Задержания

Журналистку SOTAvision Антонину Фаворскую задержали вечером 17 марта 2024 года рядом с Борисовским кладбищем в Москве, куда она вместе с журналисткой Анастасией Мусатовой и еще одной подругой Анной (свидетельницей со стороны защиты, чья фамилия скрыта) пришла почтить память Алексея Навального.

После визита на кладбище они зашли в кафе, где их окружили около семи силовиков, часть из которых были в масках и в гражданской одежде. По словам Мусатовой, при задержании Фаворскую повалили на стол, а ее саму ударили по руке, выбив телефон, когда она попыталась его убрать. Антонине в итоге назначили десять суток ареста за «неповиновение полиции»: силовики утверждали, что она не показала документы и сопротивлялась, но сама Фаворская настаивает, что документы предъявила уже в ОВД и убегать не собиралась. После отбывания ареста на выходе из спецприемника силовики задержали ее и повезли на обыск по уголовному делу. Затем ей предъявили обвинение и отправили в СИЗО.

Уже из СИЗО она рассказала в одном из писем, что ей вменяют «помощь в организации похорон Алексея Навального». Поводом стали ее репортажи из Коврова, Салехарда и Москвы.

27 апреля Басманный суд Москвы отправил под арест на два месяца продюсера информагентства Reuters Константина Габова. Его обвинили в участии в экстремистском сообществе (ч.2 ст. 282.1 УК РФ): по версии следствия, он готовил фото- и видеоматериалы для ютуб-канала «Навальный LIVE».

На следующий день в Мурманской области задержали и отправили под арест журналиста Сергея Карелина, сотрудничавшего с Associated Press и Deutsche Welle. Ему также вменяют участие в экстремистском сообществе — за предполагаемую работу с командой Навального. Обвинения Карелин отрицает.

18 июня в квартире журналиста SOTAvision Артема Кригера прошли обыски — у него изъяли телефон, носители информации и пресс-карты. После этого его отвезли на допрос в следственный комитет, а позднее Басманный суд Москвы отправил его в СИЗО по тому же делу, что и других журналистов.

«Мне всего 23 года. Повторюсь, что совсем скоро мы с вами со всеми встретимся на свободе, всех обниму. Самое главное — себя берегите, сохраняйте свободу, свобода — это самое важное», — говорил он перед оглашением решения судьи.

Во время продления срока он рассказал, что оперативники следили за ним с конца мая по 18 июня. Он также считает, что фактически его обвиняют в съемке опросов прохожих на улицах. Позднее, как писала «Медиазона», на заседание суда приходили четверо свидетелей, один из которых ранее появлялся в уличном опросе на канале «Навальный LIVE».

Артем Кригер — племянник Михаила Кригера, активиста, который начал участвовать в протестах и демократическом движении еще в 1990-х. С 2023 года Михаил отбывает семилетний тюремный срок по обвинению в «оправдании терроризма».

Процесс

В октябре 2024 года Габов рассказал о пыточных условиях содержания в московском следственном изоляторе № 1 «Матросская тишина». Туда его перевели из СИЗО-5 «Водник» вместе с Кригером и Карелиным. По словам Габова, его поместили в спецблок к осужденным по делам о терроризме и госизмене.

«Такое ощущение, что меня держат где-то в подвале. Маленькое окно где-то наверху <…> Камера переполненная. Я с [одним] парнем сплю на полу. Он уже месяц так живет. Днем сидим на скамейке (без спинки), так как места у нас нет. Матрас, одеяло и подушку выдали изношенные, выяснилось, что с клопами. Атмосфера тут гнетущая», — рассказал он.

О переполненности «Матросской тишины» также писал Сергей Карелин, его письмо 15 октября опубликовала «Новая газета». Он рассказывал: «Спали валетиком, но не на шконке, где прямая и жесткая поверхность, а на тюремной раскладушке с “ямой” в центре. Сейчас 7 утра, собираюсь идти на прогулку с двумя соседями. Погуляли. Первый раз брал куртку, было +4. Когда шел обратно, встретил Григория Мельконьянца — он сидит в соседней камере.

Последнее слово

Весь процесс над журналистами прошел в закрытом режиме якобы из-за угроз его участникам — государственный обвинитель Надежда Тихонова передвигается в сопровождении госохраны. На каждое заседание приходили десятки людей, чтобы поддержать обвиняемых, пока они идут в зал. При этом суть обвинения и его подробности до сих пор неизвестны.

После предыдущего заседания суда в распоряжении «Новой газеты» и SOTAvision оказались тексты Карелина, Габова и Кригера, которые они собирались зачитать в последнем слове.

Сергей Карелин посвятил его своей дочери:

«Считается, что одним из смягчающих обстоятельств является “раскаяние в содеянном”. В содеянном должны раскаиваться преступники. Я же нахожусь в тюрьме за свою профессиональную деятельность, честное и беспристрастное отношение к журналистике, ЗА ЛЮБОВЬ к моей семье и стране.

Так как про свою работу я говорил в прениях, а сейчас могу высказаться о том, о чем хочу. Я попробую через вас обратиться к самому дорогому мне человеку — моей дочери Мире, которую я уже не видел 11 месяцев. И непонятно, когда увижу. Вы же понимаете, что, если суд признает меня виновным, вместе со мной наказание понесет вся моя семья: от моего деда, которому, как я и говорил, 101 год, он ветеран “ржевской мясорубки”, мои пожилые родители, которые держатся, как могут, и прежде всего — моя прекрасная дочь!

Никогда не думал, что мой ребенок тоже станет жертвой политических репрессий, как были признаны дети тех, кто был репрессирован в 1930-е… Вы можете представить про своих детей такое?!

И да, я, конечно, “папа в командировке”, как и многие сейчас, как и все люди тогда! Я не знаю, когда смогу ее увидеть, тем более обнять…»

Артем Кригер в последнем слове хотел рассказать о своем пути в журналистике и о том, как «хочет доносить правду людям из России, находясь и работая в ней»:

«Основа обвинения — “участие в экстремистском сообществе”. Можем вспомнить в данном случае великого писателя Джорджа Оруэлла, который писал: “Говорить правду во времена всеобщей лжи — это экстремизм”. Только я перефразирую слова великого писателя и заявляю: быть честным и профессиональным журналистом, а не пропагандистом позорным — это уголовное преступление и экстремизм в путинской России!

<…> Я же настоящий патриот России. Я хочу, чтобы Россия не была в изоляции, чтобы нас уважали в мире, а не боялись, чтобы у нас была свобода внутри страны, чтобы такие, как я, могли спокойно работать в журналистике, не опасаясь за свою свободу и жизнь. Я за сменяемость власти в стране и за разделение властей, чтобы мы стали настоящим демократическим государством, а не являлись тоталитарной страной. Неужели это так сложно? Если надо в 2025 году за свое это убеждение и за свою позицию платить ценой своей свободы, я готов на это.

Никогда я в это не поверю, до своего последнего вздоха и удара сердца я буду всегда говорить, что это всё одно большое безумие и неадекватность, что произошло со мной 18 июня 2024 года, со дня моего задержания до даты моего освобождения. Пусть история нас рассудит, она расставит все точки над “и”»!

Габов в последнем слове подчеркнул, что все обвинения против него не имеют под собой оснований и не подтверждены доказательствами. Он отметил, что всегда действовал в рамках закона и в соответствии с Конституцией, защищая право каждого на свободу мысли и слова. Также Габов сообщил, что сотрудники ФСБ проверили его профессиональный путь — от работы на городском телеканале Сыктывкара до сотрудничества с мировыми СМИ вроде Reuters. Он отметил, что Росфинмониторинг указал оплату от Deutsche Welle в мае 2024 года как основание для включения его в реестр экстремистов и террористов, а съемки для Current Time и «Радио Свобода» стали эпизодами дела. По его словам, свидетели есть лишь по одному из пяти эпизодов — они подтверждают, что он сам проводил интервью, опубликованное 23 января 2024 года на канале «Навальный LIVE» под названием «Оказавшись перед Путиным, что ты ему скажешь?».

«Я всегда был патриотом России и малой родины — Республики Коми. Своей работой стремился показать стране и миру ее людей, культуру, традиции. Моя родина — Коми — печально известна своими тюрьмами, куда нередко отправляли за свободу мысли и слова. Именно поэтому я и мои земляки так ценят и первое, и второе.

Мы должны помнить, что каждый голос важен, и только вместе мы сможем изменить ситуацию к лучшему. Я надеюсь, что однажды мы увидим страну, где свобода слова будет не просто правом, а неотъемлемой частью жизни каждого гражданина».