«Город Победы» — фантазия на тему средневекового санскритского эпоса, где историческая канва переплавляется в миф. Писатель берет на себя роль современного сказителя, излагающего автобиографическую поэму Пампы Кампаны «Джаяпараджая» («Победа и поражение»). Этот выдающийся древний текст, как и его авторка-героиня, выдуманы самим Рушди. Зато у Биснаги был реальный прототип — Виджаянагарская империя, существовавшая в южной части Индии в XIV–XVII веках.

Город-государство, в котором живет девятилетняя Пампа с матерью, вдовой Радхой Кампаной, терпит сокрушительное поражение в войне. Большинство мужчин погибает. Тогда оставленные на произвол судьбы женщины восходят на погребальный костер и сжигают себя заживо. Мать Пампы глядит на массовое самоубийство, а потом отпускает ее руку и сама отдается пламени. Дочь остается одна. Может показаться, что этот образ протеста против войны как «мужского» дела нужен лишь затем, чтобы объяснить мечту Пампы об ином устройстве общества — о равенстве и уважении к женщине. Однако травма «брошенности» будет сопровождать героиню на протяжении всей книги, влиять не только на политические, но и на жизненные решения, а у самой Пампы уйдет не один десяток лет на то, чтобы «проработать» ее и сжиться с собственным опытом. «Милость богов — меч исключительно обоюдоострый».

Получив этот сложный подарок вкупе с исторической миссией от богини Парвати, юная Пампа пускается в скитания и однажды оказывается в пещере молодого отшельника, мудреца Видьясагара, где проживет много лет, не произнеся ни слова. Позднее мудрец, пестующий идеи гармоничного и миролюбивого общества, не раз скажет, что за это время даже пальцем не притронулся к девочке, постепенно превратившейся в юную красавицу. Однако быстро выясняется, что их общежитие сопровождалось сексуальным насилием.

«Такова мужская природа, думала Пампа Кампана. Мужчина философствует о целом мире, но то, как он обращается с беззащитной девушкой, спящей на полу в его пещере, то, что он делает с ней, идет вразрез с его же философией». Со временем Пампа и Видьясагар станут главными политическими оппонентами в Биснаге. Но эпизод с их «пещерными» взаимоотношениями важен и концептуально. Здесь берет начало еще одна проблема книги — соотношение между глобальными абстракциями (о справедливом обществе, например) и практикой частной жизни. В этом смысле читателя не раз разочарует и сама Пампа Кампана.

Оглавление «Города Победы» безжалостно спойлерит книгу: «1. Рождение; 2. Изгнание; 3. Слава; 4. Падение». Богиня Парвати говорит Пампе: «Ты будешь жить достаточно долго, чтобы вкусить и собственный успех, и собственное поражение, чтобы увидеть всё и рассказать эту историю, несмотря на то что ты умрешь в тот же миг, как закончишь свой рассказ». Такая беззастенчивая откровенность на первых страницах — вызов даже для маститого автора. Судьба и героини, и романа предрешена. Увлечь читателя можно лишь тем, как Пампа будет переживать происходящее, как станет работать с опытом и собственным «человеческим материалом», а также — массой коротких сюжетных линий, в каждой из которых свои конфликт и драма. Болезненный любовный многоугольник (вообще, книга полнится красивыми историями трагической любви), разрыв с детьми, попытки искупить жестокие ошибки прошлого, наконец, самые сложные вызовы — отказаться от главного своего желания ради счастья другого человека и достойно перенести «поражение», которое в логике романа гораздо ценнее победы. Эти темы одновременно дробят книгу на «новеллы», задают ее динамику и удерживают читателя в напряжении.

Два экс-крестьянина Хукка и Букка, недавно побывавшие солдатами и бежавшие из плена, сталкиваются с юной Пампой и получают указание посеять семена, единственное их богатство. Из семян стремительно вырастает прекрасный город Биснага, сразу вместе с гражданами. Хукка становится королем, Букка — наследником, а Пампа — кем-то средним между богиней-прародительницей и Маргаритой Симоньян, так как незаметно нашептывает гражданам истории их жизней, взаимоотношений и ценностей. На первом этапе эта вынужденная пропаганда кажется оправданной.

Здесь Рушди дает понимание роли воспоминаний (ведь Кампана «мастерит» биографии граждан из собственных). Пережитый опыт неизбежно формирует характер, модели восприятия и взаимодействия. А работа памяти — попытка оздоровить слепленное прошлым настоящее, изжить зерна мировоззренческих и коммуникационных ошибок, пока они не проросли угрозой для личности или сообщества. Задача крайне непростая хотя бы потому, что, как дальше напишет Рушди, «история есть последствие не только человеческих поступков, но и того, о чем люди забыли». Вряд ли из плохо осознанных и долго замалчиваемых детских травм Пампы может получиться здоровый социум.

Героиня тем временем становится супругой правителя Хукки Райи I, однако беззастенчиво продолжает романтические отношения с любовником, португальским путешественником Доминго Нунишем. Соперники испытывают по этому поводу целый букет отравляющих нутро чувств. Император Хукка компенсирует уязвленность на поле боя, создает империю для холодной возлюбленной и до поры выглядит эффективным лидером. Но с годами тщетных попыток впечатлить Пампу впадает в долгоиграющее отчаяние, которое в конечном итоге сведет его в могилу. Судьба Доминго Нуниша (реального отца трех императорских дочек) сложится не лучше. Любовный треугольник, затянувшийся на 20 лет, больше напоминает изощренную месть, но «создательница гармоничного общества» «не испытывала в связи с этой ситуацией никаких трудностей» и попыток разрешить ее не предпринимала.

Следующими жертвами «благодетельницы», к тому времени уже супруги Букки Райи I, оказываются ее дети. Чтобы установить «женскую династию», она вынуждает императора сослать общих детей мужского пола в дальние провинции. А дочерям фатально недодает внимания. После смерти императора власть захватывает один из сосланных сыновей, за спиной которого стоит Видьясагар (Пампа прежде круто отомстила ему, и вот созрел политический ответ). Биснага превращается в тоталитарный ад религиозных радикалов. А недавняя императрица вместе с дочерьми и немногими верными соратниками вынуждена отправиться в политическую эмиграцию в волшебный лес.

К середине романа читатель вынужден признать несколько неприятных вещей. Во-первых, Пампа не богоизбранное существо, а прежде всего человек. Во-вторых, человек глубоко травмированный и щедро калечащий других. Она мало чем отличается от Видьясагара: ее теоретические «благородные помыслы» скверно сочетаются с холодностью и небрежением по отношению к ближним. Наконец, Пампа невольно транслирует модель своей матери, отпустившей ее руку и шагнувшей в огонь. Она «бросает» родных, оставляя их один на один с собственной уязвимостью перед мирозданием, и из глубинного страха отказывается защитить их: «Мне сложно любить кого-либо всем сердцем, поскольку я знаю, что они умрут», — признается Кампана. «Она понимала, что ее доля — потерять всех, кого она любит, и остаться одной в окружении их горящих трупов».

Речь здесь, конечно, об общечеловеческой природной хрупкости, заданной самим условием смертности. Именно беззащитность «отверженного» Хукки толкает его к агрессии — завоеваниям, которыми, в сущности, он хотел заслужить любовь и защиту. Пампа по причине той же уязвимости боится привязываться к смертным и выбирает путь закрытости. Эта пара героев показывает две стороны страха, их защитные стратегии лишь кажутся противоположными.

Источник терпимости и равенства в Биснаге времен расцвета — единение индивидуальностей, принимающих инаковость друг друга. Упадки же непременно связаны с расколом в обществе и отвержением одних другими. На расколе строится и миф из второй части. Загадочные розовые обезьяны нападают на лес, где до сих пор скрывается одна из дочерей Пампы. Они настраивают местных зеленых обезьян против коричневых и наоборот, а потом помогают всем перебить всех. Сама Биснага в финале погибнет из-за известного принципа «разделяй и властвуй».

Переломный момент в мировоззрении Пампы наступает во время битвы с розовыми обезьянами, когда дочь зовет героиню вернуться в лес и помочь его отстоять. «Я подводила своих дочерей на протяжении всей их жизни, — проговорила Пампа Кампана. — Хотя бы на этот раз я смогу ответить, когда один из моих детей просит меня о помощи». Она впервые готова рискнуть собой ради близкого человека. Этот шаг радикально отделяет ее от Видьясагара и от абстрактного «общества любви» и приближает к любви как практике отношений. Чудом выжив в лесной войне и на десятилетия погрузившись в сон, Пампа пробуждается от прикосновения своего потомка Зерелды Ли. Для простоты Рушди называет ее внучкой, хотя разница между ними — несколько поколений. Взаимоотношения с Зерелдой окажутся проверкой для Пампы. Ведь вернувшись в Биснагу, они влюбятся в одного мужчину — императора Кришнадеварайю.

Приходя к выводу, «что глубинный смысл любви — отречение, отказ от собственной мечты во имя осуществления мечты любимого человека», Пампа понимает, что общество взаимного принятия невозможно построить концептуально и сверху. Оно всегда строится «лоскутами», в каждой конкретной точке пространства, где человек стремится дать ближнему заботу и готов поступаться собственными интересами.

Огромные гаремы последних императоров, как и соперничество женщин, не брезгующих ядами, — точная метафора этой глубинной невзаимности, радикального неравенства между собой-субъектом и обезличенной ролью другого.

Пампа Кампана переживет предательство, потеряет прежнее положение, но на фоне гибнущей империи обретет, может быть, самую счастливую любовь. В храм, где она будет доживать свой век, придет еще одна отверженная героиня из правящей семьи: «Ты — мать Биснаги, с которой столь жестоко обошлись ее дети, то есть твои дети, — сказала она, — а я ребенок, с которым жестоко обошлись его мать и бабушка. Так, может быть, я ищу мать, а тебе нужен ребенок». Сообща они будут работать над поэмой «Джаяпараджая» и «лечить» друг друга от «брошенности».

Тут раскрывается и специфический индивидуализм Салмана Рушди. Он основывается отнюдь не на личных границах и самодостаточности и уж точно не на «самообороне». Его героини уязвимы. Они вынуждены принять свою смертную природу и ее неизбежное «поражение» от времени. Но вместе с тем уязвимые учатся принимать живую индивидуальность других и защищать их если не от сурового порядка вещей, то от страха перед ним. Такой взгляд важен для западных мегаполисов с извечной проблемой отчуждения. Но не меньше он нужен и российскому социуму, который годами не может справиться с внутренними противоречиями, а собравшись в многотысячные толпы в день протестного голосования, так быстро рассыпается на одиночек, запершихся в клеточках квартир.