Научный занавес

В 1969 году Всеволод Гантмахер, тридцатичетырехлетний физик, подал заявку на участие в поездке группы советских ученых на конференцию в ГДР. Поездка имела статус «научного туризма», поэтому все ее участники должны были оплачивать расходы самостоятельно. Тем не менее решение о выезде зависело от чиновников. К этому времени Гантмахер уже успел достичь многого: защитил степень доктора физико-математических наук и получил престижную Премию Ленинского комсомола. Он уже бывал за границей и потому надеялся, что в этот раз его тоже отпустят. Полной уверенности, однако, у него не было: в те годы ни один советский ученый не мог быть уверен. 

Гантмахер заполнил длинную анкету и получил одобрение от руководства института, Президиума Академии наук СССР, а затем — от секретаря партийной организации института и областного комитета КПСС. После этого он прошел обязательный медицинский осмотр. За день до предполагаемого отъезда его пригласили в Президиум Академии наук: нужно было оплатить поездку, забрать загранпаспорт с выездной визой и пройти инструктаж.

Однако в Президиуме его ждал сюрприз — заявку отклонили. Гантмахера сопровождала жена. Чтобы отвлечься от разочарования, они отправились в московский магазин и на сэкономленные для поездки деньги купили свой первый телевизор.

Хотя во времена Хрущёва «железный занавес» был частично приоткрыт, поездки за границу оставались привилегией, часто недоступной советским ученым. Власти и спецслужбы опасались, что ученые могут перенять нежелательные идеи за рубежом или раскрыть секретную информацию. При этом советские 

Партийные органы использовали несколько критериев, чтобы решить, давать разрешение на международное сотрудничество за рубежом или нет: характер исследований ученого, степень секретности данных, а также преданность советскому режиму — то есть членство в коммунистической партии. Важную роль также играла готовность начальников отстаивать право своих сотрудников на поездки перед высокопоставленными чиновниками.

Ученые, занимающиеся, например, экспериментальной онкологией, как правило, не имели проблем при выезде за границу. Однако таким специалистам, как Гантмахер, сфера интересов которых была связана с военной отраслью, выезжать на конференции, а уж тем более на работу в иностранных лабораториях было очень сложно. Так, еще один советский ученый Георгий Манелис, который занимался исследованиями ракетного топлива, постоянно подвергался проверкам со стороны КГБ перед любыми взаимодействиями с иностранными коллегами. Его исследования считались секретными, и сотрудники КГБ пытались контролировать, к каким именно секретам он и его коллеги имели доступ, а также убедиться, что во время поездок и общения с западными учеными они эти секреты не раскрыли. 

Чтобы получить разрешение на участие в международной конференции, нужно было пройти многочисленные бюрократические преграды. Сначала Президиум Академии наук СССР должен был одобрить поездку: одобрение давалось, только если планы поездки и научного сотрудничества соответствовали планам академии на текущий год, а также «важнейшим направлениям научных исследований в Советском Союзе». Если такое сотрудничество было признано полезным, каждый конкретный сотрудник должен был подать пакет своих документов. 

В пакет документов входили: обоснование цели поездки, полная программа конференции или научной командировки за рубеж, автобиография ученого, медицинская справка, а также характеристика, подготовленная непосредственным руководителем. В этой характеристике речь должна была идти о научной и общественной деятельности, но самое главное — о моральном облике сотрудника. Затем все эти документы отправлялись в областной комитет Коммунистической партии. 

Помимо «открытой» части, существовал целый ряд партийных и оперативных проверок, которых проводили без участия и ведома ученых. В конечном итоге, каждого, кто получил разрешение на научную поездку, вызывали на заседание специальной комиссии, где с ним проводили финальное собеседование чиновники и сотрудники КГБ: нужно было понять, является ли кандидат «политически зрелым и морально стабильным».

В итоге некоторые вообще предпочитали отказаться от поездки, чтобы не проходить собеседование. 

Так, одному из ученых по фамилии Ефимов, который собирался выехать в Польшу в середине 1970-х, удалось пройти все бюрократические этапы и попасть на интервью. Однако собеседование в обкоме возмутило его до такой степени, что он просто ушел. Ефимова спросили, знает ли он о каких-то местных коммунистических инициативах одного из заводов в Польше, о котором ученый никогда не слышал. Ефимов ответил отрицательно. Тогда ему посоветовали сначала почитать об этих инициативах, а затем прийти снова. Ефимов потом возмущался: «Вся эта процедура была отвратительной! С какой стати эти старики, которые еще Ленина застали живым, имели право меня отчитывать? Я еду в Польшу заниматься наукой, а не пропагандировать Советскую власть!» Ученый отказался проходить повторное собеседование и в Польшу так и не поехал.

Совершенно ясно, что сегодняшнее нововведение — необходимость получения разрешения от ФСБ для работы с иностранными коллегами — для российских ученых будет не только унизительным, но и потенциально опасным. Перспектива такой угрозы, скорее всего, тоже заставит многих отказаться от международного сотрудничества.