Херсонский дневникОбщество

«Стараюсь много работать в доме и в огороде, только бы на мысли сил не оставалось…»

Годовщина освобождения Херсона — глазами местных жителей

«Стараюсь много работать в доме и в огороде, только бы на мысли сил не оставалось…»

Херсон, ноябрь 2023 года. Фото: Viacheslav Ratynskyi / Anadolu / Getty Images

Год назад украинские войска освободили Херсон. Люди на оккупированном левом берегу замерли в ожидании свободы. Но ее всё еще нет. Как живут люди на обоих берегах Днепра и как оценивают происходящее, они рассказывают сами.

«Уплыл куда-то в сторону Одессы мой чудесный домик»

Андрей, 43 года, волонтер, Херсон

— «Приезжие» с левого берега (оккупированного. — Прим. ред.) вычисляют волонтерские пункты: прилетает дрон и скидывает гранату. У наших знакомых «бусик» разбило полностью. Недавно их обстреляли, когда они развернули пункт выдачи гуманитарной помощи возле железнодорожного вокзала. У них еще автомобиль был такой приметный с надписями, что это волонтерский транспорт от благотворительного фонда. Дрон завис ровно над ними, оператор убедился, что это волонтеры, и скинул вниз гранату. Проблемы есть и с местными. Коллаборанты по-прежнему среди нас. У нас в городе был пункт выдачи в микрорайоне Шуменский, его нигде особо не афишировали, чтобы «гости» не вычислили, но кто-то из «своих» сдал координаты. Туда прилетел «шахид», и школу разворотило.

Весь период оккупации я был в Херсоне, прятался от ФСБ. Как только русские зашли в мой город, через пару дней к нам домой пришли военные в балаклавах. Они выбили дверь, страшно напугали мою престарелую маму. Меня не было дома. Я был с женой на даче, которую купили за пару дней до войны. Я еще не успел внести изменения в кадастр, поэтому дача не отображалась в базах как моя собственность, там меня не искали.

И это, как оказалось, было везением, иначе меня увезли бы «на подвал», как некоторых моих друзей. После освобождения Херсона мы встретились, и они рассказывали о страшных пытках.

Но были и комичные истории. Мой товарищ шел летом по улице, у него порвался тапочек, он был синего цвета. Он обмотал его желтым скотчем, чтобы дойти до дома. Его задержал патруль, утверждая, что он занимается пропагандой. Заставили сорвать скотч и идти в рваном тапке. Хорошо, что «на подвал» не увезли, «приезжие» могли что угодно сделать.

С 24 февраля до 12 ноября [прошлого года] мы с супругой и моим родственником, который как раз приехал в гости, безвылазно просидели на даче. Почему до 12-го? За 2,5 недели до освобождения связи не было вообще никакой, ничего не работало, и мы только гадали, что происходит снаружи. А 12 ноября вечером приехала соседка по даче, говорит: «Ребята, а что вы тут сидите? Наши в городе. Там в центре гулянка полным ходом». Поверить в это было невозможно — радость невероятная.

Фото: Viacheslav Ratynskyi / Anadolu via Getty Images

Фото: Viacheslav Ratynskyi / Anadolu via Getty Images

На что мы жили? Мы удаленно работали на компьютерах, пока связь была. Деньги приходили на банковские карты. Потом украинскую связь заблокировали, мы купили российские сим-карты и продолжили работать. Понятно, что на свои паспорта мы не покупали симки, но ими торговали на рынке. Пенсионеры чаще всего этим зарабатывали. Они брали на свой паспорт пять сим-карт на 300 гривен (одна карта — 60 гривен), а продавали потом каждую карту за 500. Пенсионеры здорово на этом зарабатывали. Хотя и на том им спасибо, иначе мы бы без связи были.

Когда интернет пропал, стало невозможно узнать обстановку и сделать марш-бросок в магазин за едой. Хотя в основном мы питались рыбой, которую ловили тут же в Днепре, но крупы, хлеб, масло тоже нужны были. До магазина мы добирались по реке. Рядом была нефтегавань — место постоянной дислокации «гостей». Хотя там были магазины, в ту сторону мы не плавали. Плыли в другую сторону — дольше, но безопаснее. С реки мы заплывали в озера, потом — на речку Кошевую. Но там не было возможности проплыть, поэтому мы сами прорыли канал между озером и Кошевой. А дальше — по мелкой речушке Вонючке, как ее в народе прозвали, добирались до микрорайона Шуменский. Потом самый сложный участок: оставляем лодку и идем в магазин — ровно 970 метров по суше.

Кстати, нам важно было найти торговую точку не только с безопасным подходом, но и где торгуют украинскими продуктами, потому что российское мы есть не смогли: это не еда, а какой-то кошмар, настолько невкусные и ненатуральные продукты.

Сейчас это весело вспоминать, но тогда психологически было очень сложно. Страх постоянной опасности изнуряет. Лодки с «приезжими» частенько курсировали по Днепру мимо, но один раз эти падлы заехали на озеро и украли наши сетки с уловом.

Дачи у меня, кстати, больше нет. Уплыл куда-то в сторону Одессы мой чудесный домик во время наводнения.

После освобождения россияне стали сильно обстреливать Херсон, они его буквально разрушают. Мы сначала уехали в Киев, но через два месяца вернулись обратно. Не могу я жить без своего родного города, без реки, без плавень. С того времени больше не уезжал. В течение года Херсон обстреливается ежедневно, хаотично и с разной степенью интенсивности. Очень много зданий разрушено. Сегодня утром иду за машиной, смотрю, в 10 метрах от моего гаража воронка, а ворота посечены осколками. А вчера еще этого не было.

Фото: Viacheslav Ratynskyi / Anadolu / Getty Images

Фото: Viacheslav Ratynskyi / Anadolu / Getty Images

Вчера развозил гуманитарку на улицу Чайковского (часть улицы была затоплена во время наводнения после взрыва на Каховской ГЭС. — Прим. ред.), не был там две недели. Теперь дома не только наводнением разрушены, но и снарядами. Насчитал девять домов, поврежденных новыми прилетами.

В Херсоне почти всё время есть электричество, только после обстрелов может пропасть на несколько часов. Бесплатную питьевую воду обеспечивают волонтеры. По городу наставили бочки, которые каждый день наполняет приезжающая водовозка. У нас тут недалеко от дома есть баптистская церковь, так они у себя во дворе скважину пробурили и всем желающим наливают воду бесплатно. Что касается продуктов и медикаментов, сразу после подтопления было завалено всё гуманитарным грузом, было много бесплатной еды. Сейчас найти волонтерскую еду уже проблема.

Сами благотворительные фонды изменили условия. Раздают только пенсионерам в возрасте старше 75 лет, многодетным семьям и инвалидам. Еще тем, у кого затопило жилье. Всем подряд уже ничего не раздают. При этом работы в Херсоне толком нет. Работают только продуктовые и аптеки, транспорт, коммунальные службы и силовые структуры.

Никто не хочет развивать здесь свой бизнес, ведь в любой момент может прилететь, и все твои вложения сгорят. Еще работают больницы, но только в тех корпусах, куда еще не прилетел снаряд.

Я заметил, что у херсонцев в таких условиях снова проснулся интерес к рыбалке, давно такого количества «тихих охотников» не видел на берегу реки. Надо понимать, что не везде можно выйти к воде: на Днепр, например, запрещено выезжать — военные не пускают. Они опасаются, чтобы под видом рыбаков здесь не плавали предатели, которые сдают «приезжим» позиции наших. Некоторые коллаборанты остались в Херсоне и продолжают отправлять данные россиянам. Их периодически задерживают, но они всё равно еще есть.

Днем я волотерю, а по вечерам работаю за компьютером. Мы с товарищем взяли под опеку несколько пенсионеров, дома которых затопило. Привозим им всё, что удается добыть. Спрашиваю часто, не хотят ли они эвакуироваться на более-менее безопасную территорию Украины. Но они всегда отказываются, мотивируя тем, что возраст уже не тот, чтобы жизнь на новом месте начинать. Из Херсона два раза в неделю ездит эвакуационный поезд в Хмельницкий. Уехать можно бесплатно. Там тебя селят в спортзал (в нём стоит 120 коек) на 5 дней, помогают оформить пособие вынужденного переселенца, а дальше — на вольные хлеба.

У меня доход на работе позволяет сменить место жительства, я даже делал такую попытку, но не могу без родного Херсона, особенно без реки. И еще есть у меня «якорь» — некоторые бабушки и дедушки живут на дачах. Их затопило, но у кого были двухэтажные дома, те спаслись, забрав к себе и соседей. Вот они и продолжают там жить, сгруппировавшись в домах, что уцелели. Мы возим им еду на лодках, познакомились с солдатами, они только нас и пропускают, проезд там запрещен. Периодически нас обстреливают русские со своих дронов. Но как-то бог миловал — ни разу не попали, всё рядом взрывалось. Лодку осколками пробивало, но мы ее уже заклеили. Страшно к людям по воде ехать только до поездки. А когда уже в движении, страха нет, там ты собран и действуешь по ситуации. Когда на берег вернулся, можно, конечно, и испугаться после пережитого. Но это всё потом.

«Мы с детьми остались бомжами. Наш дом рухнул»

Наталья, 40 лет, безработная, Голая Пристань

— Больницы у нас в городе больше нет, вообще никакого медицинского сопровождения не осталось. Если заболел, то только в Скадовск ехать. Я детям говорю: «Чистите тщательно зубы. Упаси бог что-то заболит, обращаться некуда».

Нет у нас и полиции. Процветает мародерство, но занимаются им чаще русские военные, хотя и среди своих преступников хватает.

Все оставшиеся жители города сместились в один край, который не затопило. Здесь работает один магазин, но потихоньку начинает оживать и рынок. В плане еды есть всё, а вот с одеждой и обувью трудности: у многих она утонула. Одежду к нам привозят неместные торгаши, она очень низкого качества, придет в негодность за месяц максимум.

Мы с детьми остались бомжами. Наш дом рухнул. Живем в доме моей подруги, которая выехала. Дом моих родителей воду выдержал, но остались голые стены — всё пришлось выбросить. Я часто думаю: как хорошо, что моя мама умерла до войны и не увидела всего этого ужаса. Мой муж с первого дня войны в Одессе, там он был в теробороне, потом встал на учет как желающий пойти в ВСУ, но его пока держат в резерве. Многие говорят: «Почему вы не уедете в Одессу?» Но их обстреливают почти так же, как и нас. Кроме того, там нет работы. Миллионный город стоит, потому что не работает порт. На что нам там жить? Работать за еду? И где? Не могу я оставить и престарелых родственников, которые живут рядом.

Часть Голой Пристани уже подключена к газу, есть электричество. Мы на наших электриков молимся, очень быстро всё восстанавливают после обстрелов.

Фото: Viacheslav Ratynskyi / Anadolu / Getty Images

Фото: Viacheslav Ratynskyi / Anadolu / Getty Images

Жду я только ВСУ, хотя понимаю, что освобождение не скоро. Год назад радовались за херсонцев и рассчитывали увидеть наших солдат в скором времени и на левом берегу, но увы. Сегодня мы все живем одним днем, понимаем, что прилететь может когда угодно и куда угодно. Настрой такой: день прожил, и слава богу. Проснулся утром — тоже спасибо. Стараюсь много работать в доме и в огороде, только бы на мысли сил не оставалось. Устал и в сон провалился. Мы живем в чужих домах, обрабатываем чужие огороды. А что будет потом, когда закончится война и хозяева вернутся домой? Куда мы денемся? Будущее — полная неизвестность, никаких прогнозов и догадок.

Обстреливать оккупанты нас стали меньше. Видимо, экономят снаряды. Более-менее целой осталась четверть города. Одни дома уничтожила вода, другие — снаряды. И нас очень веселит, когда оккупанты снимают свои лживые ролики, где рассказывают, что Голую Пристань восстановили полностью после наводнения. В кадр попадают только те улицы и дома, которые уцелели.

Знаешь, если бы до 2014-го мне кто-то сказал, что будет Крым, а потом Россия нападет на нас, я бы плюнула тому человеку в глаз. Потому что я этого даже в самом дурном сне представить не могла.

pdfshareprint
Главный редактор «Новой газеты Европа» — Кирилл Мартынов. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.