Без хозяина
Иллюстрация «Новой газеты Европа»
Бог еще не прикрыл этот грязный, гнилой бардак
и устроить всемирный потоп еще не готов,
потому что люди исправно выгуливают собак,
потому что люди послушно прикармливают котов.
Александр Кабанов
«Дорогой Эрик! Еще с первых дней моего пребывания на моем временном месте жительства я хотела написать тебе прощальное письмо, но не находила сил, так как это больно и слезно. Но мне это важно, чтобы закрыть гештальт относительно нас с тобой». Так начинается письмо, которое написала белорусская правозащитница Анастасия Лойко из СИЗО, где сейчас сидит по обвинению в разжигании вражды или розни и организации действий, грубо нарушающих общественный порядок. Ей грозит до восьми лет лишения свободы. Вот только Эрик — это не мужчина, с которым Анастасия прощается из тюрьмы. Эрик — это ее собака. Большая, красивая, немолодая овчаркоподобная собака.
Это Эрик, которому Анастасия Лойко отправила прощальное письмо. Фото: Telegram
Эрика Анастасия взяла в приюте, где волонтерствовала ее подруга Марфа Рабкова. Марфа — тоже правозащитница, теперь она в заключении, ее приговорили к 15 годам лишения свободы. С Марфой Анастасия точно встретится в гомельской колонии. А вот с Эриком — уже вряд ли. В феврале она написала ему из тюрьмы прощальное письмо:
Когда я вижу других собак по телевидению, черную овчарку здесь в СИЗО, когда вспоминаю звук твоих шагов по нашей квартире, твою мордашку на моей кровати с просьбой погладить тебя либо как ты ложишься на живот перед другими собаками (твой знак примирения) или на спинку, чтобы погладила тебе живот, я начинаю плакать. А хочется, чтобы эти воспоминания вызывали эмоции радости и улыбку. Надеюсь, это письмо поможет пройти эту трансформацию.
О воспоминаниях. Я очень хорошо помню, как нас знакомила Марфа в собачьем приюте под Гатово. Ты тогда на меня рычал от страха, но потом взял печенье с руки. Всю короткую прогулку ты тянул поводок и ходил зигзагами передо мной. Через неделю мы приехали за тобой. Ира сказала, что ты страшный и похож на меня. Я очень смеялась. Но мы в чем-то похожи — тяжелое детство, не доверяем людям и не всех близко подпускаем. И любим любых собак (кроме агрессивных).
Помню, как первые ночи ты меня лизал в лицо — и я просыпалась. В этом было столько благодарности. Потом я отучила тебя лизать меня, а ты отрывался на других людях, которых переставал бояться. Мне жаль, что первые месяцы я мало уделяла тебе внимания из-за работы, книг о собаках и отъездов. Помню твой страх звука грузовых поездов — от него ты прыгал на шкаф и двери. Ты быстро научился ходить рядом, ждать меня до вечера.
Из-за тебя я наконец уехала от матери — вы слишком друг друга боялись. И у нас началась новая жизнь с нашим любимым парком. Еще вспоминаю, как ты «охранял» территорию дачи в наши редкие приезды, я злилась от твоего лая. Мне очень жаль, что мы с тобой больше не увидимся (тебе в июле будет 7 лет, а я буду в плену лет 7–8). Я чувствую вину, что не уберегла себя для тебя, что смогла посвятить тебе даже меньше 5 лет.
Жаль, что ты/мы больше не увидим Ральфа, Барез и других наших любимых собак на районе. Но я верю и доверяю людям и собакам, которые сейчас разделяют твою новую жизнь. Иронично, что при твоем дворовом и приютском происхождении (которым я всегда гордилась) ты оказался на прародине собак, на которых ты похож, — богемских овчарок. Счастье собак в том, чтобы радовать своего человека. Прости, что это больше не я.
Надеюсь, что остаток твоей жизни пройдет спокойно и радостно. Ведь на своей жизни я уже поставила мученический крест. На прощание (в оправдание) я хочу тебе что-то рассказать о дне нашей последней встречи, 28.10.2022.
Через 30 минут, как я вышла из дома в 15.30, я стояла в коридоре на улице Революционная, 3, широко расставив ноги и лбом в стену (это называется «ласточка»). Кроме ударов в спину и звука электрошокера, мне сказали, что тебя им придется убить — Николай Толкачев «не хотел рисковать своими людьми». Но потом омоновцы предложили другой вариант: дать мне 20 секунд, чтобы загнать тебя в ванную. Я плакала и боялась, по лестнице со мной шли люди с автоматами.
Перед дверью мне перестегнули наручники из-за спины — перед туловищем. Руки тряслись, когда я открывала дверь. Глубокое дыхание только немножко помогло. Я ожидала, что ты сразу почувствуешь опасность в присутствии злых людей, но ты вышел в коридор ко мне и радостно вилял хвостом.
В наручниках я даже не могла взять тебя за ошейник — просто открыла дверь в душ и стала просить тебя зайти туда. Ты ничего не понимал — я почти никогда не загоняла тебя в эту маленькую для твоих размеров комнатку. В отчаянии я крикнула на тебя и ногами затолкала в душ. Омоновцы заблокировали дверь стулом из кухни, ведь ты рычал и прыгал на дверь в узком пространстве.
Во время «осмотра» без моего разрешения книги и бумаги бросали на твою лежанку и миски, а я неподвижно сидела на диване в полной апатии. Перед уходом я долго просила, чтобы дали тебя освободить. Сейчас плохо помню, что именно я говорила тебе на прощание, но точно предупредила, что ухожу надолго. Я заплакала на лестнице. А дальше тебе лучше не знать, что было/будет со мной.
Прощай, дорогой пес. Ты — самое дорогое, что у меня было в жизни. Я буду любить тебя всегда.
Сейчас Эрик живет в Чехии, на границе с Германией. Новое жилье для него нашла еще одна подруга Анастасии Ирина Ареховская. Искала через социальные сети, публиковала объявления. И однажды откликнулась живущая в Чехии белоруска — Ганка Бородина. Друзья Анастасии справили Эрику паспорт и отвезли его в Варшаву, куда за ним приехала Ганка. А для новых хозяев Анастасия составила инструкцию, где, помимо полезных книг и контактов специалистов, которые работали с Эриком, есть раздел о его правах.
Теперь у Эрика есть дом с озером и лесом и долгие прогулки. Только Насти в его жизни больше нет.
Те, кто следил за походом отряда шамана Александра Габышева на Москву — изгонять Путина из Кремля, наверняка видели рядом с ним белую собаку. Это Белый. Он ждет своего хозяина в Якутске, в добром доме Виктории Постниковой и блогера Сергея Тихого. Сколько ему ждать, никто не знает. У шамана нет конкретного срока, от которого можно было бы вести обратный отсчет. Он, как советские диссиденты семидесятых, стал жертвой карательной психиатрии и больше двух лет удерживается в психиатрической больнице: сначала в Новосибирске, а сейчас в Уссурийске. Никто не знает, когда его освободят. Белый тоже не знает.
«Первый, кто обрел реальную свободу и был в этом мире счастлив благодаря дружбе с Шаманом, — пес Белый»,
— написал в своей книге «Джол» участник похода Виктор Егоров. В отряде Белый появился шестимесячным щенком, его привезли шаману местные работяги. Был он грязно-серым, и первым делом щенка повели к реке отмывать. Вернулся в лагерь он уже белым.
Шаман гладил его и говорил: «Белый, белый, белый…» Так щенка и стали звать — Белый, — вспоминает Виктор Егоров в своей книге. — В первый вечер его привязали к дереву, потому что мы не знали, как он будет реагировать на приход гостей: вдруг укусит кого-нибудь. Белый по своим размерам щенком был крупным и длинноногим, такой легко мог напугать маленького ребенка, а к нам в тот вечер приехали женщины с детьми. Мы с гостями сидим на «кухне», около костра и чайников, а Белый лает и мечется вдалеке один, на привязи у дерева. Дети бегали вокруг костра, а затем пошли смотреть «белую собачку». И Шаман увидел своими наблюдательными глазами, как Белый обрадовался появлению рядом с ним детей: лаять перестал, хвостом замахал, мол, подходите, не бойтесь, можете меня погладить, я не злой. — Отпустите Белого, — приказал Шаман. Саша Ангел ушел отвязывать веревку. Шаман продолжил: — Белый всю жизнь провел в клетке у своих старых хозяев, так мне парни сказали. Они его забрали с собой, чтобы щенок ел нормально и жил нормально. Чтобы свободным был. Не надо его привязывать, он никого не обидит. И больше мы Белого никогда на цепь не сажали. В холодные ночи Белый спал у Шамана в юрте.
А сейчас в холодные ночи он спит в доме Виктории и Сергея. У Виктории питомник якутских лаек, они к морозам привычные. А Белый короткошерстный, ему зимой холодно. В минус 30 еще нормально, а вот в минус 50 — в обычную для Якутии зимнюю погоду — мерзнет и уходит в дом.
— Когда арестовали шамана и ребят из его отряда, — рассказывает Виктория, — я, узнав об этом, сразу поехала туда, в избушку, и увидела трех собак. Это были две собаки, его сестры и Белый. Я частенько ходила в гости к шаману, и собаки меня знали. Три собаки сидели бедные, напуганные. Белый ко мне подбежал, начал жаловаться. Я их вывела из домика, потом вышла сестра шамана и сказала, что с тремя собаками ей будет трудно. И я решила забрать его с собой, но не знала, захочет ли он со мной идти. Я вызвала такси, а когда оно приехало, спросила: «Белый, пойдешь со мной? У меня тебе будет хорошо». И знаете, он понял. Сам запрыгнул в машину.
У него глаза какие-то человеческие. Теперь я считаю его своим ангелом-хранителем. Когда у нас были стычки с полицией и ФСБ, Белый на них реагировал очень агрессивно.
Кидался на них, и один раз они даже развернулись и ушли. Он вообще к гражданским относится нормально, а вот людей в форме ненавидит. В памяти, вероятно, осталась травма. Он всегда рядом, никогда не убегает далеко. Он нас охраняет, и на него можно положиться. Я всегда говорю: это не простая собака, а собака Шамана. В отряде Белого любили все. Вот бывает сын полка, а он — собака отряда. И когда Александра освободят, я даже не знаю, смогу ли я вернуть ему Белого.
Маламут Бася, коренная минчанка, к исчезновениям хозяина Максима Винярского была привычной с рождения. В свой первый день рождения в 2018 году Бася была задержана вместе с хозяином во время прогулки. Басю из Центрального РУВД забрали друзья семьи, Максима увезли в тюрьму на Окрестина на 15 суток. Бася — настоящая оппозиционная собака: родилась во время обыска, а в том Центральном РУВД Минска, куда ее доставили вместе с Максимом в ее день рождения, Бася успела сделать большую лужу.
Максим Винярский с Басей. Фото из семейного архива
До 2020 года 15-суточные исчезновения хозяина случались часто: Максим Винярский, активист гражданской инициативы «Европейская Беларусь», всегда действовал на силовиков раздражающе, и не было акции протеста, на которой его не задержали бы. Трудно подсчитать, сколько суток в общей сложности Максим провел на Окрестина, но это уже наверняка годы.
Все соседи знали, что Максим вернулся «из командировки», потому что Бася узнавала его шаги на лестнице и разражалась громким, слышным на весь подъезд лаем.
Вскоре после начала массовых протестов 2020 года Максим отвез собаку к маме: он понимал, что счет идет на дни, скоро его арестуют, и уже не на 15 суток. Так и случилось: Винярского арестовали 22 января 2021 года и приговорили к пяти годам лишения свободы по статье «организация массовых беспорядков».
Бася страдала не только без хозяина, но и без долгих веселых прогулок. С Максимом она бегала и даже с удовольствием плавала, когда он водил ее на озеро. С мамой Максима Басе пришлось гулять по-пенсионерски: вышли, прошлись вокруг дома, еще чуть-чуть по улице — да и назад. И тогда Басю забрала Лена, сестра Максима. У Лены — муж, четверо детей и своя собака. Небольшая, компактная — как раз для большой семьи в городской квартире. Квадратура не предусматривала место для маламута. Но Басе хотелось гулять и бегать, так что семье пришлось немного потесниться.
— У нас только полгода жила маленькая Джеся, — рассказывает Лена. — У нее сложная судьба, и первое время она находилась в депрессии. И вот только она пришла в себя — в доме появляется псина вдесятеро больше и впятеро тяжелее. И теперь, оказывается, коридор в полном владении этой псины: в комнаты мы ее сначала не пускали. А Джеська не могла выйти из комнаты, потому что боялась. Но всё обошлось благополучно, и они друг к другу привыкли.
А потом мы немного недосмотрели, и у Баси случилась любовь с соседским красавцем-хаски. Они сначала мирно сидели рядышком на травке, а потом вдруг весь двор услышал, что тут, оказывается, большая любовь. Причем такая, что некоторые наши соседи повыскакивали из своих квартир и всячески выражали одобрение, поддерживая это выдающееся событие. Мы очень надеялись, что, может, пронесет. Мы убеждали себя в том, что Бася не пополнела, а просто шерстью обросла. И вот я однажды иду на работу утром, а мне звонят из дома и говорят: да тут у нас уже щенок! А вечером, когда я вернулась домой, щенков было уже восемь.
Бася оказалась необычайно ответственной матерью. Она никому не отдавала предпочтения, всех одинаково кормила и воспитывала. Бывает, что собака отпихивает более слабых щенков, чтобы дать шанс сильным. Но Баси хватило на всех, она никого ничем не обделила. Правда, вывести ее на улицу было невозможно — она не хотела даже на минуту их оставлять. Мы ее просто силой выпихивали из квартиры, а через две минуты было стойкое ощущение, что нашу дверь выламывает ГУБОПиК, — это Бася рвалась пересчитывать своих детей. Кстати, и потискать их мы могли только в эти две минуты: потом Бася просто подходила и зубами забирала их из рук. А когда они уползали, Бася их носом катила обратно в свой уголок. Правда, через два месяца, когда у щенков выросли зубы, она начала от них убегать. Я их, как детей, укладывала и разве что колыбельную им не пела, чтобы Бася могла отдохнуть.
Семерых щенков Лена пристроила. А Юнона, восьмой щенок, решила, что она уже пристроена. Так и осталась. Мало кому из щенков везет повзрослеть рядом с матерью — обычно их стараются пристроить маленькими. Юноне повезло. Так что теперь их в квартире девять душ: Лена с мужем, четверо детей, Джеся, Бася и Юнона. Но Бася ждет Максима. Однажды Лена решила привезти ее игрушку из квартиры Максима. Бася весь вечер не выпускала эту игрушку из лап. Это была игрушка из ее счастливой жизни, где был Максим. А он в письмах просит сестру снимать видео с Басей: «Вернусь и буду смотреть». Максиму сидеть еще три года. Когда он выйдет, Басе будет девять. У них еще будет время на жизнь.
А вот мама Баси может и не дождаться своего хозяина. Ее зовут Штия, ей 13 лет. А ее хозяина Евгения Афнагеля, белорусского политика, арестованного в сентябре 2020 года за организацию протестов, приговорили к семи годам лишения свободы. Потом ему ужесточили режим, и теперь он даже не в колонии, а в могилевской тюрьме, в «крытке». Сидеть ему еще четыре года. Когда он освободится, Штии будет 17. Я не знаю, доживают ли маламуты до такого возраста.
Штия, Нори и Фрея, маламуты Евгения Афнагеля. Фото из семейного архива
О маламуте Евгений мечтал давно: эта порода очень свободолюбива, своенравна и упряма. Он хотел именно такую собаку. В 2010 году, за несколько месяцев до президентских выборов и массовых протестов, он купил щенка. Назвал Штией — это в переводе с алеутского означает «сильная». Свою историческую ездовую функцию она в Беларуси, конечно, не выполняла, зато бегала по лесу и лежала на диване со всем возможным вдохновением.
После декабрьских протестов 2010 года за Женей пришли, и он умудрился спрятаться в подвесном потолке. Гэбисты громили квартиру, а Афнагель парил над ними. И они его не заметили. Ушли. А Евгений смог сбежать вместе с собакой.
Евгений с маламутами. Фото из семейного архива
Штия пожила в Литве и Польше, а потом они вместе всё-таки вернулись в Беларусь. И уже дома Евгений с женой Катей решили завести щенков. В итоге у них из одного помета остались два щенка — Нори и Фрея.
Он мечтал кататься на упряжке, но зимы в Беларуси стали не снежными, а слякотными, и собаки просто радовали хозяев и бегали по лесу во время долгих прогулок.
Однажды, кстати, именно собаки нашли в темном вечернем лесу выброшенных кем-то котят. Афнагели жили в поселке Колодищи под Минском, дом стоял на окраине, рядом с лесом. По вечерам там нет никого. Была зима, было холодно. И котята практически не имели шансов выжить. Но Штия, Нори и Фрея их учуяли. А Женя с Катей спасли и потом пристроили.
Евгений и Штия незадолго до ареста. Фото из семейного архива
— 23 марта 2017 года в Минске шли акции против принятия «тунеядского» закона, — вспоминает жена Евгения Афнагеля Катя. — Штия была на сносях. Днем раздался звонок в дверь: на пороге стояли Женя в наручниках и пятеро милиционеров. «Сейчас у вас будет обыск», — сказали милиционеры. И в этот момент у Штии начались роды. Это был, конечно, дурдом: они обыскивают, а Штия рожает. Но тогда всё закончилось благополучно, и одного щенка мы подарили Максиму Винярскому.
Когда Женю арестовали в 2020 году, собаки, конечно, грустили. Маламуты часто воют — у них это способ передачи информации. И наши часто выли на луну.
Особенно у Штии с ним была очень крепкая связь, и она очень страдала. Сейчас они на длительной передержке, живут под Минском в частном доме, у них хорошие условия. Но я не знаю, дождется ли Штия Женю, и это очень грустно. Я часто присылаю Жене в колонию фотографии наших собак, а он просит не забывать поздравлять их с днем рождения. Я не забываю.
Российский активист Михаил Кригер, которого сейчас судят в Москве по статье «оправдание терроризма» и которому грозит до семи лет лишения свободы, — пожалуй, самый «многодетный» из российских политзаключенных. Сейчас его возвращения домой ждут пять собак, кот и кошка. Из породистых — маленький той-терьер Барик, принадлежащий дочери Михаила Екатерине. Екатерина уехала из России, а поскольку везти его с пересадками было сложно, его оставили в Москве. Остальные — подобранные и спасенные.
— Всех своих питомцев мы подбираем, — рассказывает жена Михаила Айша. — Всякий раз мы давали зарок, что уж этот — точно последний и больше никого мы брать не будем. Но почему-то не получается. Двух собак мы подобрали за гаражами, они были совсем мелкими. Еще одного взяли уже подрощенного, тоже с улицы. И еще одну девочку. Мишиного красивого рыжего пса мы с его внуком Глебом тоже нашли за гаражами. Он был страшный, маленький, шелудивый, рахитичный. А вырос красавцем размерами с волкодава. Он очень хороший.
Еще у нас было два кота — белый и серый. Серого взяли у нас на передержку, и он там, к сожалению, погиб. Он был флибустьер и хулиган. Он выскочил в приоткрытое окно с разбега. А там был высокий этаж. Второй кот, беленький, здесь, у меня. И еще моя кошка Рыся. Так что у нас тут, считайте, ферма.
Миша первый раз подобрал собачку в кустах — она еще даже на лапках не стояла, совсем крошечная была. Потом, при переезде, нам пришлось оставить ее у соседей. Она прожила там 12 лет и в прошлом году умерла. Потом уже на новом месте подбирали собак. Два или три раза удавалось пристроить в хорошие руки. Вот последний рыжий — Миша его называл Хлопчиком, а мы с Глебом звали его Рики. У Миши вообще фантазия в этом смысле не слишком богатая: у него собаки через одну то Мальчики, то Хлопчики.
Миша страшно переживал, что Хлопчика мы не пристроим. У него еще был очень сложный характер, и он почему-то страшно боялся делать на улице свои дела. Его можно было полдня водить по улице, но он героически доносил всё до квартиры, чтобы с наслаждением наложить кучу в прихожей. Миша не знал, что с этим делать: заклинило пса. А потом у нас жил очередной гость, который вывел Хлопчика погулять — и всё пришло в порядок. И мы его пристроили: он живет в хорошем доме, у него есть подруга. Ему там кайфово.
Не всех мальчиков-хлопчиков Кригер подбирал за гаражами. Одного, вспоминает Айша, купил у алкоголика — отдал деньги и куртку, а взамен получил щенка. Еще была Долли, которую кто-то завел в подъезд и оставил. Тех он пристроил в хорошие руки. А дома сейчас его ждут Барик, Мальчик, Бетти, Сьюзен и Блекки.
Рыся, кошка Кригера. Фото из семейного архива
И еще кот Крис и кошка Рыся. Кстати, Сьюзен и Блекки (в домашнем обиходе — Зюзя и Бяка) — те самые найденные за гаражами. Им сейчас по 15 лет. Зюзя еще бодренькая девица, а вот Бяка совсем сдал. Он слепой и слабенький.
Все фото питомцев Кригера: Зюзя и Бяка, подобранные за гаражами, им по 15 лет. Мальчи. Бетти. Барик. Крис. Фото из семейного архива
— Это еще не страшно, — говорит Айша, — не так уж и много. Бывало у нас и по двадцать — особенно зимой, когда холодно. Раньше удавалось пристраивать — красивых, породистых или просто крупных кобелей. Сейчас с этим сложно. Миша всех своих собак любит. И они его. Собаки всегда рядом, даже ночью, — чтобы он мог протянуть руку и погладить. Вы не поверите — ему собаки даже пятки лизали. А кот Крис на его подушке спать любил.
Зюзя и слепой Бяка хозяина вряд ли дождутся. А Чупа своего уже не дождалась. Это собака Алексея Горинова, муниципального депутата и активиста, приговоренного к семи годам лишения свободы за антивоенные высказывания. В фейсбучном профиле Алексея в разделе «Семья» написано: «Собаки Джек и Чупа (Чупакабра)». Оба — подобранные с улицы. Ни Джека, ни Чупы уже нет в живых.
Чупа, собака Алексея Горинова, которая его не дождалась. Фото: Telegram
Джек умер раньше, за год до ареста Алексея. Он не узнал, что с его хозяином произойдет через год. Наверное, ему повезло. Чупа знала. Когда Алексей Горинов оказался в тюрьме, Чупа бросалась на каждый звонок в дверь — надеялась, что он вернулся. Потом перестала надеяться. В конце апреля она умерла.
Алексей, вероятно, понимал, что без него она не сможет жить. В прошлом году, вскоре после приговора, его смогли посетить правозащитники. Ева Меркачева потом процитировала слова Алексея в камере:
«Самое печальное, что я собаку не увижу. Не доживет она до моего освобождения. Она старая. Очень ко мне привязана.
Я ее на улице подобрал, беспородная, бездомная. Психика у нее тонкая. Как жаль, что на свидание нельзя собаку. Увидеть бы ее напоследок…» Не увидел.
Чупа. Фото: Telegram
После смерти Чупы друзья Алексея опубликовали в фейсбуке отрывок из его письма, где он описывает любимую собаку: «Никогда ничего не грызла. И вообще очень воспитанная. На улице с другими собаками не очень общается. Есть у нее «любимчики», но немного. Особой пользы от Чупы в доме нет. Ну разве что поваляться с ней на кровати. Правда, много слов понимает». Алексей писал о ней в настоящем времени, а ее уже не было.
Томский журналист Игорь Кузнецов жил в частном доме — старом, предназначенном под снос. Игорь уже два года сидит в СИЗО (он обвиняется по двум статьям УК России — «участие в экстремистском сообществе» и «склонение к массовым беспорядкам»), его дом снесен, там начинается стройка. На стройплощадке, возле когда-то своего дома, сидит собака Игоря. Ее зовут Волча. Возможно, это самая несчастная собака в мире — у нее одновременно отобрали и хозяина, и дом. И она не понимает, почему мир рухнул.
Волча, собака журналиста Игоря Кузнецова, оказавшаяся на стройке после ареста. Фото предоставлено друзьями журналиста
— Некоторое время после ареста Игоря Волча поскиталась, — рассказал адвокат журналиста Алексей Прянишников, — а в ноябре 2021 года с подачи двух женщин, которые ее кормят, ей сделали будку возле дома. Сторож стройплощадки кормит Волчу наравне со своей собакой.
Для Волчи арест Игоря был стрессовой ситуацией, потерей крыши над головой. Первое время она его искала, потом успокоилась.
Собака эта недоверчивая, битая жизнью. К ней довольно трудно подойти и сделать фотографию, она воспринимает это как приготовление к нападению и лает, при этом отступая. Но сама не нападает. Волче на вид лет 10, Игорю грозит до 10 лет лишения свободы. Совсем нет уверенности, что они когда-либо встретятся.
Я не знаю, о чем думает старая собака Волча, которая мерзнет на стройке. Не знаю, помнит ли слепой Бяка, как выглядит его хозяин. Не знаю, вспоминает ли Белый их наивный отважный поход с шаманом. Не знаю, понял ли Эрик, что Анастасия своим письмом с ним прощалась навсегда. Я только знаю, что на самом деле всё еще страшнее, чем кажется.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}