Без права переписки

«Бодренькая, в хорошем настроении»

Сестра Марии Колесниковой Татьяна Хомич сейчас добивается именно того, чтобы кейсом Марии занялась рабочая группа ООН по насильственным исчезновениям. Татьяна живет в Европе и уже три года стучится в двери всех международных инстанций. В ноябре с помощью правозащитников из организации Respect-Protect-Fulfill она написала и отправила в рабочую группу ООН по насильственным исчезновениям обращение с просьбой принять срочные меры и попросить белорусские власти раскрыть местонахождение сестры, а также позволить отцу навестить Марию (ни на одно положенное по закону свидание его не пустили).

В последний раз отец Марии, приговоренной к 11 годам лишения свободы, видел дочь 5 декабря 2022 года — на больничной койке в медсанчасти колонии. В конце ноября Колесникова была экстренно доставлена из ШИЗО колонии в «гражданскую» больницу в Гомеле. Ей диагностировали прободную язву и прооперировали. Спустя неделю, когда политзаключенную вернули в колонию и поместили в медсанчасть, к ней допустили отца. В тот же день пропагандистский телеграм-канал опубликовал фотографию: Мария сидит на кровати, держит отца за руку и смеется. Конечно, к фотографии прилагался комментарий: смотрите, вот она, бодренькая, в хорошем настроении и улыбается. 

После этого адвокат Марии смог еще несколько раз ее увидеть. В последний раз — 2 февраля прошлого года. А последнее письмо от нее пришло 12 февраля. И всё. Больше ни звука, ни звонка, ни письма. Адвокатов не пускали с обычной в таких случаях «отмазкой» администрации: от заключенной нет заявления о встрече с адвокатом.

В августе 2023-го, когда известий о Колесниковой не было уже полгода, 13 знаменитых деятелей культуры написали открытое письмо Лукашенко с требованием предоставить информацию о местонахождении и состоянии белорусских политзаключенных, о которых много месяцев нет никаких вестей. 

Однако заключенные — не ваша собственность. Связывает ли вас еще что-то со словом «человечность»? Где они? Мы смотрим на Беларусь и не перестаем спрашивать: где находятся эти люди?» — написано в обращении, которое подписали в том числе Салман Рушди, Эльфрида Елинек, Ольга Токарчук, Гидон Кремер. Но на письма «мастеров культуры» диктаторы никогда не отвечают.

25 января Фонд свободы Акселя Шпрингера в рамках кампании «Адрес свободы» предложил назвать участок перед посольством Беларуси в Берлине «улицей Марии Колесниковой».

«А из новостей у нас — полное отсутствие новостей»

Николай Статкевич, как и Мария Колесникова, не имеет никакой связи с адвокатом и родственниками ровно год. Арестованный в конце мая 2020 года и приговоренный к 14 годам особого режима, Статкевич был этапирован в глубокскую колонию № 13 в июне 2022 года. Поначалу к нему еще пускали адвоката, и время от времени от него приходили письма жене. Благодаря этому стало известно, что его поместили в одиночную камеру, из которой периодически отправляют в ШИЗО. Разумеется, положенных передач и свиданий его сразу же лишили. Последнее письмо от Николая пришло 9 февраля прошлого года. И больше ни весточки. А адвокат ни разу не смог попасть к своему подзащитному, хоть и ездил в колонию каждую неделю. Всякий раз ему говорили, что «отсутствует заявление от осужденного».

В октябре прошлого года жена Николая Статкевича Марина Адамович написала в своем фейсбуке: «А из новостей у нас — полное отсутствие новостей. В очередной раз была в колонии. В очередной раз не пустили адвоката. В очередной раз «нет заявления». И, конечно, ничего не значит, что я, как представитель по доверенности, оставила там (в рамках предоставленных полномочий) от имени Николая заявление на встречу с адвокатом, а еще отправила телеграмму, о получении которой «уполномоченным лицом» имею уведомление. Ну не хочет Николай Статкевич ни мне писать, ни с адвокатом встречаться».

Этот пост сейчас недоступен и цитируется по сайту правозащитного центра «Вясна». Потому что страница Марины Адамович в фейсбуке, где она вела страшный и точный подсчет — 200 дней без вестей, 250 дней полной изоляции, 300 дней отсутствия новостей, — удалена. Удалена тогда же, когда за Мариной пришли силовики, — 23 января.

В общей сложности, по данным «Вясны», 23 и 24 января задержали минимум 310 человек. Одних после обысков, допросов и угроз отпускали, других — нет. Марину Адамович не выпустили.

Ее отвезли в изолятор временного содержания, а на следующий день судили по административной статье «мелкое хулиганство» и отправили в тюрьму на 15 суток. Мелкое хулиганство — это значит, что в протоколе написано, будто Марина ругалась матом в общественном месте, — такой у белорусских силовиков стандарт. А еще это значит, что, пока Марина сидела на «сутках», силовики думали, что с ней делать дальше: освободить или отправить в СИЗО по уголовному делу. Удаленная страница в фейсбуке — лишнее тому подтверждение. 

К счастью, 7 февраля Марину Адамович все-таки выпустили на свободу после административного ареста. Но, судя по тому, что она так и не вышла ни с кем на связь, а страница в соцсетях по-прежнему удалена, предупреждение от силовиков было жестким. Так что обратиться в рабочую группу ООН по насильственным исчезновениям Марина, живущая под постоянной угрозой ареста, никак не может.

«В феврале начался трэш» 

Точно так же не может требовать информации о местонахождении и состоянии Виктора Бабарико его семья: жена бывшего главы «Белгазпромбанка» и самого популярного кандидата в президенты погибла несколько лет назад, а сын Эдуард был арестован вместе с отцом 18 июня 2020 года и приговорен к восьми годам лишения свободы (приговор самому Виктору Бабарико — 14 лет лишения свободы). Эдуард отбывает срок в бобруйской колонии № 2, его отец — в новополоцкой колонии № 3.

Виктора Бабарико изолировали от внешнего мира в конце апреля прошлого года, после того как скорая помощь привезла его в «гражданскую» больницу Новополоцка. Первым об этом сообщил телеграм-канал «Рабочы рух»: «Из нескольких источников к нам поступила информация, что в ночь с 24 на 25 апреля из ИК-1 г. Новополоцка был доставлен в новополоцкую центральную городскую больницу с множественными телесными повреждениями Виктор Бабарико». 28 апреля в телеграм-канале штаба Бабарико появилось сообщение, что информация о госпитализации подтвердилась, у заключенного гидроторакс — жидкость в легких. Но что именно стало причиной — болезнь или избиение, — неизвестно. А на следующий день информация о местонахождении Виктора Бабарико стала недоступной. Дальше — как в дурном кино. Адвокаты объезжали больницы, тюрьмы, медучреждения департамента исполнения наказаний. Везде отвечали, что Бабарико у них нет. С тех пор — уже девять месяцев — никто так и не знает, где Виктор Бабарико и что с ним происходит.

Кстати, в мае в той самой новополоцкой городской больнице неожиданно задержали пятерых врачей. Всем дали по 10–15 суток ареста, а потом уволили «за прогулы». Правозащитники не сомневаются в том, что причиной увольнения стала та самая утечка информации о госпитализации Бабарико.

Недавно один из освободившихся из новополоцкой колонии заключенных рассказал «Радыё Свабода», что с февраля прошлого года в отношении Бабарико «начался трэш»: к нему перестали пускать адвоката, лишили свиданий и передач. А в апреле Бабарико будто бы видели в медчасти с перебинтованной головой. В колонии говорили, что он избит, но администрация утверждала, будто политзаключенный просто упал.

но так и не привели. И в суд не возили. Просто вернули в колонию и посадили в ПКТ.

К сожалению, вся информация, которая хоть как-то, с выходящими на волю заключенными, просачивается из колоний, — в жанре «по зоне ходят слухи». Потому что исчезнувших политзаключенных никто не видит. И никто точно не знает, где они и что с ними. Блогер Игорь Лосик отбывает срок в той же колонии, что и Бабарико. Вестей от него нет с тех же самых пор — с февраля прошлого года. Максим Знак, адвокат штаба Бабарико, задержанный в один день с Марией Колесниковой, 9 сентября 2020 года, точно так же с прошлого февраля лишен переписки, звонков, свиданий и встреч с адвокатом в колонии № 3 в Витебске.

Выходит, ровно год назад, в феврале, была дана некая «отмашка», после чего многие политзаключенные в разных колониях попросту превратились в призраков: о них говорят, по колониям ходят слухи, но никто их не видел и не слышал. Год за решеткой — это само по себе невыносимо, тем более что большинство изолированных политзаключенных сидят с 2020 года, для них внезапное лишение любой связи с миром — пытка. Долгая, изощренная, непрекращающаяся пытка. С полной убежденностью палачей в том, что им не придется за это отвечать.

«Обращайся хоть в ООН!»

А отвечать придется, только не в ООН, разумеется. Заголовки вроде «Рабочая группа ООН рассматривает дело об исчезновении Марии Колесниковой» звучат эффектно и многообещающе, но в действительности рабочая группа ООН по насильственным исчезновениям — это посредник между жалобщиком (родственником или адвокатом) и государством. Собственную роль она определяет как канал связи между родственниками исчезнувших и заинтересованными государствами.

Механизм работы в ООН описывают так: «Группа принимает, рассматривает и передает государствам сообщения о насильственных исчезновениях, поданные родственниками лиц, пропавших без вести, или правозащитными организациями, представляющими их интересы; просит государства провести расследования и уведомить Рабочую группу о результатах». То есть гражданин составляет обращение, в котором пишет об обстоятельствах исчезновения своего родственника или подзащитного. Рабочая группа изучает обращение и пишет свое собственное — к властям государства, в котором исчезновение произошло. И ждет ответа. А государство — во всяком случае такое, как Беларусь, — на подобные запросы, как правило, не реагирует вообще.

Тем не менее сам факт обращения очень важен. Это никак не поможет Марии Колесниковой и другим политзаключенным сейчас. Но факт заявления об исчезновении будет зафиксирован. И это важно для будущего восстановления справедливости в Беларуси. Точно так же важны тонны жалоб в администрацию тюрем и колоний, в департамент исполнения наказаний, в прокуратуру — бесполезных, бессмысленных на первый взгляд жалоб, на которые приходят издевательские отписки вроде «адвокат не допущен, потому что отсутствовало заявление заключенного». 

это сначала всегда кажется бессмысленной тратой времени, денег, сил: ничего ведь не изменится.

Сегодня не изменится, верно. Но на каждой бумажке, на каждой полуграмотной отписке с логотипом государственной структуры всегда стоит подпись — начальника, заместителя начальника, прокурора, третьего подползающего или второго уполномоченного. Все эти фамилии ложатся в большое досье. И каждый из тех, чья подпись стоит на подобных бумагах, просто обязан будет однажды получить свои 15 минут славы. И некоторое количество лет тюремного срока в придачу.