Номер 319. Поэт 

***

«Родился на Харьковщине, проживаю на Львовщине. Живу, лечусь от алкоголизма, иногда получается. Не люблю зажранных людей, потому, когда начинаю рассказывать о себе что-то странноватое, диагноз однозначный: пьяный. Ненавижу рожи, которые улыбаются просто из-за того, что должны скрывать свою хамскую сущность. Не люблю, когда умирают не попсовые люди. Бороться с депрессией не умею. Бухаю, пока желудок не скажет: стоп. Не запойный. Хватает максимум на два дня кряду. Большой недостаток: могу обидеть человека, сказав о нем правду. Хотя, когда устаю, могу обидеть ни за что. К счастью, потом возвращаюсь к необдуманному и вовремя прошу прощения. (Конечно, если человек действительно того заслуживает). Сам — отстойный графоман. Больше люблю напечатанное, чем на компе… В общем подвижный. Вечный панк, борец за очищение сучлит от попсы (сучлит — саркастическое, двусмысленное определение «сучасной», то есть, современной литературы. — О. М.).

Делаю кучу проектов, при этом могу и не подписаться, что делал я. Участник большинства литературных фестивалей, куратор и координатор большинства из них. Не шовинист, но не люблю, когда какое-то падло лезет Украине за пазуху… Недолюбливаю журналистов, считая, что преимущественно пишут дерьмо. То есть, снова-таки, прикидываюсь психом и неразборчиво, нарочно отвечаю не по теме, соответственно, не даю возможности писать что-то обо мне. Не амбициозный».

Стихотворение из «Татусевої книжки» («Папиной книжки»), которую, кроме счастливо излеченного чайника, населяют зайцы, лисички, ежи, слоник Славко, и самопрезентация на сайте «Poezia.org» принадлежат одному и тому же автору, хотя написаны в разные годы.

Сейчас, когда украинские медиа подробно рассказали о трагедии — экспертиза ДНК подтвердила, что останки поэта действительно найдены в массовом захоронении в лесополосе, на территории освобожденного Изюма, где эксгумировали 447 тел, — народ заходит на Фейсбук-страницу Вакуленко. Листает фотогалерею, лайкает, охает, ахает. Попсовое, ненавистное ему внимание-соболезнование навалилось, как земляной ком, — после смерти.

— Он не был лапочкой, — сказала одна из коллег по цеху, восстанавливая статус кво. 

Панк без фальши

Резкое худое лицо, челка, черный прикид, кожаные штаны, татухи. В пятьдесят, да в провинции Харьковской области — пощечина общественному вкусу. Резкие суждения в диапазоне «Украина или смерть». Активный участник революции Достоинства на Майдане, был ранен «титушками». 

Тринадцать изданных книг, многочисленные переводы на иностранные языки. Работал, по собственному же определению, в стиле «контрлитературы»: постмодернизм, модернизм, неоклассицизм, элементы логического абсурдизма. Как говорится, широкая известность в узких кругах ценителей. «Татусева книжка», что предназначалась, прежде всего, мальчику Виталику с диагнозом «аутизм» — младшему сыну от второго, тоже распавшегося брака — оказалась востребована гораздо сильнее, как безусловная любовь. Эту публику, то есть, малышню, не обманешь. У нее на фальшь рецензия известна: «Ма, больше не читай!» Стихи Вакуленко просили читать вслух еще и еще. 

Потому для детей писал много. Растил сына сам, так сложилось. В родном селе Капитоливка под Изюмом ему было неуютно. «Националист!» — шипели в спину соседи, которым украинский язык стоял костью в горле. Слыл конфликтным, странным, как минимум. Последние несколько лет в одиночку — у всех домашнее хозяйство, да и просто лень — расчищал территорию на въезде в Капитоливку. Вырубал заросли хмеля, кустарник. Вскопал землю, посадил сад. Мечтал еще расписать стену за садом, изобразить герб села. «Мы конкурс провели, рисунок имели, художника нашли. Но никто не захотел сдавать на краску…» — вспоминают сейчас в сельской библиотеке, единственном месте, куда он любил заходить «на огонек» и где его ждали. Приносил книги, журналы, диски. Предсказывал вроде в шутку: «Вот увидите, девчата, когда меня не станет, захотят тут моим именем школу или улицу назвать. Только я не хочу. Неискренне это. Знаю же, что обо мне на самом деле думают!»

Сына оставлял на попечение бабушки, только когда вез бойцам на Донбасс гуманитарную помощь. А так — всегда вместе, за руку, хоть гулять по лесу, хоть на литературный фестиваль во Львов, хоть на «Мистецький Арсенал» в Киев. Организовывал издание литературы для незрячих детей, устраивал для них праздники чтения. Уж кто-кто, а Вакуленко понимал, насколько целительна даже атмосфера встреч. Переводил научные статьи для украинской Википедии. Требовал, чтобы коллеги чаще высаживали «культурные десанты» в Изюме. 

Ведущий Украинского радио, музыкант и поэт Роман Коляда вспоминал, как лет семь назад съездил к Вакуленко на представление своей новорожденной книги: 

— Списались, он загорелся: «Чувак, давай!» Вовкиному украинофильскому энтузиазму сочувствовал, что редкость, местный чиновник средней руки. Людей, для районного центра, собралось немало. Общение получилось душевное, я читал, играл импровизации. Потом мы втроем забрались на гору Кременец, где тысячелетние половецкие каменные бабы. Те самые, что оккупанты разбили… Володя и чиновник наперебой рассказывали об истории города. Что называется, дышали этой темой. Хоть изюмская интеллигентская тусовка Вакуленко игнорировала: либо ты украинский патриот, либо панк. Я тоже, честно, до личного знакомства не представлял, как могут сочетаться внешняя брутальность с поэзией для детей. А у Володи она близка классическим образцам жанра. Кроме потери в человеческом плане, это большая литературная потеря…

Денег у Вакуленко, конечно, не водилось никогда, как и положено поэту. В 2015-м смог устроить сына в развивающий реабилитационный центр «Пролисок» («Подснежник») в Харькове. Гордился успехами Виталика, как не гордился ни одной литературной премией. Два месяца снимал квартиру в Харькове, чтобы находиться рядом. На большее средств не хватило… Вернулись в Капитоливку. Тосковал по Львову. Но каждый раз планы переезда приходилось откладывать. В начале нынешнего года договорился в Харькове о новом обследовании сына. Его упорство медики ставили в пример другим: вот борется родитель, молодец! 

Проза большой войны

Фейсбук-страница Владимира Вакуленко:

26 февраля 2022-го 

«Трижды бабахнуло совсем недалеко. Если честно, я только «Смерча» боюсь. Жуткая штука, а это… Типа, я такое не видел. Где-то там, в стороне Коваливки. Точно не знаю, уточнять не стану. Хлопцы-девчата, держитесь! 

PS Мои пророссийские соседи сразу выключили свет. Так рано они еще не ложились (смайлик)».

«Ну, не хочется на ночь грустных новостей, но они, к сожалению, есть. Изюм, утро у нас будет веселым. Укрепляемся и главное — кто может держать строй, держим!» 

28 февраля

Владимир размещает известное открытое письмо о введении против Российской Федерации культурных санкций: «В этой фактически тоталитарной стране культура исполняет сервисную функцию и служит политической пропаганде».

«На всякий случай, потому что начнется ночная атака, будет висеть Инет. Нужны рации, кроме того, что покупаю». 

Следует детальный отчет: сколько денег в настоящий момент на счету и реквизиты для нового сбора. 

«Сука! Купянск (соседний с Изюмом город в Харьковской области. — О. М.) сдал «голова». На части порвут, а за ним обязательно придут!» 

1 марта

«Обойдемся без рассказов. Погибших немало. Враг старается нас уничтожить, выстоим. В моем городе спокойно сегодня, но это спокойствие страшно давит на нервы. Понимаем: затишье закончится очень тяжело.

По волонтерке. Все, что искал, приобрел. Нужны жгуты, бинты, разовые (медицинские) перчатки, рации…» 

Ниже — фото длинных лент чеков с наименованиями купленного, чтобы земляки, кто жертвовал деньги на тероборону и ВСУ, могли убедиться в целевом использовании средств.

3 марта

«Говорить тяжело. Центральная улица города разбомблена. Разбита школа, которую в царские времена еще строили. На улице в моей местности четырех домов как не было, просто воронка и в крупу кирпич. Елки в центральном парке будто кто ощипал, иные просто вырвало. Собаки испуганы жутко, воют, лают при каждом резком звуке. Из позитивов — весенние птички запели, так что будет все хорошо. Дальше. Трижды были авианалеты. Один мы застали в бомбоубежище, два в дороге. Малой хорошо научился выполнять команду «Блять, ложись!» Еще потренируемся. Я ученый волк, так что не переживайте. Газа у нас со вчера нет, свет дали… На весь нал купил хлопцам сигарет, вышло шесть пачек, все. Нашел работающий магазин. Соседи передали на тероборону консервацию, разные лекарства, собрали марлю, завтра хлопцам на бинты отнесу. Вот думаю: а велосипедные шины не пойдут вместо жгутов?»

Последняя запись датирована тем же 3 марта. Разместил фотографию информационного агентства УНИАН с текстовкой «Россия бомбардирует Изюм, среди погибших — дети». «Центр моего города… Это далеко не все ужасы сегодняшней бомбардировки. Ищу информацию».

5 марта Владимир еще ходил на блокпосты ВСУ, носил сигареты, лекарства. 7 марта, после очередного авианалета, в Капитоливку вползла колонна российской техники. Говорят, народ затаился в подвалах, погребах. Только худой, в черном, человек стоял и кричал, как безумец, в тупые бронированные лбы: «Рашисты! Рашисты!»

«Мы же не нацисты»

О том, что поэт и волонтер Вакуленко пропал без вести, стало известно 10 апреля, от бывшей супруги. Они сохраняли дружеские отношения. В конце марта Владимир перестал выходить на связь. Женщина написала в соцсетях, что ее худшие предположения подтвердились. Владимира забрали по доносу. «Дальнейшая судьба, как и судьба Виталика, неизвестны». Друзья, коллеги пытались дистанционно что-то прояснить. Но информация с оккупированных территорий почти не пробивалась. 

Изюм освободили лишь в сентябре.

Журналисты украинского «Суспільного телебачення» восстановили хронологию событий этого периода, сняли фильм. Владимира забирали несколько раз. Ввалились с обыском в дом, где из богатства — ряды дипломов международных литературных конкурсов на стенах. «Что ж ты националиста воспитал?!» — спросили отца Вакуленко. Оружия не нашли. Зато подрывной, то есть, украинской литературы — вагон. Посадили Владимира в военную машину вместе с Виталиком, как обычно, вцепившемся в папину руку. Впрочем, спустя несколько часов вернули обоих. На сей раз подросток спас отца. Владимир скупо сообщил близким: заставили раздеться, расспрашивали о наколках, били, обещали прострелить колено…

Родители давно просили его уехать. Он отмахивался: я на своей земле, дома! Сильнее ранило понимание, сколько коллаборантов, готовых вцепиться в горло Украине, жило рядом. Грязную работу российские товарищи поручали именно им. Последнее, что успел поэт — оставить отцу свой дневник, хронику оккупации. Попросил закопать в саду: «Если что, нашим отдашь, когда вернутся».

Арест 24 марта стал роковым. Мать ходила по военным комендатурам россиян. «А что вы так волнуетесь? Отпустим, отпустим, — почти приветливым тоном успокаивали ее. — Сегодня вечером или завтра утром будет дома ваш опекун ребенка-инвалида. Не волнуйтесь! Идите позаботьтесь о больном внуке! Мы же не нацисты…» Потом врали: задержанного перевели в другое место, выясняем, куда именно. Родные писали заявления. И так полгода.

Когда украинские войска вошли в Изюм, местная ритуальная служба предъявила журнал с записями. Это сродни профессиональному подвигу: делать так, чтобы расстрелянные, замученные, погибшие при авианалетах земляки не просто были погребены, а не потеряли последнее, что можно потерять после смерти — свои имена. В могиле под номером 319, свидетельствовал журнал и крест из досок с такими же цифрами, нацарапанными шариковой ручкой, лежал Вакуленко Владимир Владимирович, 1972 года рождения. Но графа «дата смерти» в журнале осталась пустой.

Останки забрали на эксгумацию. Мать отказывалась убивать надежду. Она еще летом слышала разговор «посвященных»: мол, Вакуленко вывезли в Россию, будут там судить. Да и представитель Национальной полиции на брифинге, под телекамеры, высказал сомнения. Считал, что в записи вкралась ошибка, в тех условиях вполне возможная, и под номером 319 оказались останки неизвестной женщины.

Время, пока ждали результаты ДНК-анализа или чуда, истекло. Полиция нашла вещдок, фото с телефона, перед погребением: простреленный из пистолета Макарова военный билет Вакуленко лежит прямо на теле, худая рука с татуировкой… Вскоре и экспертиза сказала — ошибки нет.

Что дальше

«Покойся с миром, дорогой Володя, — написала в Фейсбуке Ирина Цилык, украинская писательница, сценаристка и режиссерка. — Меня тошнит от мысли, что нам снова будут предлагать какие-либо культурные диалоги с российскими писателями, интеллектуалами, и т.д., а тела убитых украинских писателей находят в массовых захоронениях. Вспомните Владимира Вакуленко в следующий раз, когда захотите предложить очередное совместное мероприятие, круглый стол или другой бред для «примирения украинцев и россиян на культурном поле». 

«Пишут, что экспертиза подтвердила: все же Вакуленко, — это известная украинская литераторка Оксана Забужко. — С погибшими на фронте как-то иначе, а тут сразу триггерит «списком Сандармоха»: снова те самые капитаны матвеевы приходят, хватают наших писателей, ученых, людей искусства, вяжут им руки за спиной и стреляют в затылок. И список растет:

Александр Кислюк, переводчик с греческого и латыни (Ксенофонт, Тацит, Фома Аквинский…) — расстрелян в Буче.

Юрий Керпатенко — главный дирижер Херсонского муздрамтеатра имени Миколы Кулиша, расстрелян в Херсоне, в собственном доме. (46-летнего музыканта и украинского патриота, который отказался дирижировать оркестром на концерте для телекартинки о мирной и веселой жизни оккупированного Херсона, ФСБ-шники, после неудавшейся попытки уговорить или запугать, убили предположительно в середине сентября. — О. М.)

Владимир Вакуленко, теперь уже точно: тело номер 319 в изюмской могиле. Это тоже должно учитываться как «культурные потери», рядом со списком поврежденных памятников; для культурных наций это обязательно.

Не знаю, кто у нас этим занимается. Не знаю, занимается ли кто-то вообще.

Вечная память и царство небесное». 

Дневник Владимира Вакуленко передан в Харьковский литературный музей. Сейчас записи оцифровывают.

«Видавництво Старого Лева» — издательство из Львова — намерено переиздать сборник детских стихов «Татусева книга». Вся прибыль от будущего издания пойдет семье Владимира Вакуленко и его сыну Виталику.