Александр Скобов родился 4 ноября 1957 года в Ленинграде. Воспитывала его одна мама — школьный преподаватель русского языка и литературы Наталья Скобова. Родители развелись, когда он был совсем ребенком. Будущий диссидент о репрессиях знал не понаслышке: его дед по материнской линии был репрессирован в 1930-е годы.

Александр учился в 121-й физико-математической школе, где работала его мама.

В интервью «Новой газете» она рассказывала, что сыну было тяжело найти общий язык со сверстниками, а в подростковый период он бунтовал против всего и всех.

В 14 лет Саша Скобов выступил в школе с докладом о военном перевороте в Чили в 1973 году. Последовал скандал. Матери Скобова предложили отправить ребенка в психиатрический стационар. Испугавшись, женщина решила показать сына врачам.

«Мама была так напугана, что не взяла. Саша пробыл там месяц, а потом родители его забрали домой», — уточнила жена Скобова Ольга Щеглова. «Это лечение во многом определило его последующее освобождение от осуждения и помещение на принудительное лечение», — добавила она.

«Лечение» не отбило интерес к политике. После выпуска Александр Скобов и другие уже бывшие ученики 121-й физматшколы Ленинграда (Андрей Резников, Аркадий Цурков, Алексей Хавин) образовали кружок единомышленников «Левая оппозиция». Группа совмещала в себе идеи европейских левых, троцкистов и анархистов. Вместе молодые люди и решили провести свою первую политическую акцию.

Это были первые числа февраля 1976 года. 19-летний Александр Скобов — первокурсник истфака Ленинградского госуниверситета (ЛГУ) — вместе с товарищами разбросал с галереи Гостиного двора листовки с призывами к свержению тирании чиновников и установлению подлинного гуманного социализма. Акция прошла накануне открытия XXV съезда КПСС.

Случился скандал. КГБ, правда, нашел участников акции только через две недели; Скобова и его друзей исключили из учебных заведений.

Аресты же произойдут спустя два года.

К тому моменту Скобов организовал небольшую молодежную коммуну и выпустил в самиздате два номера лево-оппозиционного

журнала «Перспективы». В октябре 1978 года Скобов сотоварищи планировали провести в Ленинграде конференцию, на которую пригласили единомышленников из Москвы, Горького и из других городов. Агентура сработала быстро: в течение октября превентивно были арестованы Скобов и Цурков (студент математического факультета педагогического института), а несколько позже — Алексей Хавин (студент-медик). Всем троим вменили антисоветскую агитацию и пропаганду (ст. 70 УК РСФСР).

Предлагали эмигрировать. Все отказались.

После освобождения в 1981 году 24-летний Александр Скобов вступил в свободное межпрофессиональное объединение трудящихся (СМОТ) — это был один из первых независимых профсоюзов в СССР. Через год одного из его лидеров Льва Волохонского арестовали. Скобов в знак протеста исписал стены зданий в центре Ленинграда лозунгами: «Свободу политзаключенным! СМОТ», «Свободу Волохонскому! СМОТ», «Солидарность жива! СМОТ». Вскоре Скобова задержали и снова отправили в психиатрическую больницу, откуда он вышел спустя три года — в 1985 году.

На дворе началась перестройка. Александр Скобов примкнул к одной из первых независимых в Советском Союзе партий «Демократический союз». Женился, у него родился сын. Затем на демократическом шествии в конце 1980-х встретил бывшую однокурсницу Ольгу Щеглову, с которой не виделся со времен студенчества. Чувства были настолько сильными, что оба оставили свои первые семьи. Ни разу не пожалели. Сегодня Ольга ждет мужа из тюрьмы и ездит на суды и свидания в Сыктывкар…

Но до этого периода в жизни Скобова еще далеко. В 1990-е годы он работал учителем истории в одной из питерских школ. В 1997 году даже вышла его книга «История России: 1917–1940 гг.: Учебное пособие по политической истории России для старших классов общеобразовательных школ».

В 2000-е Александр Скобов недолгое время был членом партии «Яблоко», откуда, впрочем, вышел в 2010 году после того, как партия запретила членство в других политических организациях. На тот момент Скобов уже состоял в координационном совете петербургского отделения движения «Солидарность».

Активно выступал против двух чеченских войн. Писал статьи, подписывал обращения и открытые письма в защиту преследуемых представителей оппозиции и гражданских активистов. Публиковал колонки в издании «Грани.Ру».

В 2014-м Александр Скобов осудил аннексию Крыма и поддержал Украину после начала военного конфликта на Донбассе. Летом того же года подвергся на улице нападению: Скобова ограбили, избили и нанесли несколько ударов ножом. Нападавших так и не нашли. Скобов долго лечился. Восстановиться до конца не удалось — он стал стремительно слепнуть.

Но эмигрировать по-прежнему не хотел. Говорил, что, когда ты остаешься внутри страны, твой голос звучит намного убедительнее.

Он нетипичный оппозиционер. Самобытный и самодостаточный, не гнался за трендами, не пытался примкнуть к новым группам и объединениям. Не гнался за аудиторией в своих соцсетях. Не старался всем понравиться. Так Скобов заступался за радикального публициста Бориса Стомахина, с середины 2000-х неоднократно судимого за разжигание национальной вражды, призывы к экстремизму и оправдание терроризма. Стомахин буквально не вылезал из тюрьмы. Скобов отмечал, что «нельзя убивать за слово, каким бы это слово ни было».

— А Стомахина именно убивают. Медленно и мучительно, с садистской жестокостью, — писал Скобов в своей колонке на портале «Грани». — Убивают за то, что он идет на принцип и продолжает отстаивать свои убеждения (именно таких наша бандитская власть ненавидит лютой ненавистью). Убивают одинокого человека, не пользующегося никаким влиянием и никакой поддержкой (его взгляды всегда будут оставаться у нас маргинальными), а потому никому по большому счету не опасного. Убивают именно потому, что за него мало кто вступится. Это мерзко и подло.

И напротив — не поддерживал Алексея Навального (тогда живого и свободного).

— Для меня человек, который не говорит, что Крым должен быть возвращен Украине, неприемлем. Но все вопросы, которые тогда были к Навальному (а были и другие), в дальнейшем были сняты, — говорил Скобов в 2023 году в интервью изданию «Холод». — И у меня всегда вызывало симпатию созданное именно им движение. В отличие от большинства традиционной либеральной оппозиции, он не пытался встроиться в устанавливаемые режимом правила. Он их пытался сломать. Например, навальнисты всегда были готовы идти на несанкционированные публичные акции. Традиционные либералы начинали причитать, что нельзя подставлять людей под дубинки. Ну а если нельзя подставлять под дубинки, тогда вообще сиди дома и молчи. А как бы вы хотели с этим чудовищем бороться?!

24 февраля 2022-го встретил, само собой, резким неприятием.

Он был одним из остающихся в России советских диссидентов, кто занимался жесткой антивоенной публицистикой без оглядки на фактическую военную цензуру.

Открыто называл российский режим фашистским и призывал помогать ВСУ. И считал, что террор против кремлевских пропагандистов является благом.

На вопрос журналистов, не страшно ли ему, отвечал так: «Я очень давно для себя решил, что уезжать из страны не буду. А буду здесь доказывать, что не всякому человеку можно заткнуть рот. Если кто-нибудь начнет вам рассказывать, что жить вот так в России не страшно, вы ему не верьте. Это, конечно же, страшно. Но я стараюсь дать пример, что такой страх человек может преодолеть, если ему есть ради чего это делать. <…> Вот последнее объяснение, которое я для себя придумал. Я стремлюсь к тому, чтобы мой голос вливался в коллективный голос российской политической эмиграции, которая убеждает западное общественное мнение, элиты в необходимости наращивать военную помощь Украине. То, что я остаюсь в России, придает несколько больший вес моим словам — не думаю, что сильно больший, но хоть немного. Я надеюсь, что эти мои слова хотя бы отчасти отливаются в те пули, которые получают вооруженные силы Украины в виде западной помощи. А если меня арестуют, это придаст еще больший вес моим словам — значит, будет еще больше пуль для ВСУ».

Еще Скобов сотрудничал с «Форумом свободной России» — организацией, которую после начала войны российские власти признали «нежелательной организацией».

Один из последних его постов в собственном телеграм-канале был написан в день гибели Навального, за полтора месяца до ареста самого Скобова.

— На Путине и его приспешниках лежит груз ответственности за чудовищные злодеяния. Они хладнокровно убили сотни тысяч людей. В Чечне, в Грузии, в Сирии, в Украине. Казалось бы, что к этому может добавить смерть еще одного человека, даже такого яркого и значимого, как Алексей Навальный?

Но бывает, что чашу кровавых преступлений переполняет всего лишь одна смерть. Пусть гибель Алексея Навального поможет миру наконец осознать: не может быть никакого компромисса и сосуществования с режимом бандитов и убийц. Он должен быть уничтожен. А палачи должны ответить за свои злодеяния. Сегодня долг каждого порядочного человека — делать всё, что в его силах, чтобы приблизить их конец.

Вскоре Министерство юстиции России внесло Скобова в список физических лиц «иностранных агентов». Он заявил, что не будет подчиняться требованиям властей, маркировать свои материалы и составлять отчеты.

Тогда же, в марте 2024 года, Скобов успел встретиться со своими детьми, уехавшими из страны еще до войны, в Турции. Вернувшись, принял участие в акции «Полдень против Путина» в Петербурге — мирной протестной акции, в ходе которой граждане России, не поддерживающие политику Владимира Путина, массово посетили избирательные участки в последний день президентских выборов 17 марта 2024 года в 12 часов дня.

А еще через 10 дней Скобова задержали. Произошло это, когда он находился в гостях у своих друзей: правозащитника Юлия Рыбакова и его жены Екатерины Молоствовой. Скобова обвинили в «оправдании терроризма» (часть 2 статьи 205.2 УК) за посты о подрыве Крымского моста. В частности, в июле 2023 года Скобов писал у себя в телеграм-канале: «Уничтожение Керченского моста чрезвычайно важно не только с чисто военной точки зрения, но и с военно-политической. В силу крайней болезненности “крымского вопроса” для Кремля и диктатора лично это может спровоцировать его на импульсивные шаги, после которых страны НАТО совсем уже не смогут дальше уклоняться от прямого вступления в войну».

Кроме того, на него составили административный протокол из-за участия в деятельности «нежелательной организации» — в «Форуме свободной России». Позже завели еще одно уголовное дело — об «участии в деятельности террористического сообщества» (часть 2 статьи 205.4 УК). В вину ему вменяли как раз причастность к «Форуму свободной России».

4 апреля Калининский районный суд Санкт-Петербурга отправил Скобова в СИЗО. Заседание проходило в закрытом режиме. На апелляции по мере пресечения 90-летней матери Скобова Наталье судья запретил встать поближе к экрану, чтобы увидеть лицо сына. По указанию суда пристав загородил экран перед женщиной… Судья исходил из того, что «здесь не кинозал». Мать просила отпустить Скобова под домашний арест. Тщетно.

Меньше чем через месяц публициста этапировали из Петербурга в СИЗО-1 Сыктывкара в республике Коми.

По какой причине — неизвестно. Туда же, в сыктывкарское СИЗО, ранее отправили из Москвы социолога Бориса Кагарлицкого, которого также преследовали по статье об оправдании терроризма. В Сыктывкаре же заочно были арестованы оппозиционные политики Гарри Каспаров, Геннадий Гудков, Евгения Чирикова и Иван Тютрин. Их тоже обвиняли по террористическим статьям. По предположению адвокатов, причиной переноса таких дел в Сыктывкар является высокая загруженность центрального аппарата ФСБ и, наоборот, низкая загруженность силовиков в регионах. Сыктывкар — новая столица терроризма в России.

За год у Александра Скобова обострились хронические заболевания и сильно ухудшилось зрение. Он почти не может читать. И просит всех, кто пишет ему письма, делать это очень крупным шрифтом.

В окончательный список политзеков, которых должны были обменять, Александр Скобов почему-то включен не был. Сам писать прошение о помиловании счел для себя неприемлемым.

Дело против публициста рассматривал Первый Западный окружной военный суд. Однако процесс над Скобовым проходил по видеосвязи из сыктывкарского городского суда. В этом суде он и просидел весь процесс в большом стеклянном «аквариуме».

Не аккуратничал, нисколько себя не сдерживал, обрушивал на суд резкую антипутинскую критику. Собственно, как и всегда прежде, говорил то, что думает и чувствует, без учета возможных последствий для себя. В феврале 2025 года, выступая перед судом, например, заявлял:

— Путин сталкивает человечество в новую мировую войну. Я рос среди людей, видевших мировую войну не в кино! Все они ненавидели войну. Для моего поколения так же, как и для них, аксиомой было: «Это не должно повториться». Путинская клика украла у нас эту аксиому, подменив похабненьким «можем повторить». Подобно клике гитлеровской, она разбудила в людях самые темные, низменные инстинкты: стремление господствовать над другими, подавлять, унижать, истязать, наступать сапогом на лицо другого. Она растлила мой народ, превратив значительную его часть в зомбированное стадо, забывшее, что нельзя брать чужое, нельзя нападать на соседа, нельзя убивать…

Если адвокаты публициста расставляли в прениях акценты на несовершенстве и на неверной трактовке силовиками антитеррористического законодательства, то Скобов заострял внимание на принципиальной для него вещи:

— Свобода слова — либо она есть, либо нет. Любые ее ограничения всегда будут вести к злоупотреблениям, какие бы ни были благие намерения. Сама идея запретить оправдывать что-либо или кого-либо порочна в принципе. Это значит запретить думать и чувствовать.

<…> В нацистской России Путина нет злоупотреблений антитеррористическим законодательством. Есть законодательство, прямо нацеленное на подавление любого выражения несогласия с властью. По этому законодательству театральная постановка о том, как ужасна судьба женщин, которых боевики ИГИЛ затянули на свою войну обманом в качестве своих жен, расценивается как оправдание терроризма. Причастные к приговору Евгении Беркович и Светлане Петрийчук не имеют души, это нежить, но само законодательство построено таким образом, что его можно трактовать именно так. Можно ли разговаривать на языке права с государством, создавшим это законодательство и так его использующим? Конечно, нет.

Мое дело принципиально отличается от дела Евгении Беркович и Светланы Петрийчук. <…> Мое дело вообще не про свободу слова, ее ограничения и злоупотребления этими ограничениями. Мое дело — про право гражданина в стране, ведущей несправедливую, агрессивную захватническую войну, целиком и полностью встать на сторону жертвы агрессии.

<…> На этой войне слово — это тоже оружие, которое тоже убивает. Украинцы пишут мое имя на снарядах, уничтожающих путинское отребье, вторгшееся на их землю. Смерть российско-фашистским захватчикам! <…> Слава Украине, героям слава! У меня всё.

У прокуратуры тоже было всё. В последний день прений на этой неделе гособвинитель Юлия Янковская запросила Александру Скобову 18 лет строгого режима, из них три — в тюрьме, остальные в колонии.

Публициста обвинитель также попросила лишить права администрировать сайты и телеграм-каналы на четыре года и назначить штраф в 400 тысяч рублей.

— Отсидит — выйдет в 85 лет и заплатит штраф. Или не заплатит… — заметила жена историка Ольга Щеглова, узнав о запрошенном сроке. — Слов у меня нет, комментариев тоже нет.

91-летняя мать Скобова Наталья Лукинична в свою очередь, рассуждая о будущем сроке сыну, ранее сказала:

— Очень мне тяжело и грустно, что я его больше не увижу и не он закроет мне глаза. Но у каждого своя судьба.