«Сегодня в знак уважения его зовут Эспаньола», — передавали друг другу по цепочке в очереди на вход в храм, которая растянулась далеко за его пределы, вдоль всей набережной. И все повторяли: «Да-да, мы прощаемся с Эспаньолой». 

С самой «Эспаньолой» — 88-й разведывательно-диверсионной бригадой, российским добровольческим вооруженным формированием, активно принимавшим участие в полномасштабном вторжении России в Украину, — попрощались еще в начале октября, когда та была расформирована. 

Проститься же теперь и с ее лидером, убитым в начале декабря при до конца не выясненных обстоятельствах, уже за несколько часов до назначенного в полдень отпевания собрались тысячи и тысячи человек. Как обычно в таких случаях, добавить «обычных», или «простых», не получится. Таковых в тот день не было.

У абсолютно каждого из собравшихся на одежде или аксессуарах имелся как минимум один опознавательный знак, который выдавал его принадлежность к какому-то движению — или футбольно-фанатскому, или «национал-освободительному». Футбольные фанаты в своей массе были совсем молоденькие, даже несовершеннолетние. Фирменная экипировка, преимущественно в виде шарфов, выдавала в них болельщиков московских клубов — преобладали «Спартак», ЦСКА, «Торпедо». Так ведь и «Эспаньола» была сформирована Станиславом Орловым, членом фанатской группировки Red-Blue Warriors, из футбольных ультрас, многие из которых открыто придерживаются неонацистских взглядов.

Сами футбольные фанаты, хоть и демонстрировали приверженность к какому-то одному клубу, заверяли, что благодарят своего покойного лидера, прежде всего, за их объединение, и рассуждали, получится ли и дальше «быть сплоченными и едиными в этой войне» после его гибели. Кстати, прозвище «Испанец», ставшее позывным, как они объяснили, тот получил за то, что превосходно общался на Донбассе с иностранными наемниками на разных языках, в том числе на испанском.

Сплотил Станислав «Испанец» Орлов не только этих ультрас, но и другие националистические движения. Они, заметно постарше футбольных фанатов, не уступали им количеством, а по разнообразию и вовсе превосходили. У ХХС толпились члены «Русской общины», «Северного человека», «Северной трибуны», ЧВК «Вагнер», ДШРГ «Русич», а также 106-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, которая, по словам ее бойцов, была ближе всех из Вооруженных сил России к «Эспаньоле». В очереди на вход, что с каждым часом лишь увеличивалась, между представителями разных поколений и группировок, объединенных одним горем, случались любопытные столкновения.

«А я говорю, не пущу в церковь с таким букетом! Или за белыми розами сбегай, время есть еще, или синие убирай, вон на парапете оставишь!» — преградил дорогу в храм убеленный сединами представитель «Русской общины» одному юному болельщику «коней». «Дядь, пропусти, да пойми ты: “красно-синий — самый сильный”!» — как мог, доказывал он свое право и даже обязанность принести покойному букет именно из красных и синих роз. На этих словах тот немного задумывался, но все же, как ни пытался, не видел в этом букете красоты его замысла, а видел в нем что-то «нескрепное», что было, по его мнению, «не по-нашему, не по-христиански». Или, это самое страшное слово, которое он произнес в адрес красно-синего букета и его юного владельца, — «нетрадиционное». А все потому, что почитал такое сочетание цветов «обрезанным» триколором.

Цветов, впрочем, принесли совсем немного — внутри храма они поместились небольшой охапкой всего на одном столе. Да и венков у гроба стояло всего… два, что было поразительно с учетом такого количества пришедших людей. Ритуальные работники пояснили, что, напротив, венков так много — несколько сотен, что их не потрудились расставить, а сразу сгрузили в два микроавтобуса, и они заняли оба целиком. Одни венки, правда, оказались при этом намертво погребены и, возможно, поломаны под тяжестью других, но на прощании такого масштаба это считалось допустимыми потерями.

Отпевал покойного иерей Павел Островский — один из самых известных Z-священников. Заупокойная служба продлилась всего полчаса — временами молитвы заглушал всеобщий плач собравшихся. Рыдали и немногочисленные женщины, плакали и тысячи мужчин, украдкой вытирая слезы натянутыми до самых щелочек глаз балаклавами. По окончанию обряда отец Павел прочел небольшую проповедь, в которой назвал усопшего «настоящим русским воином»: «Он всего себя этому делу отдал и отдал ему свою душу. Он объединил тех, кого, казалось, объединить просто невозможно…» Он еще говорил, а пришедшие один за другим подходили к гробу, и так отпевание перешло в гражданскую панихиду. Но публичных речей не произносили – каждый что-то тихонько шептал умершему на ушко, и все со всей силы, от души, целовали его в лоб. А после вставали перед его пожилыми матерью и отцом на колени. Слышалось, что они пытались уверить их, что их сын, у которого тоже остался сын, погиб не зря, что дело его правое и будет продолжено, но родители, абсолютно убитые его смертью, казалось, и не слышали их.

А во время выноса гроба послышались крики. «Испанца» провожали в последний путь опять же не традиционными аплодисментами, а футбольными кричалками. 

«Говномутство и слухи»: что говорит соратник «Испанца»

Первым гроб Орлова нес его ближайший соратник — 37-летний Михаил Турканов, командир штурмовой роты подразделения «Эспаньола» с позывным «Питбуль». Он стал первым бойцом «Эспаньолы», публично подтвердившим, что гибель ее командира произошла еще в начале декабря. 

Однако «Питбуль», по его словам, не верит, что «Испанца» могли застрелить при задержании.

«Скажу так, как есть: фантазий много, предположений много, — сказал Михаил “Питбуль” Турканов, который после выноса гроба долго и с удовольствием делал селфи со всеми желающими, показывая фирменную распальцовку, — прямо на фоне траурного автомобиля с гробом, что никого не смущало, ведь другой возможности могло и не представиться: сразу после прощания он возвращался на фронт. — Если существует больше одного варианта, не вижу смысла что-то вообще тут предполагать, фантазировать, рассказывать. Все, что есть, слухи — это все говномутство. 

Потому что ему нечего было бояться. Его совесть чиста была. Поэтому ему реально нечего было бояться».

Турканов отметил, что не был рядом с Орловым во время его гибели: «Я со своими бойцами был в подразделении в это время. Соответственно, связи не было. И узнали уже после факта, позже». Он признался, что сегодня на прощании в храме внимательно рассматривал тело и особенно лицо покойного (тот лежал в наполовину открытом гробу, помимо икон к нему положили знамя «Эспаньолы» — череп с перекрещенными костями и круговой надписью «Чаю воскресения мёртвых и жизни будущаго века. Аминь» на черном фоне), пытаясь понять, что же с ним произошло, но так и не понял: «Прошло уже две с половиной недели [со дня смерти]. По телу там ничего не понятно». 

Но Турканов убежден — компетентные органы во всем разберутся, виновные будут найдены: «Я так понимаю, есть компетентные структуры, которые непосредственно занимаются этим вопросом, выясняют, действительно, что как там произошло. Поэтому я более чем уверен, что причина будет выяснена. А если там действительно будут, ну, я так понимаю, если будут виновные, как вот говорят, что типа расстреляли его, то они будут найдены». 

О том, что они будут также и наказаны, он ничего не сказал. Но добавил: «К этому могу добавить одно: кто об Испанце говорит что-то плохое, тот либо провокатор, либо говномут-завистник, либо просто невежда, который слушает всякие слухи, жалкие левые слухи».

Турканов также повторил свою теорию: «Если, опять же, было известно до этого, что он такими суммами ворует, а у нас за десятки миллионов закрывают, то за полтора миллиарда — да я вас умоляю. Я вам говорю, я с ним виделся буквально в конце ноября».

Соратник настаивал: у командира не было не только «таких денег», но и всего прочего, что ему приписывают и преподносят как причину убийства. «Да не было никаких этих денег! — заметно волнуясь, доказывал Михаил Турканов. — По поводу торговли наркотой, оружием — этого тоже не было. То, что он нас называл бандой, это все пошло с рук его футбола. Но при этом наша «банда» — так называемая, в кавычках, да, не была какими-то бандитами, которые шли против закона. Мы шли за Родину, парни шли за Родину. Многие свои зарплаты тратили на оборудование, на экипировку, на прочее. То есть кормили семьи, и на счетах нету миллионов, мы всегда боролись за то, чтобы все бойцы получали заслуженно заработанные деньги. Всегда за всех, он просто бился со всеми, и с генералами, если что-то где-то как-то было. Он всегда  выступал за бойцов. И тут вдруг он будет бойцов обирать, да никогда этого не могло быть».

Однако при этом враги среди своих у «Испанца», как оказалось, все же имелись. «Да, да, есть такой момент, что затесалось несколько козлов в огород, — продолжил “Питбуль”. — Те, которые развалили “Эспаньолу”, те, которые дела там свои проводили. Один вот, как выяснилось, Алтай, тот самый, который, по сути, и близко к футболу не имел никакого отношения, а оказалось, оружием торговал. Стас насчет этого был не в курсе, потому что если бы он был в курсе, то он бы быстро его угомонил и отправил бы куда подальше. Поэтому тот, кто о Стасе говорит что-то плохое, — либо завистник, либо провокатор, либо просто невежда, распространяющий их лживые слухи. Не более того. <…>

Он объезжал и сам позиции. Без брони, без каски. Весь грязный. Вот это действительно настоящий командир. Командир и брат. Точнее, я бы даже сказал не так. Есть такое понятие, как брат, есть такое понятие, как командир. А есть такое понятие, как брат-командир. Вот это был Стас».

Напоследок Михаил «Питбуль» Турканов еще раз вспомнил о погибшем друге и пообещал отомстить за него предателям — если доживет до этого, то сам, а так руками своих бойцов: «Стасу удалось то, чего не удавалось никому. Он объединил не просто фанатов, не просто футбольных хулиганов, которые друг друга били на полянах в городах. Он показал всему миру, что это не просто какие-то беспредельщики, а что это реально сила, которая станет, принуждена, на защиту Родины. Вот она суть. И действительно он показал это всему миру. И всякие там запрещенные, которые предательски сбежали на ту сторону, которые действительно там могут только хайпиться, а теперь на костях Стаса решили поплясать. Где они? Это я об “азивцах” (так называют бойцов украинского полка “Азов”. — Прим. ред.), РДКшниках и прочих. Пусть они веселятся, пока живые. Скоро мы доберемся до них. Я не доживу — мои бойцы доживут. Доживут и доберутся до них. За Россию умереть не страшно, но за Россию жить надо. И пока мы живы, мы будем за нее бороться. Со всякими этими хохлами, со всякими этими врагами. Все просто здесь».

А уходя, выдал еще кое-что, что до сих пор публично не озвучивалось: расформированная осенью «Эспаньола» после гибели своего лидера теперь объединится с другой националистической организацией — «Русской общиной».

О месте захоронения «Испанца» организаторы прощания отвечали журналистам, что «это закрытая информация». Однако «Новой-Европа» удалось узнать, что упокоили его на Дятловском кладбище в деревне Дятловка, входящей в подмосковную Балашиху.