В России запрещают говорить о бездетности 

Что и зачем предлагают запретить? 

Речь идет о расширении статьи 6.21 КоАП РФ «Пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений и (или) предпочтений, смены пола». Авторы предлагают дополнить эту формулировку понятием «пропаганды отказа от деторождения», что бы это ни значило. Только что внесенный на рассмотрение в Госдуму законопроект позиционируется как направленный на «сохранение традиционных семейных ценностей и создание эффективного механизма по ее защите». 

Хотя Кремль в лице Дмитрия Пескова высказывался о катастрофическом снижении рождаемости в России, пояснительная записка к законопроекту никак не упоминает демографический аспект. Зато делается отсылка к указу Владимира Путина: именно он вбросил в публичный дискурс понятие «сбережение народа», истолкованное патриархом Кириллом как основание для запрета абортов. Впрочем, в пояснительной записке речь идет о «семье» как «среде» для «становления полноценной личности». 

Законопроект предполагает «интеграцию» очередного «вида» пропаганды против «традиционных ценностей» (на этот раз чайлдфри) в уже существующие формулировки ст. 6.21 КоАП. Среди них необходимо обратить внимание на понятие «социальной неравноценности». 

Сейчас публичные высказывания в России не должны создавать «искаженное представление» о «социальной равноценности» гомосексуальных отношений гетеросексуальным, а потребности в трансгендерном переходе — отсутствию такой потребности. 

Если законопроект о запрете «пропаганды чайлдфри» примут, то эта самая 

Какие риски для граждан возникают?

Потенциальные санкции за «пропаганду отказа от деторождения» аналогичны санкциям за «пропаганду нетрадиционных сексуальных предпочтений и/или смены пола».

У независимых СМИ в случае принятия закона возникнут новые риски, поскольку государство получит больше возможностей заблокировать нежелательный материал и оказать давление на издателей через огромные штрафы — от 800 тысяч до 1 млн рублей (как и в случае с запретом «гей-пропаганды»).

Активистам и правозащитникам станет куда труднее доносить до своей аудитории информацию о репродуктивном здоровье и социальной безопасности. Они столкнутся с дополнительными личными рисками (прежде всего, штрафами от 50 тысяч до 100 тысяч рублей), будут вынуждены обходить цензуру при помощи эзопова языка (что сузит доступность информации о правах и свободах человека). Особенно остро это скажется на несовершеннолетних, которых закон якобы призван защитить. 

Оленичев комментирует:

Деятелей художественной сферы поставят перед необходимостью цензурировать свои произведения, что они, впрочем, и так вынуждены делать в связи с предыдущими запретами «пропаганд». Как это может выглядеть, показала недавняя публикация биографии Пазолини — с целыми страницами, состоящими из закрашенных черным строк. 

При этом ст. 6.21 КоАП уже стала печально известна в качестве основания давления на активистов через их детей. В частности, в апреле 2023 года транс-активист Ян Дворкин был лишен опекунских прав, поскольку, по мнению государства, вовлеченность в квир-активизм могла оказаться для несовершеннолетнего «пропагандой нетрадиционных сексуальных предпочтений или смены пола». 

О чем говорит появление законопроекта?

Инициатива о запрете «пропаганды чайлдфри» носит сугубо популистский характер: такие законопроекты ориентированы на создание определенной повестки в пропагандистских целях. 

В первую очередь, новый запрет воспроизводит идеологический нарратив о «традиционных ценностях», защитой которых утверждается контракт общества с властью. Но еще он формулирует стратегии этой самой «защиты». Например, законопроект прямо связывает запрет ЛГБТ с (якобы) угрозой деторождению (фактически, с демографической). Однако в тексте стоит отсылка не к демографической проблеме, а к семье, как к «среде», в которой рождаются и воспитываются дети. 

С точки зрения политического дискурса, депутаты Госдумы используют наиболее «безобидные» формулировки. 

Конечно же, нет никаких упоминаний и о призывах родственников мобилизованных «вернуть их семьи». 

Законопроект создает для значительной части общества иллюзию того, что для государства важна семья. И — формулирует «опасность», которая якобы семье угрожает: «распространение информации, пропагандирующей отказ от деторождения посредством … сети «Интернет»». Причина опасности интернета — «сообщества и группы», «пропагандирующие отказ от деторождения, в которых зачастую показывается агрессивное отношение к другим гражданам, реализующим свою потребность в материнстве или отцовстве».

Интернет-сообщество по умолчанию подразумевает объединение людей со схожими интересами для общения на соответствующие темы. То есть слово «пропаганда» — как самое загадочное и эмоционально нагруженное — в этом контексте просто бессодержательно, как и перефразирующее «пропаганду» «агрессивное отношение». Никто не обязывает участников интернет-сообщества терпеть такое отношение к себе вместо того, чтобы просто ее покинуть. Никакой защиты со стороны государства не требуется.

Спасением от этой сомнительной угрозы государство считает административную ответственность. Так что единственным содержательным элементом законопроекта стала возможность ограничивать «публичные действия», если в них нашли «пропаганду отказа от деторождения». Таковую, разумеется, верифицировать нельзя.

Поэтому есть все основания ожидать не менее абсурдных и неправовых формулировок обвинения в «пропаганде отказа от деторождения». 

Новый законопроект подтверждает те опасения, которые возникали у юристов и правозащитников во время принятия череды дискриминационных законов против ЛГБТ: запреты не остановились на какой-то одной группе. 

Депутаты Госдумы вновь пытаются связать ущемление прав с какой-либо «идеологией» (непременно маркируемой как «западная» в рамках изоляционистской риторики) — на этот раз «чайлдфри». Этот путь является гораздо более простым для законодателя, чем, например, реализация запрета на проведение абортов, обсуждение которого муссируется российскими провластными СМИ со второй половины 2023 года. 

Однако очевидно, что попадание «чайлдфри» в поле зрения государства — это явный индикатор того, что ограничение прав и свобод в публичных действиях перерастает в ограничение права на охрану здоровья (то есть, к тем или иным ограничениям репродуктивных прав). 

Примером такого рода является запрет медицинского и юридического трансгендерного перехода, принятый вслед за «запретом ЛГБТ-пропаганды среди всех». 

Оленичев в разговоре с «Новой-Европа» констатирует:

Однако если раньше отмахиваться от рисков, которые подобные законы несут для общества и для конкретных людей, можно было через противопоставление себя ЛГБТ, или квир-людям («я не они»), то продолжающееся наступление государства на репродуктивные права и свободы (прямо сейчас — в виде ограничения информации) должно заставить каждого человека осознать, что это касается лично его.

Что в итоге?

Превращение «пропаганды» в правовую категорию не только нормализовало появление новой идеологии, но и позволило на юридическом уровне ущемлять права тех, чьи действия, решения или личность являются менее «желательными» («социально равноценными») для идеологического нарратива. 

Успешно атаковав квир-людей как наиболее уязвимую группу общества, государство продолжает свое вторжение в сферу приватной жизни. 

В этом смысле для российского государства нет разделения на ЛГБТ и всех остальных. Для российского государства все свободные и несущие за себя ответственность личности — это квиры.