Светлана, 40 лет. Живет в Армении с 2017 года

Россию я покинула еще в 2011 году — тогда я уехала в Шанхай изучать китайский язык и потом работала Африке в ряде волонтерских организаций. С Арменией я познакомилась шесть лет назад: тогда я со своим мужем переехала в эту страну преподавать в школе UWC (United World Colleges — международное образовательное движение, основанное в 1962 году немецким педагогом Куртом Ханом). В ней мы проработали три года, потом купили в Дилижане дом и «пустили корни» — в 2017 году я родила в Армении ребенка.

В регионах, где я работала ранее, война всегда была где-то рядом, но близко с ней я столкнулась именно в Армении, три года назад. Тогда это было очень ощутимо, потому что люди из твоего ближайшего окружения — друзья, знакомые, соседи — одевались в камуфляж и шли в окопы. И многие так и не вернулись: например, несколько из наших знакомых ребят. Им было меньше 20 лет.

В те страшные дни я, гинеколог Елена Геворкова и моя подруга Алмаст основали волонтерский проект Nor Shin Dilijan. Изначально мы помогали армии: шили маскировочные сетки, посылали продукты призывникам. Но потом мы переключились исключительно на беженцев, потому что Алмаст — арцахская армянка, и вся ее семья тогда эвакуировалась из региона. А семья в местном понимании — это 40–50 человек. Совсем скоро набралось 2000 человек беженцев, и мы взяли на себя обязанности по их устройству: давали одежду, еду, деньги на аренду, пристраивали на работу. Одной семье даже купили квартиру. После окончания боевых действий мы поехали отвозить гумпомощь в одно приграничное село Мартунинского района Арцаха.

Всё это на меня повлияло во всех смыслах. Дело не только в том, что после той войны у меня, как и у всех волонтеров, был ПТСР (посттравматический стрессовый синдром). Я очень сильно тогда привязалась к Армении.

Между нынешней волной беженцев и той, что была в 2020 году, есть большая разница. Тогда люди приезжали в Армению с ощущением, что они тут временно. От многих людей я тогда слышала что-то вроде: «Да я тут перекантуюсь пару месяцев и вернусь к своей корове». В основном приезжали женщины с детьми. В этот раз люди прибыли семьями. В обществе чувствуется большая коллективная скорбь; как будто люди приехали с больших похорон, на которых они навсегда простились со своей старой жизнью. И когда я встречаюсь здесь со своими друзьями-арцахцами, мы держим друг друга в объятиях по 10 минут и молчим: сказать нечего, да и не нужно. Тут и так всё понятно.

За три года мы сделали большую работу над ошибками. Если в 2020 году наша организация делала всё впопыхах и пыталась фактически взять на себя обязанности государства, то сейчас мы стараемся такого больше не допускать. Мы активно взаимодействуем с диаспоральными армянами, местным правительством, церковью и остальными людьми, которые готовы помогать беженцам. У нас уже налаженные социальные сети, и через них можно запросить не только материальную, но и психологическую помощь.

Во время 44-дневной войны местные уже затаили обиду на Россию из-за ее бездействия, и после сдачи Арцаха она обострилась еще сильнее.

Тут еще подливает масла в огонь пропаганда обеих государств: по местному телевидению Россия стала больше упоминаться в негативном контексте, а мои друзья из РФ стали периодически меня спрашивать: «Почему они обвиняют нас, если они сами выбрали Пашиняна?»

Для меня между войнами в Арцахе и в Украине нет разницы, потому что я всегда сопереживаю жертве. Я жила на разных континентах, видела там много горя, и со временем у меня размылись границы. В таких ситуациях я вижу своей единственной целью — помочь нуждающимся настолько, насколько я смогу. И я надеюсь, что у меня будет побольше ресурсов для этого.

Юлиана, 29 лет. Живет в Армении с 2022 года

Я прилетела в Армению 12 апреля. Выбрала я эту страну не просто так — в детстве я близко дружила с армянской семьей. Мне нравились культурные традиции этого народа, их гостеприимство, и поэтому, когда встал вопрос о переезде, ответ не заставил себя долго ждать.

До вторжения в Украину я работала в сфере ивентов, жила достаточно спокойной жизнью и часто ездила по миру. Тема политики была для меня всегда отдаленной, но 24 февраля изменило мое представление об этом. Об армяно-азербайджанском конфликте тоже слышала краем уха и не знала в подробностях. Но после переезда в Армению всё изменилось, война тут стала ощущаться иначе, чем в России.

Если я говорю о своей былой «бесчувственности» к такого рода событиям, то тут дело не только в физическом расстоянии, но и в российской ментальности, в которой отсутствует коллективная память и эмпатия. Наверное, когда я находилась в том обществе, горе другого народа и даже своего мне казалось чем-то очень далеким и не важным для меня. В Армении же всё наоборот: тут ты проникаешься каким-то чувством единства с обществом и начинаешь сопереживать. Это я ощутила, например, в прошлом году, когда в результате взрыва бытового газа в одном из ТЦ «Сурмалу» в Еревана погибли люди. И всё общество погрузилось состояние коллективной скорби: будто погибли члены их семьи. Такое единение меня впечатляло тогда и продолжает впечатлять сейчас.

В Армении я также привыкла к чувству смерти и перестала ее бояться. Прошлой осенью, когда Азербайджан снова начал боевые действия, я задумалась о возможном отъезде в случае усугубления ситуации на фронте. В те дни я общалась с армянами и не раз слышала что-то вроде: «Я свой дом не покину, здесь похоронены мои предки». И если тогда я не понимала, зачем рисковать жизнью ради старых могил, то сейчас я прониклась к этому выбору уважением. Но несмотря на страх, я старалась помочь и стала волонтерить на Nor Shin Dilijan.

Сначала я плела маскировочные сетки для военных и устраивала благотворительные свопы. Cейчас я — одна из координаторов этой организации. За последнее время мы разрослись: к нам присоединились как российские эмигранты, так и местные армяне. Наша организация теперь оказывает помощь системно. Мы организовали работу складов для сбора и выдачи вещей, формируем базу вакансий для всех трудоспособных вынужденных переселенцев, ищем жилье, выявляем потребности каждой конкретной семьи и стараемся найти решения. Всё это мы делаем в сотрудничестве с мэрией города Дилижан.

Вынужденным переселенцам сейчас тяжело взаимодействовать с россиянами. В основном они видят в нас виновников произошедшей катастрофы. Бывает иногда и так, что переселенцы просят у россиян больше помощи, даже там, где она не сильно нужна. Несмотря на это, я не осуждаю их оценки и претензии. Мне важно другое: привнести хотя бы толику нормальности в жизнь людей, которые после 9 месяцев блокады потеряли свой дом и вынуждены начинать свою жизнь заново.

В сентябре прошлого года, во время эскалации армяно-азербайджанского конфликта, я поймала себя на мысли, что удивительно не чувствовать себя подонком из-за своей национальности хотя бы на этой войне. Несмотря на то, что нелюбовь к россиянам сейчас усиливается, я ни разу не чувствовала к себе враждебного отношения за полтора года жизни здесь. Например, именно тут я впервые услышала от государства, что мне здесь рады. Понятное дело, такая реакция на россиян была потому, что они привезли много денег в Армению. Но всё равно подобное радушие меня расположило как минимум из-за своей новизны, ведь в России я с подобным не сталкивалась.

Сейчас вынужденные переселенцы находятся в достаточно непростой ситуации. Им предстоит адаптироваться на новом месте, найти себе жилье и работу, устроить детей в школы. Особенно остро вопрос стоит с жилплощадью, ведь значительную ее часть разобрали эмигранты и сильно увеличилась ее цена. Но многие местные готовы принимать арцахцев у себя на безвозмездной основе. В любом случае, часть россиян планирует ехать дальше и, возможно, это сбалансирует ситуацию с жильем. Я тоже скоро уеду и уже точно знаю, что в мою съемную квартиру поселят семью из Арцаха.

А пока я продолжу делать то, что могу. За полтора года жизни в Армении мы успели показать местным, что не имеем ничего общего с россиянами из телевизора. Мы люди, которые сопереживают, и готовы помогать тем, кто в этом нуждается.

Алмаст, 38 лет

К Арцаху я имею непосредственное отношение: я родом оттуда и до недавнего времени вся моя семья жила на этой земле. Я потеряла в этом конфликте многих родственников: во время первой войны в 1992 году погиб мой отец, а в 2020 году — двоюродные братья. Несмотря на то, что я давно уехала оттуда, связь с родной землей у меня сохранялась: прежде всего, благодаря карабахскому языку (имеется в виду карабахский диалект армянского языка. — Прим. ред.) и тесным родственным связям.

В силу того, что я — арцахская армянка, война и ее ощущение в жизни во многом стали для меня привычными. Особенно сильно я войну прочувствовала в 2020 году, вследствие чего мы с подругами основали Nor Shin Dilijan. Основную работу делали мы втроем, иногда нам помогали пятнадцатилетние дети из Арцаха. Тогда было тяжело: мы отдавали все свои силы и эмоции этому делу, и зачастую на себя брали чрезмерно много задач. В моем случае ситуацию осложняло еще и то, что у меня был маленький ребенок. Сейчас же мы стали более здраво смотреть на ситуацию и создали программу, по которой можно будет помочь многим.

Мои родственники также были вынуждены покинуть Арцах вместе с остальными. Почти все из моих близких целы, я не испытываю никаких эмоций: ни гнева, ни страдания, ничего… Если говорить про остальных армян, то каждый успокаивает себя, как может: кто-то пьет валерьянку, а кто-то — водку. У общества сейчас нет сил, чтобы отвоевать Арцах, — оно морально раздавлено.

Я уверена, что дальше ситуация будет ухудшаться. Прежде всего, напряжение будет расти между самими армянами, потому что арцахские сильно контрастируют по сравнению со всеми остальными. Арцахцы по натуре властные и предприимчивые: из них выходят хорошие бизнесмены. Думаю, что за очень короткий срок они создадут внутри Армении много малых предприятий, который существенно поднимет конкуренцию. Это не понравится местным армянам.

Возмущение армян бездействием РФ вполне обоснованно. Однако у меня нет претензий к российским эмигрантам и я не считаю, что они виноваты в произошедшем.

Конфликты в Арцахе и в Украине для меня одно и то же. Разница лишь в том, что Арцах всегда был армянской территорией и всегда ею будет, несмотря на азербайджанскую оккупацию. Россия же непонятно за что сражается. В этом плане нам ближе украинцы, потому что они так же, как и мы, сражаются за свое Отечество.

Рузанна, 25 лет

Имя героини изменено

Несмотря на то, что я армянка, живу на своей исторической родине я только с 2018 года — родилась и выросла я в России. Первую войну в Арцахе прошло множество моих родственников, среди них мой родной дядя. Несмотря на то, что эта война не коснулась меня персонально, коллективная память о ней пронизывает мое детство. Например, праздник 9 мая для нас был не днем победы над Германией, а днем взятия Шуши (Операция «Свадьба в горах» — взятие под контроль города Шуши армянскими вооруженными формированиями 9 мая 1992 года. Он находился в 5 км от столицы НКР Степанакерта). Я не помню ни одного года в России, когда мы могли бы полностью расслабиться: моя семья всегда следила за новостями в Арцахе и всегда переживала во время начала военной эскалации там.

Войну 2020 года я застала уже здесь, в Ереване. Для меня это было большим потрясением — многие мои знакомые ушли на фронт. Часть из них вернулась эмоционально травмированными, а часть не вернулась вовсе. Армяне тогда обвинили в проигрыше Никола [Пашиняна. — Прим. ред.], но я по сей день не считаю его главным злом в этой трагедии. Он прекрасно понимал, что если Армения введет туда войска, то начнется такая конфронтация, которая обернется для нас еще большей трагедией. Более того, прежде чем снова начать воевать за Арцах, он спросил у общества, готово ли оно к этому. Общество ответило согласием.

Сейчас вся Армения глубоко подавлена и шокирована произошедшим. Многие семьи, которые никогда не выезжали за пределы Арцаха, вырваны из привычной социальной среды и теперь не знают, как жить дальше. Им сейчас предстоит строить жизнь с нуля. С одной стороны, я не могу им не сопереживать: это огромная боль, которую я не могу не чувствовать. С другой стороны, у арцахских армян всегда была сложная история взаимоотношений со своими соотечественниками из Армении. Арцахцы хотели иметь свое независимое государство, но при этом требовали от нас, чтобы мы за них воевали в случае опасности. Такое отношение, к сожалению, было всегда.

Радует реакция некоторых российских эмигрантов на эту трагедию. Часть из них не остались в стороне и начали помогать арцахцам. Я сама знаю людей, которые возили их из Гориса в Ереван на своей собственной машине. Несмотря на то, что Армения маленькая, — дорога до границы с Арцахом отнюдь нелегкая. Правда, меня не может не беспокоить растущая нелюбовь армян к россиянам. Например, сейчас в Ереване полиция стала активнее проверять у них документы, раньше такого не было. Я считаю, что они не заслужили такого отношения: сами бежали от войны, да и еще попали в неприятную ситуацию тут. Нужно людей судить по поступкам, а не по цвету паспорта.

Конечно, ответственность российского политического руководства за эти события есть. Юридически Путину ничего не предъявишь, потому что ОДКБ обязано защищать территорию Армении, а НКР — не ее часть. Фактически же Кремль обманул армян и не сделал ничего для того, чтобы предотвратить кровопролитие. Ему просто невыгодно посылать сюда своих солдат. Тем более на фоне войны с Украиной.

Больше всего обидно в сложившейся ситуации из-за реакции остальных стран, а точнее, из-за ее отсутствия. Мир очень ярко, активно реагировал на российское вторжение в Украину, но на действия Азербайджана — никак. Складываются ощущение, что Европа не боится Путина, но боится Алиева.