«Я не хочу, чтобы моего ребенка воспитывал ганс»

Восемь военных донбасских лет

Хотя формирование образа героя началось еще в 2022 году, сами россияне стали его частью только в 2023–2024 годы. Изначально кинодокументалисты RT сосредоточились на визуально-смысловом наполнении одного из ключевых тезисов российской пропаганды «о восьми годах войны», которую якобы никто не замечал. В нашей выборке его развивают пять фильмов, закладывающих четыре специфических образа героев. Отсылки к ним будут и в дальнейшем, однако важно зафиксировать: вместо разговора о российской армии мы сталкиваемся с теми, кто к ней не имеет прямого отношения.

Логика понятна: россиян надо убедить, что «на самом-то деле» война началась не сегодня и где-то там, на Юго-Востоке Украины, есть люди, которые, дескать, честно на протяжении многих лет сражаются за свою независимость.

Первые три: «солдаты удачи», добровольцы и мобилизованные

Прежде всего, речь идет о героизации иностранных «добровольцев». Повторяется та же ситуация, что и с фильмами про «военкоров», где борцами за «информационную правду» выступают как россияне, так и их добровольные помощники с Запада и даже из Сирии.

В «Иностранцах Донбасса» личные истории главных героев спаяны с конспирологическими политическими нарративами про угрозу нацизма и фашизма, которые несут США и Запад. Зрителям показывают, например, серба-четника Златно Новковича, который вырос в США и воевал в 1990-е в Боснии. Он обвиняет Вашингтон, что тот отнял своими бомбардировками его Сербию. Рассказывают про колумбийца, который воюет здесь с середины 2010-х годов «за свободу Донбасса», в жестоких боях теряя друзей и командиров. Демонстрируют итальянца, которому не нравятся украинские националистические батальоны и то, что пишут в украинских учебниках истории.

Фильм снят так, чтобы эти «солдаты удачи» выглядели преисполненными внутренним долгом защитить мирное население от угрозы «нацизма и фашизма» — даже несмотря на то, что некоторых из них ожидает уголовное преследование за наемничество в родных странах. «Иностранцев Донбасса» можно смотреть как укор россиянам, которые отказываются признавать праведность действий России.

Второй образ — добровольцы-волонтеры с Донбасса, которые не первый год помогают тем, кто на линии фронта. В фильме «Донбасс на линии огня» главный герой Андрей Лысенко превратил помощь мирным жителям (покупка продовольствия и доставка в районы боевых действий) в семейное дело. Это история бессребреника, который, увидев страдания людей в 2014 году, решил посвятить себя такому служению. Порою обстрелы отсекают ему возможность вернуться назад, порою приходится есть и курить за рулем, чтобы всё успеть. История Лысенко рассказывается на фоне разрушенных домов, а дополняют ее голоса многих людей, которые хором свидетельствуют о своих страданиях, ненависти к украинцам, о том, как российская армия спасает их.

Схожим образом снят фильм «Доброволец», уже про российского бизнесмена Юрия Ваганова, выходца из Нагорного Карабаха, который сам решил ездить с гуманитаркой на фронт и помогать на «освобожденных» территориях искать потерявшихся мирных жителей. Нарезка гневных высказываний «освобожденных» мариупольцев о «преступлениях ВСУ» позволяет представить российскую армию освободительницей, однако последней в кадре нет: режиссер показывает бойцов и командира донецкой интербригады «Пятнашка». То есть «СВО» предстает прежде всего как борьба местных против «украинского режима».

Третий образ — это мобилизованные Донбасса, который раскрывается через историю донецкой филармонии в фильме «Театр военных действий». На одном из первых планов — история иностранца-француза Франсуа Мод Д’Эме, который в свое время приехал поддержать сепаратистов, а уже здесь открыл в себе талант оперного пения. Это мелодраматическая история. На протяжении фильма показывают бойца, который рассказывает в большей степени про особенности фронтового быта. Добродетель других, оставшихся в тылу, — поддерживать искусство, выступать перед ранеными, ездить на гастроли и сильно переживать за своих. Из всех просмотренных фильмов только здесь мы увидели общие съемки прифронтового Донецка: красивый утопающий в весенней зелени город, что явно противоречит нарративу о «восьмилетних разрушениях».

Что по содержанию, что по тональности этот фильм расходится с более поздним беллетризованным свидетельством о судьбах донецких мобилизованных — романом российского добровольца Булата Арсала «Ихтамнеты». Там эта история превращается в нарратив о преданных солдатах, которых бросили воевать на чужую харьковскую землю. Если для режиссеров RT мобилизация музыкантов — пример доблестного поведения в условиях военного времени, то Арсал, сам воевавший еще в 2015–2017 годах, куда более критичен: 

«Кому же понадобились три десятка скрипачей, виолончелистов, флейтистов и барабанщиков, никогда в жизни не стрелявших из оружия и вместо убийства умеющих профессионально и талантливо дарить людям божественную красоту и природу музыкальной фантазии? Взвод солдат можно подготовить к бою за неделю-другую. А чтобы собрать симфонический оркестр из профессиональных музыкантов… не хватит и нескольких месяцев, а до этого им нужно учиться десять лет в училище и консерватории».

Четвертый образ: женщины-герои

Этот образ развивается в фильме «Я ушла на войну». Он состоит из пяти личных историй, однако их героини — это не россиянки, а донецкие украинки. Командир медбатальона Наталья и фельдшер Оксана репрезентуют традиционный для российского героического дискурса образ женщины на фронте: они помогают раненым бойцам, окружая их заботой. К ним добавляются две женщины-воительницы — «Ника», командир артвзвода, и Ольга Качура, командир дивизиона реактивной артиллерии. История Ники — прежде всего семейная, где оборона Донбасса расшифровывается как военно-семейное дело убежденных людей. Ей 39 лет, она недавно была тяжело ранена, потому сейчас передвигается с костылем и развозит гуманитарную помощь. Ее младшие дети в России, их воспитанием занимается мама; старший сын и муж воюют на фронте. Это военная семья, которая живет войной и считает это своим долгом.

Ольга Качура, на тот момент уже погибшая, предстает как железная женщина-командир. В пространство фильма она вводится через отдачу железным голосом приказов об открытии огня. «Каждый раз получаю удовольствие, потому что с каждым моим выстрелом приближается время нашей победы», — поясняет она. 

Воюют, чтобы вернуться домой (как если бы кто-то их пытался из домов выгнать в 2014-м). Для нее это возможность доказать, что женщины могут быть лучше мужчин в армии, ведь психологически и по выносливости первые превосходят вторых. Дочь Качуры вполне спокойно — на камеру — принимает факт, что мать все восемь лет провела в окопах. 

Женское здесь одновременно и социально эмансипировано, и сведено к способам поддержания внешней привлекательности.

Карикатурно выглядит молодая девушка Анна (позывной «Белка») из 42-й гвардейской Евпаторийской дивизии. Ее изначально можно принять за россиянку, если не слушать историю ее жизни в Украине: как она хотела стать стюардессой, изучала международные отношения, а в 2014 году присоединилась к «ополчению», чтобы защищать «родину». Авторы фильма за основу берут образ красивой девушки, которая на камеру учится то стрелять из автомата, то водить танк. Как и в случае с Качурой, обыгрывается тема косметики на фронте, то есть усилий сохранить женскую привлекательность. Однако вскоре выясняется, что весной 2022-го она была замкомандира мотострелкового батальона и водила в Мариуполе мобилизованных донецких мужчин в бой, получив в итоге контузию.

***

Примерно с конца 2022 года количество документальных фильмов о новых героях — и уже о россиянах — начинает увеличиваться. Несмотря на их многообразие, можно выделить ряд сквозных линий.

Мотивы войны: «Что мы им сделали — вообще непонятно»

Первая — мотивация войны. Все три года RT и ее партнеры считают нужным раз за разом возвращаться к теме, за что же Россия воюет против Украины. Проблема состоит в том, что, если внимательно следить за словами героев фильмов, то перед нами — абсолютно однобокое повторение базовых пропагандистских тезисов про фашизм и нацизм в Украине.

В некоторых случаях режиссеры даже не замечают внутренних противоречий. Например, в «Битве за свободу» утверждается, что Россия обороняется, в то время как в середине фильма боец свидетельствует о том, что украинцы долго готовились к обороне, но это якобы не помеха для наступления (19-я минута). Ближе к концу образ «освобожденных» усиливается за счет слезливой истории матери и пятилетней девочки в какой-то деревне. Первая повторяет нарратив про «восемь лет войны», рассказывая историю, как однажды прилетел снаряд и выбил стекла, а осколками посекло и убило кота, который лежал на малолетнем ребенке, а сама девочка осталась жива. Правда, из контекста ясно, что это «освобожденные территории», а значит, скорее всего, прилетевший снаряд был выпущен с позиции «ополченцев».

Если в 2022–2023 годах персонажи в основном говорят про защиту России, ее интересов и рубежей (образ последних особенно характерен для «казачьих фильмов»), то в 2024 году появляется однозначная мотивация — защита своей земли, которую якобы оккупировали враги. Популярный рефрен: бойцам и так понятно, за что они воюют. Это утверждение, вероятно, должно поставить потенциально критического зрителя в неудобное положение: вот добровольцы, которые жертвуют жизнями и знают ради чего, — разве на фоне их подвига не стыдно даже задаваться этим вопросом?

 Например, в «Я ушла на войну» Ольга Качура заявляет, что начала свой путь с апреля 2014 года, чтобы бороться против правительства, которое отдало приказ бомбить свои города. Качура, конечно, врет, так как апрель — это только первые шаги ополчения и действия группы Стрелкова у Славянска, а первые бомбы на Донецк, где сохранялись лояльные Киеву власти, упали только в конце мая.

Попытки более развернутых суждений о войне оказываются нелепыми. Например, один из футбольных фанатов в фильме «От фаната до солдата» (2023) выдает: «В первую очередь это чувство сострадания, чувство вот этого вот божественного, чем нас наделяет наша история, чем нас наделяют наши предки; наша кровь как раз-таки, та история, что сделала наш народ, нашу страну великой, вот эта вот воинская традиция, назовем ее так, она закладывалась мне в гены через всю мою родню». 

Другой фанат более убедителен: «Наша задача созидательная. Мы хотим сделать свой народ, население больше, шире, государство в том числе». В «Героях Донбасса» (2023) комбат-доброволец вообще удивляется ответной ненависти украинцев: «Что мы им сделали — вообще непонятно», продолжая, что война идет против русофобии и готовившейся напасть Украины. 

Эта смесь имперско-оборонительных мотивов, за которыми проглядывает фундаментальное желание просто победить и подчинить других своей воле, лучше всего выражает командир «Пятнашки», сепаратист Ахра Авидзба: «Когда мы столкнулись в одной войне с гражданской, с Первой мировой и Второй мировой в одном лице, мы должны дать ответку в одном лице; быть могучими, как русская империя, быть дружными, как Советский Союз, и развивающимися и, как Россия, возрождающимися, которая вновь возродила православие, церковь. Мы это сделаем, и все те миллионы, которые мы вылечим, — они наши. Их дети в возрасте с нашими детьми, многие будут расти с нашими внуками, и они вновь вспомнят 9 мая, они вновь с гордостью наденут ленточки. И мы их не упрекнем. Потому что мы ради нашего государства живем». 

В «Записках с Донбасса», вышедших в начале 2023 года, тема мотивации имеет центральное место. Фильм выстроен как поездка молодого блогера с гуманитарной помощью, который, отбросив всякую тактичность, пытается докопаться до собеседников, как ему кажется, умными вопросами. Например, в беседе с неким сепаратистом, мужчиной средних лет, ведущий задает ему вопрос, как тот, признавая значимость участия отца в воспитании детей, делает это, ведь сейчас-то он воюет, а жена в одиночку растит сына. «Так-то так», — соглашается собеседник, явно сбитый с толку. Не лучше обстоит дело и с попыткой разузнать, что важнее на фронте — удача, Бог или профессионализм (будто фронтовик может ответить что-то кроме того, чтобы признать все три элемента?). И совсем как провокация звучит вопрос собеседнику, сможет ли он после всего произошедшего жить нормально.

Ветеран-сепаратист оправдывает участие в войне с 2014–2015 годов общими лозунгами: «Это наша земля… Я не хочу, чтобы моего ребенка воспитывал ганс». 28-летний житель Донбасса отвечает, что воюет «за семейные ценности. Многие отцы, допустим, которые прошли Афган, Чечню, они тоже за что-то воевали. Ну так и мы продолжаем свой род, свои идею поддерживаем, идею своих отцов, идею наших прадедов, мы защищаем своих жен, своих сестер». Для другого 38-летнего мужчины эта война за право жить в русской культуре и без гендеров: «За историческую принадлежность. Наши деды воевали, мой дед воевал лично, один дед дошел до Берлина, было ранение в сердце — живой остался, за то, чтобы русский язык был, наша культура, наша религия, и всем ясно, что нас хотят уничтожить. Это уже на весь мир явно заявляют». 

Имперско-историческая риторика постоянно соседствует с мотивами личной добродетели, где война предстает неким испытанием для ее участников, проверкой на мужество. «Мне очень интересно посмотреть, на что я способен», — говорит молодой парень из Нижнего Тагила с позывным «Захар» (фильм «Ветераны»). Для другого сослуживца, управляющего дроном, главная эмоция войны — «я кайфую». Третий, бывший слесарь, также рационализирует соучастие в агрессии личностным ростом: «С Урала, хотел просто на войну — себя попробовать, реальные взрослые ощущения, всё нравится, хочу дальше продолжать служить».

Ненависть к украинцам становится дополнительной частью мотивации воевать. Правда, ни в одном из фильмов последовательно эта линия оправдания агрессии не раскрывается. 

Враг, конечно, конкретен и ужасен, о чем должны свидетельствовать упорные бои и руины «освобожденных» территорией. Риторика, что на этих полях Россия воюет со всем Западом и его «тлетворными ценностями», не меняется. Однако если еще в «Битве за свободу» (конец 2022-го) проговариваются бахвальные истории про обколотых, одурманенных украинцах, то к 2024-му этот образ пропадает. 

Что бы ни сделали ВСУ, это будет поставлено им в вину. Например, в «Иностранцах Донбасса» итальянский доброволец обвиняет украинские национальные батальоны в том, что те относились к местным жителям Донбасса как к живому щиту, то есть заставляли их сидеть по подвалам и не давали выходить из них, даже чтобы найти воду. Антиукраинские инвективы повторяются из фильма в фильм, и, пожалуй, самое главное: за три года они никак не эволюционируют в смысловом плане. Украинцы по-прежнему «виноваты» то в русофобии, то в нацизме, то в неправильном ведении войны.

Православное воинство

Вторая сквозная линия — православные мотивы, которые должны очертить некое особое русское пространство, одновременно объединяющее воинов и требующее защиты от врага. Неоднократно зрителю показываются разрушенные храмы, они становятся символом «безбожности украинцев». Например, в «Иностранцах Донбасса» камера выхватывает то бабушку-жительницу прифронтовой полосы, которой солдат-«доброволец» перед Пасхой отдает кулич, то серба-четника, который идет молиться в храм на Пасху. Православные обряды и традиции здесь — определенный символический обмен между соучастниками агрессии.

Значимость православия как набора обрядов, укрепляющих боевой дух и являющиеся значимой составляющей идентичности русских воинов, развиты в фильмах 2023–2024 годов про казачьи части и православные батальоны. Последние, однако, идут несколько дальше, в сторону теологического оправдания войны.

Так, в фильме «Я пришел закончить войну» (2024) священник Михаил заявляет на камеру, что убивать надо за дело, а пацифизм — это потакание злу. В фильме «Я приближаю победу» (2024) военный священник уходит добровольцем и спокойно воспринимает факт, что если ему придется убивать, то в дальнейшем он не сможет продолжить служение. Для него война — это не убийство, а «противостояние, связанное со смертью». Он ведет небольшую экскурсию по расположению своего подразделения, камера выхватывает иконы, плакат со святым образом, бронежилеты, каску — знаки божественного и предметы амуниции смешиваются в причудливом коллаже, словно свидетельствуя, что фронтовой быт буквально пропитан православием. Всё это сопровождается словами, что человеку нужен Бог, дабы не потерять человечность. Завершается фильм совместной молитвой с приехавшим из военного отдела синода священником.

Эта смысловая линия, где православный священник — это новый вид замполита, получает окончательное развитие в фильме «Zвезда Zамполита» (2024), рассказывающем историю «Шумера», замкомандира по военно-политической работе в одном из батальонов. Прежде всего, конечно, это лирическая история местного сепаратиста с 2014 года, который с началом войны в Луганске встречает жену, и она становится верным спутником его военно-боевой жизни. Ближе к концу «Шумер» рассказывает, как был взят украинский опорник с пятью пленными. Они оказались православными, а поскольку на дворе была Пасха, то перед передачей в компетентные органы их посадили за пасхальный стол. Завершается фильм утверждением автора, Клима Поплавского, что сегодня на войне замполит и есть священник.

Смысловой хаос

Исследовательница Z-дискурсов Елена Иваницкая еще в начале 2023 года обращала внимание на их сумбурность, противоречивость и нелогичность. Как оказалось, кинодокументалисты-пропагандисты с RT «разрешили» эту проблему довольно топорно — фактически за счет повторения одних и тех же смыслов. Воюют не против Украины, а против нацистов и НАТО. Пошли на войну, почему что зовет долг / хотим испытать себя. Жители Донбасса обуреваемы местью за свои страдания. С нами Бог (в виде иконки).

Картонные герои пропаганды — не новость в условиях военного времени. Показательно другое. Необходимость вновь и вновь спрашивать бойцов, зачем они воют. Стирать грани между «ополченцами» и россиянами. При всех возможностях кинематографа никак не раскрывается даже то, что же это значит — быть православным воином. Иметь икону в блиндаже? Снимать на фоне храма? Режиссеры даже не замечают, что в одном и том же фильме сначала герои говорят о том, что обороняются и защищают, а потом мечтают о захвате новых территорий.

Возникает ощущение, что просто ни те, кто снимают, ни те, кто в кадре, сами особо не верят в эти «высшие смыслы». Они проговариваются или визуально демонстрируются вновь и вновь как мантры, заклинания, будто «всё идет по плану» и «мы, на самом-то деле, правы».

Во второй части материала речь пойдет о том, как в документальном цикле отображаются кадыровцы, межнациональное боевое братство и семейные ценности, казаки и якобы потомок Романовых, служащий в ВС РФ.