На смерть Пушкина

Если белорусу в игре в ассоциации сказать «Пушкин», он немедленно ответит: «Тачка с говном». Это был самый знаменитый перформанс авторства художника Алеся Пушкина. По паспорту он, конечно, был Александр. Александр Пушкин, по-белорусски — Алесь.

Пушкин умер прошлой ночью в реанимации гродненской больницы, куда его привезли из тюрьмы. Сидеть ему оставалось еще почти три года. Два он уже отсидел. Впрочем, теперь-то какая разница, сколько оставалось сидеть? Уже не отсидит. И не выйдет никогда. Алесь — третий белорусский политзаключенный, который не дожил до освобождения. В мае 2021 года в могилевской тюрьме умер Витольд Ашурак, в мае нынешнего года в витебской колонии не стало Николая Климовича. Теперь — Пушкин.

В Беларуси Пушкина знали практически все, задолго до его последнего ареста. Тот самый знаменитый перформанс с тачкой, который сделал его из известного знаменитым, состоялся в пятилетнюю годовщину первых президентских выборов. 21 июля 1999 года Алесь Пушкин прикатил к резиденции Лукашенко тачку с навозом, вывалил содержимое на землю, сверху бросил его портрет с надписью «За пятилетний плодотворный труд» — и воткнул в эту инсталляцию вилы. Акция называлась «Гной для прэзідэнта» («удобрение для президента»). За этот перформанс он получил два года условно.

А первый раз художника Пушкина арестовали в 1988 году. Тогда он участвовал в подготовке первого несанкционированного марша в Куропаты, на место массовых расстрелов 1937 года под Минском. Кроме Пушкина, в организации того марша участвовал и теперешний нобелевский лауреат Алесь Беляцкий (тогда — молодой сотрудник Академии наук).

В 1989 году 25 марта, в День Воли, который стал отмечаться белорусами лишь несколько лет спустя, Алесь Пушкин вышел на улицу с плакатами, посвященными 71-й годовщине образования БНР (Белорусской народной республики, просуществовавшей несколько месяцев, — кроме Пушкина, в то время мало кто вообще знал об этой части белорусской истории); вместе с ним шли его друзья. По главному проспекту Минска — тогда еще Ленинскому — сотня знакомых Алеся Пушкина с белыми шариками и бумажным аистом прошли до первой милицейской цепочки. Задержаны были 35 человек. Пушкина приговорили к двум годам условно.

Он жил в родной деревне Бобр Крупского района (кстати, ту тачку с навозом он прямо из Бобра в Минск и привез). Работал на реставрации церквей и замков. В родном Бобре на одной из фресок Пушкин в девяностые изобразил в роли грешников Александра Лукашенко и тогдашнего белорусского экзарха Филарета в окружении омоновцев. А в 2011 году церковь сгорела.

Перед выборами 2006 и 2010 годов Алеся Пушкина на всякий случай «закрывали» на 10–15 суток административного ареста, чтобы какой-нибудь очередной перформанс с тачкой не устроил. Он выходил — и снова реставрировал, расписывал, придумывал, писал картины. Шансов уцелеть после протестов 2020 года у Пушкина, как и у всякой заметной личности в Беларуси, не было.

Пушкина, как этого можно было ожидать, арестовали за картину. На выставке в частной галерее Гродно в начале весны 2021 года появилась картина Пушкина — портрет Евгения Жихаря, который после войны создал в лесах Беларуси партизанский отряд, уничтожавший чекистов и партийных деятелей. Уголовное дело по статье «оправдание нацизма» (статья 130, часть 3 УК Беларуси) было возбуждено гродненской прокуратурой 26 марта 2021 года. В ночь на 27 марта в доме Пушкина прошел обыск. Сам Алесь в это время был в Киеве, где выставлялись его картины. Мог не возвращаться. Но вернулся и был арестован 30 марта.

Суд по делу Пушкина продержался открытым только полдня. Сначала он во время «установочного» судейского опроса из серии «состоял-привлекался-участвовал» ответил на вопрос об участии в боевых действиях: «Я был советским оккупантом с 1984 по 1986 год в Республике Афганистан в составе 181 полка вертолетной эскадрильи». Потом он лег на скамью и отказался вставать. В общем, начал обычный пушкинский перформанс. И процесс сделали закрытым. Приговор — пять лет строгого режима.

В исправительной колонии №22 Пушкин пробыл семь месяцев, затем был переведен на тюремный режим в «крытку», в ту самую гродненскую тюрьму, из которой его привезли в реанимацию городской больницы, где он и умер. Жена Пушкина Янина написала в своем Фейсбуке: «Умер при невыясненных обстоятельствах». Не знаю, сколько еще времени пройдет, прежде чем невыясненные обстоятельства станут выясненными, и когда сквозь щели каменных тюремных стен выползут первые свидетельства того, что произошло с художником. 

Алесь говорил по-белорусски всегда. Он по-другому не умеет. Он не билингва, в отличие от большинства белорусов. Он другого языка, кроме белорусского, не знает. Раньше, конечно, знал. Но русский язык давно ушел в пассив. Алесь сорок лет обходился без него. И даже добился через отдел образования Крупского района отдельного приказа, позволяющего его детям в русскоязычной школе учиться по-белорусски. А в тюрьме, как оказалось, белорусский язык считается вызовом системе похлеще голодовки или открытого протеста. Вертухаи только одно слово произносят по-белорусски. Это слово «смецце» — мусор.

Футболист и спортивный журналист Александр Ивулин сидел в той же колонии, что и Пушкин. В своем инстаграме он процитировал обычную реакцию вертухаев на слова Алеся Пушкина. Что бы тот ни сказал, сотрудники администрации говорили: «А теперь давайте еще раз, но на нормальном языке. На этом языке я вас не понимаю». И Алесь пытался, мучительно подбирал слова на русском, но и это не помогло: злостным нарушителем его объявили уже через несколько дней после карантина и распределения в отряд. По словам Ивулина, в колонии начальство встретило приехавшего с этапом Пушкина словами: «Говно любишь? Ты у меня пять лет его тачками будешь возить!»

Старшая дочь Пушкина Дарья еще в 2010 году перевела на белорусский язык «В последнюю осень» Юрия Шевчука. Перевод получился замечательный. Вот цитата:

Зыходзяць ў апошнюю восень паэты,
І іх не вярнуць — пазачынены дзьверы.
Засталіся дажджы, схаладнелае лета,
Засталася любоў зь неўміручаю верай.

Поэты уходят в последнюю осень, а художники — в последнее лето. Оно, это последнее лето, заканчивается в сырой камере, в которой нечем дышать в любое время года. Если повезет — успеют довезти до реанимации, и будет перед смертью проезд по городу, последние звуки живых улиц, лица гражданских врачей и, может, даже человеческие слова. Если не повезет — найдут утром на полу. Пушкину, выходит, повезло.

И у нас когда-нибудь будет улица Пушкина.