Как не влипнуть в историю

Можно ли спорить с учебником?

Спойлер: это выбор каждого, но это рискованно.

Что говорит учитель: Могу глубоко посочувствовать тем, кто придерживается антивоенной позиции и учится в школе, потому что это тяжело вдвойне. В любом споре, касается он предмета или не касается, ученик всегда находится в менее удачной позиции, чем учитель. Поэтому высказывать свое мнение открыто, — например, говорить, что в Украине идет война и там нет никаких нацистов, — по-моему, очень рискованно. Не буду говорить, что так делать никогда не нужно. Выбор, что говорить, — личный выбор каждого. Но это опасно, и вдвойне опасно, если ты школьник.

Что за это может быть?

Спойлер: всё, что угодно.

Что говорит учитель: Когда этот учебник попадет в школы, он станет частью учебной программы, и всё, что в нем написано, станет для школы совершенной истиной. То есть — тем законом, по которому можно сказать, правильно что-то говорит ученик или неправильно. Поэтому отрицать написанное в учебнике — значит подвергать себя риску. 

Все мы знаем про Алексея Москалева, на которого завели дело после того, как его дочь нарисовала антивоенный рисунок в школе. Поэтому нужно помнить, что неприятности могут быть не только у самих учеников, но и их у их родителей.

Как тогда быть?

Спойлер: не стесняться задавать вопросы (много вопросов!)

Что говорит учитель: Мне кажется, есть один способ действовать: пробовать задавать учителям вопросы. За вопросы ученика наказать не могут. И задача вопросов как раз в том, чтобы учитель на них ответил. Мы же в школу за тем и приходим, чтобы нам объяснили. И это то самое безопасное пространство свободы, в котором пока еще можно существовать.

Например. Когда в учебнике говорится что-нибудь вроде: «Украина — неонацистское государство», — можно задать вопрос: «А сколько людей в Украине считаются неонацистами и почему?»

Или в ответ на утверждение о том, что якобы «впервые в мировой истории в городах Украины располагаются военные, которые прикрываются мирными жителями как живым щитом», — можно задать вопрос: «А чем это отличается от Сталинградской битвы, где город лежал в руинах во времена Второй мировой войны?» Сталинград же тоже обстреливали, а советские войска находились в городе и вели там бои.

А точно всё получится?

Спойлер: не факт, но, кажется, задавать вопросы — это самое безопасное, что мы можем сделать.

Что говорит учитель: И взрослому человеку бывает сложно ставить правильные вопросы к фактам и мнениям. Наверняка это будет еще сложнее ученику. А еще всё это осложняется тем, что последним аргументом учителя может быть: «Так написано в учебнике. Поэтому это — правда, это записывайте в тетради, а на твой вопрос я отвечать не буду, он к теме не относится». И в силу того, что учитель на уроке обладает самым большим авторитетом, у ученика в этот момент все способы действовать закончатся. 

А как правильно задавать вопросы?

Спойлер: можно почитать диалоги Сократа, чтобы примерно понять логику.

Что говорит учитель: У меня не раз был такой диалог:
— Почему Мариуполь лежит в руинах?
— Его обстреливали.
— Кто его обстреливал?
— Российские войска.
— Там были мирные жители?
— Были.
— А это разве с обычаями ведения войны как-то сочетается?
И тут у оппонентов аргументы заканчиваются следующим:
— А Косово Соединенным Штатам, значит, можно было обстреливать ракетами?
Это пример того, что диалог перестал быть конструктивным: вы перепрыгнули с одной темы на другую. Важно, чтобы разговор не выливался в какие-то срачи и выяснения отношений, в переход на личности. Я бы на вопросы учителя вообще отвечал бы только вопросами, но это сложно.

К чему может привести такой диалог в школе?

Спойлер: может выясниться, что пропаганда не такая уж сильная.

Что говорит учитель: Даже когда взрослые спорят о войне, это очень часто не приводит ни к чему: сторонники войны остаются сторонниками, а противники — противниками. В школе, где учитель считается главным, а ученики — подчиненными, всё еще сложнее. Поэтому на уроках результатом таких вопрошаний может стать замешательство учителя. Станет видно, что вся эта картинка стройной пропаганды — не такая уж и непробиваемая.

Она была бы непробиваемой, если бы на каждый сложный вопрос ученика существовал четкий ответ. 

И класс просто увидит, что либо написанное в учебнике нелогично и неправда, либо что критика учебника в принципе возможна.

А что делать в письменных работах?

Спойлер: можно не писать о событиях как о фактах, а ссылаться на учебник.

Что говорит учитель: Всегда в ответах можно писать: «Согласно учебнику, это было так-то и так-то». То есть не описывать что-то как факт вопреки своей совести, а ссылаться на учебник. Потому что в конце концов вставать в позу и говорить: «Я не буду это записывать, это неправда», — значит ставить в очень опасное положение и себя, и родителей, которых могут вызвать.

А если ссылаться на независимые СМИ?

Спойлер: только если тщательно выбрать источники — важно, чтобы они не были запрещены в России.

Что говорит учитель: У нас же на уровне государства транслируется позиция, что есть «достоверные источники информации», а есть «фейковые источники информации». И якобы «фейковые» источники информации — это, по сути, всё, что является независимыми источниками, которые в большинстве своем объявлены «иноагентами» и на территории России запрещены. То есть если мы в школе, в государственном учреждении, начинаем ссылаться, например, на ролики «Медузы», то у учителя всегда есть возможность сказать, что это фейк, а «Медуза» — враги России. Если мы говорим о Навальном — всегда можно сказать: «Он вообще экстремист и террорист». То есть помнить, что существует несколько разных источников, — хорошее дело с точки зрения здравого смысла, но это противоречит позиции государства. Поэтому навредить ученику, когда он говорит подобные вещи, для школы очень легко.

А что еще можно сделать?

Спойлер: попробовать обратиться в школу с требованием не аттестовывать тебя по теме «спецоперации».

Что говорит учитель: Вообще, содержание последних глав учебника, — про XXI век, — это не история: мы свидетели этих событий, они еще не стали историческими. Историческими, если преувеличивать, они станут, когда все свидетели умрут. Поэтому тут тоже можно было бы поспорить со школой: родители могли бы обратиться в школу с просьбой не аттестовывать ребенка по этой теме как минимум на школьном уровне (речь не про ЕГЭ), — потому что тема не историческая по определению.

Я бы еще понял, если бы всё это проходили на обществознании. Но это не то, что должно изучаться на уроках истории в школе. Школа, конечно, может ответить: «У нас учебник соответствует общегосударственным федеральным стандартам, не нравится — жалуйтесь в Министерство просвещения». Но попробовать всегда можно.