной на фоне постсоветской нищеты, уже стоила нам очень дорого. За нее пришел счет в виде десятков тысяч убитых на войне. Она также оплачена изоляцией страны от мира и массовой вынужденной эмиграцией соотечественников. Более того, граждане, принявшие этот общественный договор, сталкиваются с моральной катастрофой, в ходе которой убийцы объявлены героями, а миротворцев ждут пытки и смерть в тюрьмах. Это новые граждане вовлекаются в общественный договор. Поэтому в 2024 году крупные торговые сети открывают новые точки продаж в отдаленных городах, где находится военное производство и люди за последние три года стали заметно богаче. Отказ от политических прав уже состоялся, но еще можно купить большой китайский телевизор, хорошо заработав на производстве снарядов и ракет, которые полетят по украинским городам.

В конце 2024 года в российском СИЗО убит Андрей Котов, организатор туристических поездок для квир-персон. На примере его судьбы ясно, как работает государство сегодня. Оно произвольно объявляет некоторую группу людей враждебной и заявляет, что само их существование является преступлением. В считанные дни Котов превратился из предпринимателя, который платит налоги, в обвиняемого, которого бросают в тюрьму. Для открытого гомосексуала российская тюрьма представляет собой смертельную угрозу и здесь криминальные понятия становятся продолжением новой государственной политики. Враг народа подлежит уничтожению руками сокамерников и тюремщиков. Котова убивают, потому что «все представители ЛГБТ экстремисты». Человеческая жизнь в этой системе не стоит ничего.

Параллельно российские ПВО, боровшиеся с атакой беспилотников, сбили Embraer над территорией Чечни, жертвами стали 38 гражданских лиц. Только по стечению обстоятельств расследование приобрело международный характер, и теперь диктатор Азербайджана Алиев требует от Путина немыслимого — признать правду. В российской системе координат сбитый самолет — это не повод давать какие бы то ни было объяснения собственным гражданам. Снова тот же вывод: человеческая жизнь не имеет ценности в этой политической системе, защита достоинства людей не входит в планы российского руководства.

Сохранение собственности возможно, если вы молчите о том, что происходит с вашим соседом. Вы можете делать в России хорошую карьеру, если научились не обращать внимание на то, как увольняют ваших вчерашних коллег-иноагентов. Общественный договор-2024 требует от гражданина полной покорности, отказа от права хоть в чем-то не соглашаться с государственными решениями, отказа от эмпатии, не говоря уже о коллективных действиях и солидарности. Договор требует отказаться от права на жизнь в лагерной надежде («умри ты сегодня, а я завтра») на то, что следующим Котовым станет кто-то другой, но не вы.

Теоретики общественного договора, в особенности Томас Гоббс, рассуждали о том, что граждане могут передать власть над собой государству, рассчитывая, что взамен они получат безопасность и право на жизнь. Гоббс, последовательный сторонник «сильного государства», утверждал, что если правительство покушается на жизнь своего подданного, то общественный договор должен быть расторгнут. Но современные диктатуры изобрели способ, при помощи которого можно снять это досадное ограничение, и пользоваться ничем неограниченной властью. Если ваши соседи исчезают по ночам, это ваше везение: вы все еще тут и можете рассчитывать на дополнительную жилплощадь.

Иван Абатуров, написавший сотни доносов под именем Анны Коробковой, и раскрытый в результате расследования Александры Архиповой, заслуживает жалости. Абатуров болен, но проблема нынешнего общественного договора в том, что психическая болезнь становится неотличима от государственной политики. Котова убили в тюрьме, вероятно, очень рациональные люди, и примерно такие же рациональные люди рассказывают россиянам по телевизору, что Embraer упал из-за столкновения со стаей птиц. Кто готов принять правила безумцев и утверждать, что жизнь в России остается комфортной?

Владислав Иноземцев считает, что экономические факторы в конечном счете приведут к тому, что большая часть новой российской эмиграции вернется на родину. Малейший намек на норму, окончание активной фазы войны и отсутствие страха перед новой мобилизацией приведут к тому, что десятки тысяч людей вернутся домой и примут новые правила игры, сложившиеся за последние три года. Комфортная жизнь в России, использование своего имущества, карьерные успехи связаны лишь с отказом от собственного морального суждения. Это небольшая цена для общества, которое уже отказалось от политических прав.

На этом фоне в среде политических эмигрантов идет дискуссия о том, «хотят ли русские войны». Лидером позиции, согласно которой русские совсем не против войны, становится политолог Мария Снеговая. Ей оппонирует социолог Олег Журавлев, который заявляет, что принятие агрессии против Украины носит компромиссный, вынужденный характер, а качественная социология фиксирует «новую нормальность», в которой война рассматривается как неизбежная часть повседневности, но не вызывает энтузиазма. Этот спор иронично отсылает нас к спору российского дворянства о подлинной сущности народной души в XIX веке: не являясь частью тех, кому приходится обретать «новую нормальность», мы используем для изучения общественных настроений интуиции и научные методы.

Из перспективы нового общественного договора позиции спорящих отнюдь не являются взаимоисключающими: сломанное общество уже принимает любое безумие властей в обмен на попытку зацепиться за остатки привычной, комфортной жизни.

Политолог Александр Морозов рассуждает, что в эмиграции, то есть за пределами действия российской цензуры, к 2024 году сложилось две фракции. Одна выступает за то, чтобы понять и простить «наших мальчиков», вернуть себе российский триколор, и вообще быть «на стороне простого народа, живущего в такое непростое время». Вторая предполагает, что выживание российского общества зависит от способности Украины защитить себя от агрессии, и что следовательно и моральные и прагматические аргументы должны склонять нас к тому, чтобы в первую очередь помогать Украине. Как и в случае дискуссии Снеговой-Журавлева, эти две позиции не кажутся полностью исключающими друг друга. Из катастрофы по-прежнему есть выход, выгодный как Украине, так и России: вывод войск, демократизация России, гарантии безопасности для Украины, восстановление разрушенных войной регионов.

Проблема в том, что каждый день существования нашего нового общественного договора делает этот выход все более далеким и нереалистичным. Российская оппозиция, действующая в эмиграции, обращается к гражданам с разумными лозунгами, которые выглядят все более радикальными по мере нормализации нового государственного безумия. Цинический итог стадии принятия состоит в том, что самая выгодная стратегия по обе стороны границы такова: сидеть тихо и надеяться, что вы и члены вашей семьи не разделят судьбу Котова.

Но накоплен ли достаточный, почти бесконечный запас цинизма, необходимый, чтобы принять такую жизнь?