Дилемма Надеждина

Ну кто мог подумать, что будет так интересно? Там, под толстым слоем асфальта, оказывается, есть жизнь, и она выплеснулась сегодня на улицы в виде очередей из желающих поставить подпись за Надеждина.

Разумеется, это не имеет никакого отношения к процессу выборов президента РФ: он уже выбран самим собой и своими товарищами, имя его мы знаем, всё остальное — лишь формальности.

Но то, что происходит сейчас, важно не с точки зрения предопределенного результата, а для самоощущения участников, для атмосферы в стране и оценок наших шансов на будущее: совсем ноль или всё-таки ноль с плюсом?

Кейс Надеждина, а точнее — кейс Надеждина-Дунцовой не имеет никакого отношения к наивности, в чём некоторые обвиняют тех, кто подписывается. Мол, неужели вы не понимаете, что всё предопределено? — понимают! Люди выступают не за них, а за себя.

Когда на поле появилась Екатерина Дунцова, не известная никому за пределами Ржева, в ее поддержку в течение недели выступили сотни тысяч людей, подписавшихся на ее канал или поддержавших ее инициативную группу. Ее лично они при этом не знали, они выступали не за то, чтобы она была президентом, — 99,9% понимали, что это невозможно, — но они хотели выразить свое отношение к этой власти, свою гражданскую позицию. Общество — наша часть политического спектра — истосковалось без права голоса. 

Когда администрация президента, перепугавшись того, что популярность Дунцовой возрастает подобно цунами, заблокировала ее, скопившийся в обществе протест стал выражаться через кампанию Надеждина. Началась-то она тихо: инициативную группу зарегистрировали без проблем, свет в зале не гасили, нотариусов не запугивали. В том числе и на этом основании, кстати, многие считают, что Надеждин выдвигался от администрации, хотя сам он это отрицает, а свечку никто не держал. Но, чтобы там ни было, люди стали подписываться — опять же, не за него как за президента, а против войны, против Путина и за себя, за то, что я — гражданин. Ни у кого из подписывающихся нет сомнений, что штабы Надеждина всё подсчитают, не потеряют ни одного, — это вам не голосование на пеньках. И даже если ЦИК потом не примет, я проголосовал! Как давно этого не было!

Если в котле возрастает давление, то прорыв будет. Вы заделали одно опасное место — сняли Дунцову, прорвалось в другом — на Надеждине. И напрасно сотрудники администрации президента будут обвинять Надеждина — зачем, мол, нарушил договоренности (если они были, конечно). Не в этом же дело. И ему, и Дунцовой выступившие в их поддержку приписывали куда более радикальное отношение к войне и к путинской власти, чем следует из их достаточно взвешенных высказываний. Кстати, никак не осуждаю эту взвешенность — они оба по острию ходили. Как и всегда, люди слышат то, что хотят слышать. Сейчас они хотят слышать: «Нет войне! Россия без Путина!» А говорил ли это конкретный политик и как говорил — четко и недвусмысленно или предельно осторожно — значения не имеет. Он назначен на эту роль, и не администрацией — ситуацией в стране.

Администрация президента, очевидно, совершила ошибку. Но не с Надеждиным (еще раз, если он их, а он говорит, что нет!), а с недооценкой тоски людей по самовыражению, которое приобретает формы очевидного политического протеста. Они там привыкли на закрытые опросы ориентироваться, на то, что нравится начальству, а жизнь — она другая! Они думали, что всё будет, как с Собчак: тихо и бессмысленно. Но в 2018-м не было сегодняшнего нерва — войны. А сейчас, на что ни нажми, отзывается именно здесь, в этой ране. В общем, это крупнейшее проявление некомпетентности и крупнейшее политическое поражение Кремля за последнее время.

Можно сказать — некоторые и говорят — что это, мол, не имеет никакого значения. Очередной, мол, бунт на коленях и так далее. Что объявленный результат Путина так и так будет за восемьдесят. Всё так. Но ведь то, что сейчас, — не про выборы. Это акт изменения собственного сознания, это возможность увидеть таких же людей, как ты, — оказывается, они еще остались. Это бег на длинную дистанцию: люди, стоявшие сегодня в очередях, еще скажут свое слово. По крайней мере, на это есть шанс.

Есть, правда, тонкий момент. Люди пришли на законный и безопасный протест. А он безопасен? 

Переведет ли ЦИК Надеждина из «кандидатов в кандидаты» в кандидаты в президенты, неизвестно. Зависеть это будет, разумеется, не от качества сданных подписей, а от решения администрации. Бурная кампания по сбору подписей в этом смысле работает против — власть не захочет оставлять еще на два месяца канал для выражения негатива по отношению к себе. Снижает шансы на регистрацию и публичная поддержка со стороны многих знаковых фигур политической эмиграции — Борис Борисович становится, без всякого своего желания, наверное, кандидатом от непримиримых врагов Путина. А с врагами разговор короткий!

Если не зарегистрируют, то этот неожиданно интересный этап кампании завершится. Надеждин либо отреагирует аккуратно, либо жестко — последний вариант будет сопряжен для него с серьезными рисками.

Единственная же задача тех, кто попадет в бюллетень, — а там точно будут разнообразные слуцкие, разбавленные смеха ради богдановыми, — оттенить победу Путина, получить свои ничтожные проценты, чтобы Кремль мог сказать, что все сплотились вокруг войны и вождя. 

Но надо еще, чтобы никто из «кандидатов» не позволил себе ничего лишнего по телевизору или на встречах с избирателями. Поэтому регистрация Надеждина состоится в том и только в том случае, если администрация президента будет уверена, что держит его в руках, что он не выйдет за флажки или даже скажет что-нибудь для них выгодное. Ну, например, что воевать, конечно, не стоило, но уж Крым и Донецк с Луганском — наши навсегда. Или про «киевский режим», или еще про что-то. Ну а если они ошибутся и он пойдет по пути Грудинина, они ударят наотмашь. Тюрьма станет вероятным итогом.

Ситуация, в которой оказался Борис Борисович, напоминает средневековый шотландский тест на ведьму. Если женщину обвиняли, а она не соглашалась — не ведьма, мол, я, — то проводили испытание. Ее связывали и бросали в воду. Если выпутывалась и выплывала — значит, ведьма, на костер. Если тонула — честная женщина, хоронили по-христиански.

Такая уж у нас политика, что для сохранения лица надо стать героем.