Таганрог. Гуантанамо
29 апреля 2025 года в «Украинской правде» вышел текст, ставший частью международного Victoria Project. В проекте приняли участие ведущие мировые медиа, а инициатором выступила парижская редакция Forbidden Stories. Они продолжают дело журналистов, которые погибли, оказались за решеткой, либо подверглись преследованиям за свою профессиональную деятельность.
После того как 10 октября 2024 года появилась информация о внезапной гибели в России украинской репортерки Виктории Рощиной, коллеги из тринадцати медиа разных стран взялись расследовать обстоятельства ее пребывания в СИЗО номер 2 Таганрога. Тело Рощиной вернули в Украину не сразу, а спустя время, в мумифицированном состоянии, с удаленными глазными яблоками, мозгом и частью гортани, со сломанной подъязычной костью. По словам криминалистов, так поступают, когда хотят скрыть следы удушения.
Анализ ДНК, проведенный по требованию родных, подтвердил: да, это Вика. Убийство репортерки Рощиной, категоричной, отчаянной, безгранично преданной профессии, в очередной раз поставило перед всем миром выбор: просто проглотить тот факт, что украинские узники в России попадают в новые Гуантанамо, или противостоять этому.
Команда расследователей сообщила о полусотне проведенных интервью с теми, кто пережил российский плен и знает систему изнутри, с их родными, о задокументированных рассказах четырех бывших тюремщиков, готовых давать свидетельства об условиях и практиках в местах лишения свободы, об экспертных комментариях восьми российских правозащитников о нарушениях прав человека. Я обратила внимание на эпитет «потусторонние», который несколько раз был использован в материале. Тут слово несло, на мой взгляд, дополнительную смысловую нагрузку: мужчины и женщины, проходящие сквозь адские муки по ту сторону границы.
На днях в эфире телеканала «Эспрессо» главная редакторка «Украинской правды» Севгиль Мусаева напомнила:
гражданских пленных удерживают в 186 тюрьмах на территории России и на временно оккупированных территориях. «В 29 из них применяют пытки, жестокие, бесчеловечные. То, что слышала я и мои коллеги, заставляет стынуть кровь в жилах,
— рассказала Севгиль. — На людей натравливали собак, их раздевали и оставляли наедине с тюремными псами. Погружали в ванну с ледяной водой, пока не начинали биться в конвульсиях. Подвешивали вверх ногами, били электрошокером, выбивая таким образом признания».
— В некоторых тюрьмах практикуют следующее, — продолжала Мусаева. — Людям дают человеческие кости, чтобы они с ними «играли». Это я лично слышала от адвокатов, которые защищают наших граждан там. В других случаях людей заставляют ложиться в железный гроб и бьют по нему палками…
Вязьма. Часть ада
В день, когда было опубликовано расследование Victoria Project, правозащитники из МИПЧ, «Медийной инициативы за права человека», украинской неправительственной организации, представили свой отчет о системе отношений к пленным в РФ. Отчет опирался на свидетельства сорока бывших военнопленных. Разнилась только география и месторасположение тюрем или лагерей — «потусторонний» ад растекся по всей России.
— Наши военные, которые возвращаются оттуда, фактически единственные свидетели преступлений по отношению к гражданским пленным, — обратила внимание Мария Климик, аналитик-документатор МИПЧ. — Гражданских не так часто освобождают, а пытки применяют одинаковые, без разбора. Пол, возраст, физическое состояние не имеет значения. Например, «приемка», исключительно жесткое обращение на новом месте. А если учесть, что украинцев всё время перебрасывают, и «приемок» может быть шесть, восемь, даже двенадцать…

Мария Климик. Фото: пресс-служба Медийной инициативы за права человека
Матросу, бойцу первого отдельного батальона морской пехоты Ивану Диброве (он вернулся по обмену 15 января 2025 года в составе группы тяжелобольных пленных) удалось избежать трагической судьбы Виктории Рощиной. Туберкулез, потеря 35 килограммов веса, тело, где, казалось, не осталось живого места после ударов дубинками, металлическими прутьями, кулаками и берцами для Ивана не закончились смертью: парню повезло. Теперь 24-летний Диброва, чей тренированный спортом организм восстанавливал силы, старался подробно рассказать не только о себе, но и о побратимах, остающихся в заключении, в Вязьме.
В плен Иван попал 12 апреля 2022 года, он защищал Мариуполь. Первую «приемку» прошел на оккупированной территории, в Еленовке Донецкой области, той самой колонии, где в июле 2022-го устроили теракт со взрывом и пожаром, — массовую внесудебную казнь «азовцев» с «Азовстали».
— Российские военнослужащие встали в две шеренги, человек пятнадцать с каждой стороны. В руках у них ремни с пряжками, цепи, палки. И командуют «Бегом!» Добегаешь до конца, сбивают с ног и еще на земле бьют какое-то время, — рассказывал Иван.
— Не тюремщики, именно военные?
— Да.
Следующая «приемка» состоялась в Суходольске Луганской области. А дальше — пластиковые стяжки всем на руки, скотчем обмотали лица, и повезли на аэродром:
— Поставили, извините, раком, на локти и колени. По спине били электрошокером, чтобы быстрей передвигались, а многие же раненые. Так гнали к транспортному самолету. Собаки прыгали, хватали нас, кусали. Хлопцы кричали, — голос Ивана звучит ровно.
О передвижении на локтях и коленях он вспомнит еще не раз. Похоже, это считалось нормой: физические страдания без унижения не работали.

Иван Диброва. Фото: пресс-служба Медийной инициативы за права человека
В Вязьме начали с того, что двенадцать часов простояли в подвале на локтях и коленях. На допросы вытягивали по одному. Оставшиеся слышали крики, но не могли даже пошевелиться: в опухшие руки по-прежнему врезалась пластиковые жгуты. Дошла очередь и до Дибровы:
«Сорвали скотч, вижу — два здоровых, под два метра, военнослужащих и представитель администрации в синем пикселе. Поставили к стене, лупили резиновой дубинкой по спине. Развернули лицом, а на груди у меня тату, крылья, символ свободы. «Фашист, нацист!» Повалили на пол. Один военный своим 45-м размером берца наступил на голову, другой приставлял электрошокер к гениталиям, к ногам. Я раза три-четыре отключался, обливали водой, и всё по новой…
Посадили на стульчик стричь, продолжали наносить удары в грудь, «по крыльям», вызывавшим особую ярость. Закинули в холодный душ — смыть кровь. Но и тут не дали передохнуть от пыток. Зашел военный с электрошокером: хотел проверить, как ток «взаимодействует» с водой, бегущей по телу.
Выдали робу и матрас. Представитель администрации схватил за шею и стал со всего размаха наносить удары ногой в живот и в грудь:
«Рассказывай давай, хоть мы про вас и так всё знаем!» Взяли отпечатки пальцев. Медик и военнослужащий спецназа снова били электрошокером по гениталиям. Наконец, повели в камеру и велели до завтра выучить гимн России. Такая вот «приемка»»,
— заключил Иван.
Следующие тридцать месяцев плена не отличались особым разнообразием. Поверка, избиения, стояние на ногах по 16 часов в сутки, бесконечный гимн России, странички с текстом «Воинская слава России» и «Преступления бандеровцев»: заучить и пересказать. И периодические встречи с вербовщиками из ФСБ. В так называемый батальон имени Богдана Хмельницкого подбирали «перевоспитанных» украинцев.
По словам Дибровы, на сотрудничество соглашались очень немногие, те, кто сломался физически, отчаялся, и хотел выбраться из ада любой ценой.
«Пять человек у нас умерло от болезней и пыток, — вспоминает Иван. — Потом привезли очередную партию, истерзанных, с открытой формой туберкулеза. Жили все вместе, и я заразился. Нас старались довести до животного состояния: раком выводили на минутные прогулки в коридор, наступали берцами на пальцы на руках и ногах. А пальцы и так покалеченные, загнивают, начинается гангрена.

Украинские военнопленные после обмена, 15 января 2025 года. Фото: EPA
На мой день рождения сделали подарок: отбили почки, две недели кровью мочился. Но это еще не самое страшное. Когда слышишь крики, как других мучают, такой адреналин в крови, так страшно! Они же садисты. Хлопца сначала просто били, потом посадили на кресло, били по гениталиям и отрезали одно яйцо… Только один тюремщик оказался такой, что сказал: «Не хочу издеваться, мы же люди!» Но он уволился», — рассказ, несмотря на внешнее спокойствие, дается Диброве тяжело.
— В пытках принимали участие представители администрации тюрьмы, ФСБшники, следователи, военная полиция. Потому мы имеем дело не с эксцессами отдельных исполнителей, а с государственной политикой России, —заключает аналитик-документатор Мария Климик.
Каждый новый обмен пленными расширяет представления правозащитников о том, что происходит с украинскими узниками в российских тюрьмах. Их там свыше 8 тысяч человек, в том числе 1600 — гражданских. А в Реестре пропавших без вести при особых обстоятельствах по состоянию на середину апреля 2025 года находится 63 тысячи человек.
Киев
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».