«Блатные на войну не идут, для них это не по понятиям»

«В государстве был уверен. Оказалось, именно государство и обмануло»

34-летний Сергей Черепанов из Новосибирской области заключил полугодовой контракт с Минобороны 28 апреля 2023 года. Из назначенного шестилетнего срока ему оставалось сидеть девять месяцев, когда в колонию пришли вербовщики из министерства. По какой статье он отбывал наказание, Сергей говорить отказывается. Подчеркивает лишь, что преступления он «не совершал» и «был осужден без реальных доказательств».

Вместе с Черепановым на войну уехали около 150 человек, до этого значительно больше заключенных ушли туда с «Вагнером», говорит он.

— Я задолбался в очереди стоять, психанул, очень долго всё шло, плюс почему-то был уверен, что в чем-нибудь да обманут, ибо частная. А в государстве был уверен. Оказалось, именно государство и обмануло, — говорит участник войны.

Условия контракта заключенным зачитали на встрече в колонии, а документы, по словам Черепанова, они подписывали уже после набора, на аэродроме в Ростове.

— Нас обманным путем вынудили подписать контракт, который в темноте на улице мы и прочесть не могли. Нас тысячи, и всех обманули нагло, когда звали: обещали одно, а по факту произошло всё иначе, но и обратного пути уже не было, — говорит бывший осужденный.

На войну Сергей согласился «от сильной любви к России», выплаты и помилование, по его словам, играли вторичную роль. В зоне боевых действий Сергея назначили командиром роты штурмовиков, набранных в той же колонии, где он сидел. Обсуждать боевые задачи он отказался, но уточнил, что «там, где воюет “Шторм”, продолжительность жизни — часы».

— Я только завел свою роту на позиции, которые мне нужно занять, — через сутки половины уже не было: кто стал грузом-200, а кто — 300, — говорит Сергей.

Быт тюремный и военный, по мнению Сергея, не особо отличаются, при этом меняется осознание своей роли: «Теперь ты не заключенный, а военный».

— Я сразу дал себе установку, где я и кто я теперь. И что я должен соответствовать статусу и должности. Та страница моей жизни была перевернута, — говорит бывший уголовник.

— Тот, на кого ты сейчас нелестно говоришь, уже завтра может тебя раненого тащить, и что ты ему тогда скажешь? Блатные на войну не идут, для них не по понятиям это, неприемлемо им. Они, мол, против системы и под руку с ними не пойдут. Потому что говно они, способны только на то, чтобы там пальцы гнуть, а как до дела — так в кусты. А те, кто мужики, они пошли, но романтика у них всё же остается. Им быстро дают понять, что здесь ей не место, — говорит Сергей.

Экс-заключенный пояснил, что на войну с Украиной не вербуют не только блатных, но и «опущенных»: так в тюремной системе называют заключенных, в отношении которых совершается сексуальное насилие.

— Их не берут во избежание эксцессов. С опущенными никто не будет иметь каких-либо дел.

Меньше чем через месяц после заключения контракта, 20 мая, под Соледаром Черепанов наступил на мину. Ему оторвало половину стопы, а нога была сломана ниже колена. В госпитале ему, как и большинству экс-заключенных, в справке, необходимой для назначения страховой выплаты в три миллиона рублей, отказали. В настоящий момент экс-заключенный получил лишь губернаторскую выплату за ранение — 500 тысяч рублей, в положенной страховке в три миллиона рублей Сергею отказали.

В отсутствии выплат Сергей винит неких «коррупционеров из Минобороны», которые «хотят обмануть и сожрать эти деньги», в судебной ошибке, по которой его якобы несправедливо отправили в колонию, «карьеристов, нуждающихся в хороших показателях». Президенту страны бывший заключенный доверяет.

— Я допускаю, что он не знает многого, доходит только то, что ему подают на бумаге и отчетах. Он у нас один такой, к сожалению. Страна огромная, а он один. К тому же я ни за что не поверю в то, что если бы он знал, что в реальности творится, то он бы это одобрил, — говорит Черепанов.

На вопрос «Новой газеты Европа», может ли президент, управляющий страной более 20 лет, не знать, что в ней происходит, мужчина ответил: «Может. Если бы он всё знал, не было бы нужды в прямой линии». 

После выписки из больницы Сергей остался в Москве. Планирует искать работу, какую — не знает. Говорит, что хорошо ладит с людьми:

— Вообще, у меня есть таланты коммуникабельности, убеждения. Люблю с людьми общаться, достаточно хорошо в них разбираюсь и неплохо склоняю их к нужному результату.

«Страшного на войне ничего нет. Понравилось выполнять боевые задания»

Игорь Харапонов из Калуги заключил полугодовой контракт с Минобороны 30 августа 2023 года. Отвоевав чуть меньше двух месяцев, экс-заключенный попал под артобстрел. Вскоре ему ампутировали правую ногу. В госпитале Харапонову, как и Черепанову, отказали в справке № 98, нужной для получения страховки в три миллиона рублей. От обещанной зарплаты в 170 тысяч ежемесячно экс-заключенный получает лишь часть — 100 тысяч рублей.

От назначенного судом срока за убийство мужчине оставалось еще пять лет. «За личное. Он сунул свой нос в то, что касается меня», — так Игорь описывает мотивацию совершенного преступления. Наказание он отбывал в колонии строгого режима в Тамбовской области. Из этой же колонии вместе с ним на войну с Минобороны ушло около 15 человек. ЧВК «Вагнер» там набор не проводила.

Харапонов пошел на войну, чтоб «подчистить биографию и защитить Россию». Такие фразы использует большинство заключенных, с которыми поговорила «Новая газета Европа». Для Харапонова «на войне ничего страшного нет» — наоборот, «ему нравилось выполнять боевые задачи».

По словам Игоря, военный и тюремный быт объединяет дисциплина, отличаются же они «контингентом, на фронте нет разделения на касты».

— В зоне СВО нет такого, нас предупредили сразу: забудьте про зону и понятия. За это могут и голову отбить, в зоне СВО все равны, — говорит он.

На вопрос «Новой газеты Европа» о досрочном освобождении сатанистов, серийных убийц и каннибалов с помощью контрактов «Вагнера» и Минобороны Харапонов ответил, что таких необходимо «обнулять» (убивать) или же давать им возможность «сгнить заживо на нарах», так как на свободе «они непременно возьмутся за старое». Насчет «обычных убийц» у Харапонова другое мнение: «Нельзя отпускать на свободу раньше назначенного срока только тех, кто отбывал наказание не меньше двух раз».

Для Игоря заключение было первым. Сейчас мужчина находится в госпитале.

«Одноногие служат, одноглазые служат, а у меня двух пальцев нет всего»

Влад Дюмин из Бурятии заключил контракт с Минобороны 14 октября, но на других условиях, нежели Харапонов и Черепанов. Ему гарантировали досрочное освобождение (в предыдущих случаях было помилование), контракт на один год (с автоматическим продлением до конца «СВО»), выплаты и льготы, как у контрактников, и статус военнослужащего.

К 2024 году известно о двух видах контрактов Минобороны с заключенными. Подавляющее большинство осужденных с февраля по июль 2023 года заключали полугодовой контракт с министерством и выходили из колонии по помилованию. В этом случае данные о бойцах отсутствуют в базе Минобороны, документы им выдаются по окончании службы, а выплаты и льготы, как у контрактников, не положены. Во втором случае заключенные, чаще всего после августа 2023 года, покидали колонию по УДО. В таком случае они приравниваются к контрактникам.

Предположительно это связано с обещанием Владимира Путина приравнять всех добровольцев к военнослужащим, а это значит, что им надо платить страховки, зарплаты и прочее. На заключенных с полугодовым контрактом так тратиться невыгодно: видимо, так и появилась идея выпускать осужденных по УДО и брать на войну на условиях контрактников. Тогда они, получая деньги, остаются в окопах до конца войны — или, что чаще, до смерти или тяжелого ранения.

По словам основательницы фонда «Русь Сидящая» Ольги Романовой, в большинстве случаев на контракт с Минобороны соглашаются «козлы» (заключенные, активно сотрудничающие с администрацией), «опущенные» также участвуют в боевых действиях, но, чтобы не смешивать их с другими заключенными, из них формируются отдельные роты.

Причину изменения условий контракта с заключенными (с помилования на УДО) Романова объясняет нежеланием Кремля перед выборами «иметь проблемы с недовольством потерпевших».

Дюмин отбывал наказание по статье «покушение на убийство». По его словам, дело в отношении него сфабриковали, а суд, приняв во внимание прошлое мужчины, который в 15 лет оказался в детской исправительной колонии за убийство, согласился с обвинением.

Об инциденте, приведшем Дюмина в колонию во второй раз, он говорит так:

— У нас завязалась драка с соседом, забежала его жена — и давай нас разнимать. Я находился сверху на нем, она сначала палку взяла и меня била, потом взяла гвоздодер, им хлестала-хлестала раза три-четыре по спине и, видимо, хотела попасть мне в голову и случайно ударила своего мужа, который был подо мной. Мужа сделала инвалидом, а меня в тюрьму отправила.

По словам осужденного, на адвоката у него не было денег, жена соседа вину не признала.

Из семи назначенных ему лет Дюмин пробыл в колонии чуть больше шести. Еще до начала кампании по вербовке заключенных он шил для участников войны мешки, сумки под гранаты и другие подобные изделия.

Примерно через полгода в колонию приехали сотрудники ЧВК «Вагнер», но Дюмина они на войну не взяли: он не смог отжаться 40 раз. Тогда он дождался вербовщиков из Минобороны. На войну, как и большинство экс-заключенных, мужчина пошел, чтобы «очистить прошлое».

В зоне боевых действий Дюмин, опять же, как многие экс-заключенные, попал в штурмовой отряд.

— У нас это называется «нулевка». Это когда до врага остается от нескольких сотен до нескольких десятков метров, — говорит он.

В одном из наступлений отряд Дюмина попал под минометный обстрел, ему оторвало два пальца на руке.

— Тут как повезет, но рисковать эвакуационной группой из-за одного, двух, пятерых — это дорого. Хорошо если ноги целые или сослуживцы могут на более безопасное расстояние унести. Я сам и четверо со мной ребят эвакуировались сами, — говорит он.

Дюмин уверен, что скоро его отправят обратно в зону боевых действий.

— Одноногие служат, одноглазые служат, а у меня всего двух пальцев нет, — говорит он.

Вспоминает, что военный быт максимально схож с тюремным: «Та же система». Арестантские понятия, по словам Дюмина, на фронте не приветствуются, но с некоторыми бывшими заключенными мужчина всё же старался не делить посуду и всячески ограничивал общение.

— Я мужиком прожил всю свою жизнь, занимался, работал, и у меня свои личные принципы. Есть у нас «петухи», и, даже находясь на фронте, зная, что это человек такого статуса, зачем мне разделять с ним посуду, например? Может возникнуть ситуация такая, что мы останемся вдвоем, но я пытался этого избежать. У нас, если мы собрались в одной бригаде, все земляки-буряты, все прекрасно знают, кто есть кто, кто на что горазд и на кого можно положиться, — пояснил он.

«Опущенных на фронт не берут, чтобы не создавать основному контингенту дискомфорт»

Денис из Курска (имя изменено) заключил контракт с Минобороны 13 мая 2023 года. Спустя пять месяцев, 21 октября, мужчина подорвался на мине: ему оторвало ногу, а вторую ногу и руки задело осколками.

В госпитале в справке № 98 Денису отказали, аргументировав это тем, что отряд «Шторм Z» — добровольцы.

— Обещали горы золотые и выплаты, как у обычного контрактника, а по итогу — ничего. Вместо обещанных 204 тысяч в месяц платили 100, а кому-то и вовсе не платили. Я не могу понять, что нам тогда положено, только умереть на поле боя, и всё? — жалуется экс-заключенный.

Денис отбывал наказание за убийство, от назначенного срока ему оставалось еще 11 лет.

— Срок — это не мотив идти на войну, у меня другие мотивы. Я человек, который не мог смотреть, как страдают мирные жители, в том числе дети и старики. И никогда не понимал тех людей, которые шли туда для того, чтобы быстрей освободиться, — утверждает Денис.

Денис собирался на войну в составе ЧВК «Вагнер», но администрация тюрьмы якобы препятствовала этому. По его словам, еще до начала кампании по вербовке заключенных для Минобороны он даже писал просьбу в ведомство, чтобы его забрали на условии, что «по окончании СВО он вернется сидеть». Сейчас мужчина в госпитале в Сергиевом Посаде и ехать обратно в колонию уже не планирует.

Вместе с Денисом с Минобороны на войну с Украиной ушло 30 человек, до этого с «Вагнером» «освободились» еще около сотни заключенных. 

— Касаемого обделенных — немногие будут с такими людьми пить с одной кружки, это неприемлемо. Их не берут, чтобы не создавать основному контингенту дискомфорт. Многие из них хотели идти, но что Минобороны, что «Вагнер» не хотели их брать, чтобы массе дискомфорт не создавать, — говорит экс-заключенный.

При этом знакомые ему «блатные», ранее не сотрудничавшие с системой, пересматривают свои взгляды и охотно соглашаются на участие в войне, говорит Денис.

— Я сам из числа блатных и пересмотрел свои взгляды. Когда уходишь на войну, там нет понятий, там одно целое. Если нормальный командир, то какой бы там блатной ни был, он будет слушать своего командира и все его приказы будет выполнять на сто процентов, — поясняет он.

В зоне боевых действий, несмотря на отсутствие опыта, мужчину назначили командиром взвода из 22 экс-заключенных. Денис готовил их к штурмам и сам ходил с ними в атаку. В одном из таких штурмов мужчина и подорвался на мине. С поля боя его оттащили однополчане, в этот же день ему ампутировали ногу.

— Меня привезли в первый пункт оказания помощи, там обкололи, я уснул, очнулся, а операцию уже сделали, я уже был в России, — говорит экс-заключенный.

На каком направлении «работал» его отряд, Денис не говорит, переживая за свою безопасность. За разглашение данных о проведении боевых действий и о том, что происходит в дивизии и внутри штурмовой роты, по словам бывшего заключенного, «арестовывают и увозят на аннуляцию».

— Вы знаете, что такое «аннуляция»? Расстреливают, вот что такое аннулирование. А потом «без вести пропавший» статус им делают, вот это как. В соседней роте парень рассказал на видео, как прошел штурм, и отправил его домой — после выяснения он был аннулирован. Аннуляция происходит за всё, даже за съемку на позиции, когда штурмуешь опорный пункт врага, — рассказал Денис. По его словам, подобная практика применялась и в отрядах ЧВК «Вагнер».

Расстрел проводят как с разрешения командования, так и без него, рассказывает бывший заключенный. На «заданиях» телефоны запрещены, перед каждым выходом бойцов «Шторма» проверяют. Сам Денис утверждает, что служащих российской армии «не аннулировал».