— ИК-6 строгого режима в Мелехово называют «пыточной колонией». К вам когда-либо обращались заключенные оттуда с жалобой на пытки?

— У меня лично пока не было.

— Насколько вообще распространены пытки в российских следственных изоляторах и колониях?

— Довольно распространены. В последнее время, может быть, [их стало] меньше, чем раньше, но это ощущение основано только на личных предположениях, поскольку просто стало меньше обращений. Пытки несколько разные, в зависимости от региона и от места отбывания наказания. Но в СИЗО пытают с целью получить признательные показания или показания на тех лиц, которые интересуют следствие, а в колониях пытают по другим причинам, там нет необходимости пытать с целью получения признания.

— В колониях чаще используют психологическое давление в качестве пыток или физическое воздействие?

— Разделить или определить, какие именно пытки применяются чаще — психологические или физические — сейчас довольно трудно. [У Фонда «Общественный вердикт»] есть и такие, и другие обращения. Психологических, наверное, все же больше, поскольку в какой-то момент [у меня] сложилось ощущение, что сотрудники просто стали бояться пытать физически. Но у них довольно много способов пытать и без применения физической силы. В колониях, если говорить о физических пытках, чаще всего просто избивают, причем это даже не всегда делают сами сотрудники — это могут быть и осуждённые, сотрудничающие с администрацией, по указанию этой самой администрации. Избиения тоже бывают разные. Бывают очень жестокие, с применением наручников, резиновых дубинок, бутылок с водой, при помощи мокрого полотенца…

— И какие российские колонии наиболее известны тем, что там пытают?

— Иркутские колонии, Владимирские, Кировские, Мордовские. Из них обычно чаще обращались. Это не значит, что там чаще всего пытают, возможно, что где-то еще чаще и жёстче. Но я говорю, исходя из информации, которая мне доступна

— Политика Алексея Навального на протяжении нескольких месяцев постоянно помещают в ШИЗО, а теперь и вовсе переводят в ПКТ. Незаконное помещение в ШИЗО или ЕПКТ можно считать пыткой?

— Само по себе незаконное помещение в ШИЗО, СУС, ПКТ, ЕПКТ — это нарушение закона. А вот содержание в таких помещениях можно приравнять к пыточным. Я не знаю ни одной российской колонии, где условия содержания в ШИЗО, СУС, ПКТ, ЕПКТ отвечали бы международным стандартам, в том числе, Минимальным стандартам обращения с заключёнными, поэтому само по себе помещение заключенного в такие условия содержания является пыточным — независимо от того, законное оно или нет. В практике Фонда [«Общественный вердикт»] довольно много дел по поводу взыскания компенсации за бесчеловечные условия содержания. А иногда, даже если не удается оспорить законность дисциплинарного наказания, можно предъявлять иски о компенсации за бесчеловечные условия содержания в таких помещениях.

— Если заключённые пытаются защитить себя или других, как на это реагирует начальство колонии? Бывает ли так, что к ним применяют еще более жесткие санкции?

— Да, поскольку руководство колонии — это часть системы, то, конечно же, любое обращение, любая жалоба вызывает огромнейшее сопротивление. Причем всей системы в целом, поскольку тут начинает работать известный принцип «система своих не сдаёт». По крайней мере до поры до времени. [Если заключенные сообщают о пытках], то в ход идут любые методы: от уговоров, угроз и заключенному, и его родственникам до применения пыток. Но в этом случае руководство тоже определяет для себя, стоит ли кто-то за человеком или он действует в одиночку.

— Чем заканчивается обычно применение пыток к заключённым для руководства колонии? Есть ли для них вообще какие-то последствия, заводят ли против них уголовные дела?

— Обычно ничем не заканчивается. Максимум — может быть организована проверка надзорными органами, например, прокуратурой по надзору, руководством УФСИН. Но, в абсолютном большинстве случаев, ничего дальше не происходит. Руководство колонии, как правило, слишком много знает. В том числе и о руководстве надзирающих органов. И никому не выгодно сажать таких начальников, чтобы они не потянули за собой остальных. Собственно говоря, по моему мнению, это очень видно было и в Ярославском деле о пытках, когда начальника колонии и его заместителя суд оправдал, посчитав их вину недоказанной, хотя прокуратура просила для них большие сроки реального лишения свободы. Существуют единичные случаи привлечения руководства исправительных учреждений к уголовной ответственности, но проще, конечно, найти формальный повод, не связанный с конкретным делом о пытках, и уволить или перевести такого руководителя в другое учреждение, отправить на пенсию — вроде, [начальство] и наказали, но не за пытки. Как будто бы пыток в исправительных учреждениях нет.

— Что могут сделать заключенные, если узнали о пытках в отношении тех, с кем они находятся в колонии?

— Лучше всего обратиться к своему адвокату, общественникам, родственникам или лицам, которым они доверяют, чтобы те смогли обратиться к правозащитникам. В одиночку практически невозможно бороться. И важно, чтобы было не просто обращение, а чтобы этот заключенный, если он стал видел недозволенного обращения или пыток, сам стал свидетелем, согласился дать объяснения, показания и подтвердить все то, что он сообщил в обращении.

— А какие юридические механизмы вообще можно использовать, чтобы защитить себя от пыток или помочь другим?

— Можно обратиться в надзирающие органы, к региональному уполномоченному или в следственные органы с заявлениями о возбуждение уголовного дела. Это очень долгий, сложный и не всегда приносящий результат процесс. Но делать это необходимо. И надо для себя четко осознавать, что ты готов пройти это путь, поскольку давление может оказываться довольно сильное, надо просить помощь у адвокатов, сотрудничающих с правозащитными организациями, поскольку такая помощь оказывается бесплатно, надо привлекать журналистов к освещению дела и проблемы в целом. Любая система, а тюремная особенно, поскольку является самой закрытой системой, всегда боится огласки. И во многих случаях это действительно работает. Плюс, родственники сами должны быть довольно активные, поскольку никто не будет решать эти проблемы, если человек сам не готов бороться за свои права.