Сюжеты · Общество

«Они сдохнут, а ты останешься»

Кто такая Женя Беркович, которую обвиняют в оправдании терроризма

Зинаида Парамонова, специально для «Новой газеты Европа»

Евгения Беркович на судебном заседании в Москве, Россия, 5 мая 2023 года. Фото: REUTERS

Кот Муратов как звезда ее инстаграма, рецепты сырников и пирогов, переводы, сценарии, спектакли, сборы средств для благотворительных фондов, «Крошка-картошка», которую она выбирает вместо ресторана Новикова, в эмиграцию в случае чего уедет не в Берлин, а в деревню Афонькино в Тюмени. На пике карьеры стать приемной матерью сразу двух очень непростых девочек-подростков, переживших возвраты и предательства, — это она. Спокойно писать, как справилась с алкогольной зависимостью, — тоже она. Публиковать бьющие до дрожи антивоенные стихи с неподдельным состраданием к Украине, оставаясь при этом в России, — и это опять она. 

Знакомьтесь, Женя Беркович, 38 лет. Феминистка, режиссерка, мама, человек, про которого режиссер Кирилл Серебренников говорит, что это лучшая его ученица. Сегодня ей грозит до семи лет по обвинению в «оправдании терроризма» за спектакль «Финист Ясный Сокол». Недавно «Новая газета Европа» рассказывала о профессиональном пути экспертов, из-за которых Беркович и драматурга Светлану Петрийчук поместили в СИЗО.

Сегодня мы представляем портрет самой Евгении, слишком независимой и слишком нестандартной для киношной и театральной среды. Человека, который говорит про себя, что больше всего в жизни боится бояться. 

Детство

Евгения Беркович родилась в Ленинграде 29 апреля 1985 года в семье поэта и прозаика Бориса Берковича и филолога и журналистки Елены Эфрос. Прадед по отцу — политработник в рядах РККА Лев Майзелис — в 1938 году был приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу по обвинению «в участии в военном заговоре». Приговор приведен в исполнение в тот же день, посмертно реабилитирован был той же Военной коллегией Верховного суда в год развенчания культа личности Сталина — в 1956-м. Дочь Льва Майзелиса Галина, учитель русского и литературы, много вложила в Женю и ее старшую сестру Марию.

Женя Беркович. Фото: Facebook

Другая их бабушка по матери Нина Катерли — писательница, публицистка и правозащитница. В свое время ее вызывали на допросы в КГБ за переправленные на Запад произведения. Ее дочь Елена Эфрос, мама Жени известна тем, что придумала и ведет проект «Сказки для политических заключенных», когда все желающие и неравнодушные пару раз в неделю пишут сказки и посылают их в СИЗО тем, кто сидит за свои убеждения, какими бы они ни были. 

«Моя семья, — рассказывала в одном из интервью Евгения, — состоит из журналистов, правозащитников, писателей, учителей, диссидентов.

Я состою из этого, мы выросли из книжек, в восемь лет нам показали «Обыкновенный фашизм». Мы знали, что Владислав Листьев и Светлана Сорокина хорошие, а Невзоров нам не очень нравился.

Мое обостренное чувство справедливости — в больши-и-их кавычках — связано с раннесоветской детской и подростковой литературой: «Дорога уходит в даль…», «Два капитана». <…> Это как гендер. Часть моей идентичности, которая не то чтобы главная, но неотменяемая. Так же как мой маленький рост. Это специфическое советское еврейство. 

И ленинградство, и еврейство как опыт отвержения меньшинства, необходимости принимать решения. У меня есть два маленьких носатых еврейских дедушки — я очень во многом из них. Один остался тихим инженером и 40 лет в своем НИИ работал. Человек кристальной честности и порядочности, но выбравший тихую маленькую жизнь. Не в смысле «не высовываться», а в смысле «сохранять себя, не мараться».

И второй дедушка, которого гнобили, — он вступил в партию, сделал карьеру научную, объездил весь мир, при этом все, какие можно, диссиденты, иностранцы тусили у него дома, очень многим помогал. Это два разных типа и советской интеллигенции, и еврейской в том числе. Это вопрос выбора способа выживания. 

Я замечаю в себе некоторый навык отличать меньшинство, дискриминацию».

Детство Беркович тоже прошло в Питере. Вместе с сестрой Марией она занималась в Театре юношеского творчества. По словам родных, именно там у Жени появился интерес и способности к режиссуре. И именно там Беркович поставит свои первые спектакли — с подростками. 

Родители развелись, когда они с сестрой еще были маленькими. Отец эмигрировал в Израиль и женился второй раз. В силу консервативности отца во многих вещах, отмечала Беркович впоследствии, отношения с ним складывались непросто, но они понимают друг друга и могут обсуждать любые вещи — «от Бориса Гребенщикова до ленинградской улицы».

В 2007 году Беркович окончила Санкт-Петербургскую академию театрального искусства по специальности «театровед-менеджер», еще год после окончания продолжала работать в Театре юношеского творчества в качестве режиссера-педагога, а потом поехала в Москву.

Женя Беркович на премии «Сделано в России» проекта Сноб. Фото: Дима Смирнов, «Дочери СОСО»

Москва

В столице Беркович оказалась в 2008 году. Она пыталась поступать в Школу-студию МХАТ на режиссерский факультет. Ей было 23. Она провалилась. Видимо, судьба. Приехала на следующий год. В тот год курс набирал Кирилл Серебренников. И она поступила. 

Во время учебы вместе с режиссерами Ильёй Шагаловым, Максимом Мышанским и Александром Созоновым Евгения участвовала в работе над поэтическим перформансом «Красная ветка [Поэзия мегаполиса]», показанным в Центре современного искусства «Винзавод».

«Мастер мой, — вспоминала она в другом интервью, — Кирилл Серебренников, нас пи… Как это сказать? Сильно ругал, если кто-то из нас говорил: «У меня артист плохо сыграл, у меня артисты — такие говнюки». Если артисты плохо сыграли, значит, ты плохо с ними поработал. А если артист прямо вообще профнепригодный, значит, ты плохо его прикрыл, не придумал способ, как у тебя дуб-дерево будет выглядеть хорошо, — не задымил, не подсветил».

Дипломной работой Беркович в МХТ стал спектакль «Жаворонок» по одноименной пьесе Жана Ануя, где суд над Жанной д’Арк становится метафорой отечественного правосудия. Спустя 11 лет, когда Беркович окажется в СИЗО за другой свой спектакль, ее бывший педагог Серебренников напишет ей открытое письмо, в котором впервые признается: 

«Всегда хотел сказать, как я люблю тебя, но напускная строгость «мастера курса» не позволяла. Ты — любимая моя ученица. Самая талантливая, самая умная, самая свободная. Ты чудесная. Лучшая. Уникальная. Любимая. Прости, что учил тебя не врать и не бояться, учил честному театру, учил «говорить» и «быть». Прости, что учил вас не быть ссыкливыми блядями, а быть художниками. <…> Говорить тебе «Держись, Женя» я не буду. Ты будешь держаться, я знаю, ты сильная. Тебе надо пройти через ад, а потом будет легко. Помнишь ту пьесу «Жаворонок» Ануя, которой ты дебютировала в МХТ? Вот всё так и есть — сначала больно, очень больно, а потом — легче. Вера в то, что ты права и ни в чем не виновата, спасает в самом кромешном аду. И помни — пиздец рано или поздно кончится. Ты — Звезда. Ты — Свет. Ты — Любовь. Они, твари, сдохнут в забвении, а ты останешься».

В год выпуска из МХТ Беркович представила на «Винзаводе» российскую премьеру оперы Сергея Невского Autland, основанную на текстах и стихах аутистов. Критика восприняла ее неоднозначно, как и последующую работу — спектакль «Человек, который не работал. Суд над Иосифом Бродским», основу которого составили стихи Бродского и сделанная журналисткой Фридой Вигдоровой запись судебного процесса над ним. Критика называла первые шаги Беркович в режиссуре несколько наивными и драматургически натянутыми. Впрочем, она всё равно вызывала интерес. 

Потом была «Русская красавица» по одноименному роману Виктора Ерофеева, поставленная 28-летней Беркович уже в «Гоголь-центре». Ставила она и в родном Питере, на Новой сцене Александринки. В частности, известность получил спектакль «Солнечная линия» по одноименной пьесе Ивана Вырыпаева. 

О Беркович постепенно узнавали в широких кругах. Далее последовало сотрудничество не только с «Гоголь-центром», возглавляемым тогда ее бывшим мастером Серебренниковым, но и с Большим театром, Московским театром юного зрителя, Пермским академическим театром, Красноярским театром юного зрителя, Екатеринбургским театром драмы, «Мастерской Дмитрия Брусникина» и другими. 

Режиссерка и свобода

«Ну да, я феминистка. Это осознанная, мотивированная позиция, которая хорошо подкрепляется тем, что я не настолько серьезно к себе отношусь, чтобы страшно запариваться. Я, в конце концов, женского пола. Но есть масса обстоятельств, когда я на этом не настаиваю. Если, например, общаюсь с людьми старшего поколения, с которыми мне важно заниматься делом, а не доводить их до приступа. Это важный вопрос, но мне не кажется, что он каждый раз требует кровавой бойни. Я вправе называть себя так, как хочу, — моя личная дурь, от которой точно никому не плохо».

Так она объясняла журналистам свою приверженность феминитивам. 

Еще Беркович не раз говорила, что не приемлет для себя быть приглашенной режиссеркой в государственном репертуарном театре. Она вообще считает репертуарные театры наследием Советского Союза: «Построили гробы, прописку ввели, сделали колхозы — государственные репертуарные театры. Золотое, великое время МХТ Станиславского с большой натяжкой длилось 20 лет. Всё остальное время это потихонечку превращалось в гроб, мавзолей, смерть. <…> Очень много инерции и бессмысленности. Много выученной беспомощности, потому что никто ни на что не влияет, никто ни от чего не зависит: продались билеты или не продались — в целом театру более-менее по барабану. Никто не может никого выбирать, никто не может ничего решать, все в подчинении, включая худрука, который находится в подчинении департамента — у него свои директора, у которых своя цензура, ограничения. Очень рабская история. <…> Мое совершенное счастье, что можно жить и работать в своем режиме. Если я понимаю, что нужно несколько месяцев, чтобы актрисы вышли на новый вокальный уровень, мы изворачиваемся с директором Шурой, находим договоренности. Если мы поймем, что не готовы, можем еще три месяца хреначить. Мы сами себе хозяева, у нас нет репертуарного плана. Свобода во всех смыслах слова».

Сцена из спектакля «Считалка» на сцене пространства «Внутри». Фото: «Дочери СОСО»

Осенью 2018 года Евгения Беркович создала независимый театральный проект «Дочери СОСО», который никогда не получал и не получает постоянного государственного финансирования, существует в основном на гранты частных фондов, например, фонда Михаила Прохорова. Название «Дочери СОСО», как она признавалась, Беркович с коллегами придумала «от балды». В тот момент она ставила пьесу «Считалка» писательницы Тамты Мелашвили о жизни детей на фоне грузино-абхазского конфликта в начале 90-х и разучивала с коллективом грузинские песни. 

«Считалка» в итоге получила высокую оценку критиков и зрителей, вошла в лонг-лист Национальной театральной премии «Золотая маска» как один из самых заметных спектаклей сезона 2018/2019.

Книга Ольги Раницкой. Фото: Музей истории ГУЛАГа

Следом Беркович поставила эскиз спектакля «Метео-чёртик» по графическому роману заключенной ГУЛАГа Ольги Раницкой и материалам журналистского расследования обозревателя «Новой газеты» Зои Ерошок. Эскиз был создан на площадке Музея истории ГУЛАГа в рамках театральной лаборатории, куда позвали Беркович.

«От таких тем я не умею отказываться, — говорила она про спектакль в интервью Maskbook — интернет-ресурсу фестиваля «Золотая маска». — Там совершенно невероятный материал мне дали. 

Это, по сути, комикс, который нарисовала женщина, сидевшая в ГУЛАГе много лет.

В течение двух лет она рисовала комикс, в котором персонажем был чёртик. Комикс про выдуманное существо, которое живет в лагере. Это такие маленькие картиночки с маленькими двустишиями — стихотворными смешными подписями о том, что там с ним происходит. Такая его жизнь: как он шубу потерял и чуть не замерз, как его на лесоповал отправили. И это единственный в мире такой артефакт. Даже дневников нет, потому что расстреливали сразу. А она умудрилась, рисовала это для своего подростка-сына, который остался на воле. Он же не выдержал постоянных издевательств, что у него мать сидит, и повесился: он никогда не видел ни маму, ни эту книжку. Я просто не могла сказать, что я не буду это делать. Однако пока непонятно, как с ним работать в театре…».

А в 2020 году «Дочери СОСО» представили тот самый спектакль, на который активисты прокремлевского Национально-освободительного движения (НОД) написали донос, в результате чего Евгения Беркович и сценарист Светлана Петрийчук через три года окажутся в СИЗО по обвинению в «оправдании терроризма».

Тот самый спектакль

В пьесе «Финист Ясный Сокол», основанной на документах и судебных приговорах, рассказываются истории женщин, которые вышли замуж за представителей радикального ислама и переехали в Сирию. Вот что Евгения Беркович говорила в различных СМИ как на этапе создания спектакля, так и после премьеры: 

«Я, при всём моем имидже страшно социально заряженного человека, реагирую всё же на художественный материал, а не на темы. И надо сказать, что у меня сейчас есть одна пьеса: она очень, очень, очень остросоциальная. Но она такая классная! Художественная, современная пьеса, российская. Это очень интересное соединение абсолютно документального материала с совершенно драматургическими, очень странными, очень точными именно художественными приемами. Это история о современных российских девушках, с которыми знакомятся в сети исламские фундаменталисты-террористы, они уезжают туда невестами, и, в общем, известно, чем это дело заканчивается. Кого-то ловят по дороге, кто-то успевает уехать. Пьеса такая поэтическая, такая красивая! Но при этом она очень жесткая, очень страшная. Вот я сейчас внутренне вокруг нее хожу».

«Мы сделали документальные монологи оказавшихся в этой ситуации. Смотрели много интервью, искали реальных героинь, что-то придумалось абсолютно из головы. И они поют, и они говорят, и они играют этот суд, играют в эти инструкции: как носить платок, как печь халяльный торт…»

Сцена из спектакля «Финист Ясный Сокол» на сцене пространства «Внутри». Фото: Facebook

«Это очень красивая история про то, что если людей не любить, не поддерживать и обижать, то всем жопа и хана. Например, эти люди начинают выходить замуж по скайпу за представителей радикального ислама и уезжать в Сирию. Приходите, поговорим о любви и смерти».

«Это попытка неочевидным способом найти неочевидный ответ. Почему это плохо — нет вопроса. Мы уже довольно долго репетировали к моменту, когда девчонки [актрисы] сказали: «Блин, мы всё равно не понимаем…» Я сказала: «Так, копаем дальше. Давайте просто разговаривать — каждый от своей героини». Мы четыре часа сидели, как такой клуб анонимных кого-нибудь. Как психотерапия. Женщины собрались и обсуждают, что каждая из них собирается поехать [в Сирию]. <…> Что это плохо — понятно. Мы искали, почему в этой точке оказались абсолютно разные люди. А их там сотни и тысячи, этих приговоров. Такой же спектакль можно было бы сделать про мужчин, которые едут в этот же ИГИЛ (организация, запрещенная в РФ.Прим. ред.) или на Донбасс. Мне было бы интересно, наверное, попробовать в этом поразбираться. Большую часть жизни я себя представляла человеком, который скорее уехал воевать на Донбасс, чем замужем и «за стеной». Сейчас уже ни то и ни другое. Все знают про Варвару Караулову (студентка, несколько лет назад осужденная за попытку уехать на территорию ИГИЛ). А когда начинаешь копаться, оказывается, что это общечеловеческие вещи, так близко к нам, внутри сидит у каждого, что это, факинг, про нас».

— Ты бы хотела, чтобы девушки, которые сейчас собираются в ИГИЛ, посмотрели этот спектакль? Думала о том, что твой спектакль поможет им отказаться от этой затеи? — спрашивал Беркович корреспондент издания «Такие дела» Алексей Полихович.

— Надеюсь, что кто-то, посмотрев спектакль, в какой-то жизненной ситуации на полпроцента с меньшей вероятностью уйдет в тоталитарную секту. Потому что это одно и то же», — отвечала Беркович.

«Финист Ясный Сокол» стал одним из самых обсуждаемых спектаклей в 2020–2021 годах. Он был награжден дипломом Ассоциации театральных критиков, стал победителем премии «Сделано в России» проекта «Сноб» и лауреатом Национальной театральной премии «Золотая маска» в двух номинациях: «Драма / Работа художника по костюмам» и «Драма / Работа драматурга». 

Мама 

На момент ареста Женя Беркович пятый год была мамой. Двух приемных детей-подростков. Она вообще-то была чайлдфри. Но так получилось.

Несколько лет Беркович работала художественным руководителем фестиваля для подростков из детдомов «Я не один», который помогал им выйти за пределы закрытого образа жизни и реализовать себя в творчестве. Подростки изучали сценическую речь, движение, танец, вокал и ставили спектакли. Проект в том числе давал шанс участникам найти родителей или опекунов. В итоге пятеро подростков попали в семьи. Сама Беркович познакомилась с маленькой девочкой Кирой, которая, по словам Жени, «совершенно попала ей в сердце». Она понимала, что рано или поздно станет приемной мамой, но только не в ближайшее время.

Беркович и ее коллеги решили поискать Кире семью. Нашлась мама, которая ее взяла, в этой семье еще была девочка Аня, тоже приемная. Однако буквально через несколько месяцев приемная мама сильно заболела. Девочек вернули в приют. Узнав об этом, Беркович решила срочно оформить временную опеку, чтобы их оттуда вынуть. А потом стало понятно, что женщина-опекун уже не выздоровеет. И Беркович забрала себе детей окончательно.

Женя Беркович с дочерьми Кирой и Аней. Фото: Instagram 

Ей было 34 года. И ей было страшно. Первый год дети проверяли, насколько у нее хватит терпения: бросит, не бросит, побьет, предаст, сломается. Потом она поняла, что так они справлялись со страхом в очередной раз потерять взрослого, в них уже начала расти привязанность. Беркович признавалась, что орала на них как резаная. Один раз даже шлепнула по попе. Потом долго извинялась. В общем, делала все ошибки, которые только можно делать родителям. Пыталась всё сразу в них впихнуть: книги, английский, хорошие манеры. Второй год был полегче. Беркович забила на многое, чтобы не сойти с ума. «Да, ежесекундно мне хочется выйти в окно или убиться кошкой, — говорила она в интервью Анне Монгайт (признана властями РФ иностранным агентом.Прим. ред.) в программе «Женщины сверху». — Но это лучшее решение моей жизни. Я стала взрослой».

В других интервью также делилась: «Абсолютное ощущение, что мне до 34 лет было всё время 14, потом сразу стало 34. Это принудительный экзистенциальный опыт. Ты вынужден меняться со страшной скоростью в невероятных направлениях. Я перестала бухать. Потому что это могло очень плохо закончиться: невозможно совмещать никакую зависимость, даже в лайтовом богемном виде, потому что ты должен быть не просто взрослый, а супергипервзрослый во всех смыслах».

В 2022 году Беркович вышла замуж за коллегу по театру «Дочери СОСО» и удочерила девочек. В инстаграме она тогда написала: 

«Денег от государства не будет, квартиру не дадут, зато они мои, мои, мои, я стала мамой. Мама лучше, чем квартира.

Даже такая бестолковая! Про политические основания этого решения я писать не буду. Но если со мной что, то они мои, мои, никто не заберет».

Сейчас старшая Аня (ей уже 18 лет) и несовершеннолетняя Кира остаются с мужем Беркович.

Гражданин 

«Мне довольно всё равно, какой ширины тротуар, если я могу пройти по нему с теми, с кем я хочу, и громко заявить то, что я хочу заявить, — говорила она в 2020 году в интервью изданию «Москвич Mag». — Не нравятся омоновцы с дубинками, разгоняющие свободные собрания людей, сгоняющие нас с этого тротуара. 

Мне не нравится то, что в Москве мы живем рядом с миллионами, а может быть, десятком миллионов совершенно бесправных людей, мигрантов. И делаем вид, что этой подводной части айсберга в нашей жизни нет». 

«Всё время себя страшно ругаю — каждый день в метро вижу, как менты шмонают очередного человека южной национальности. Это чистый фашизм, это чудовищно.

<…>

Зачем ты выходишь на пикеты, ведь это ничего не изменит? Мы не знаем, что что изменит. Ну правда. Всё влияет на всё» (из интервью порталу «Такие дела»).

В день начала войны с Украиной 24 февраля 2022 года Евгения Беркович еще днем вышла на антивоенный пикет и была на несколько часов задержана. Она первой из театрального цеха открыто заявила о том, что против этой войны. И на своей странице в фейсбуке весь год регулярно публиковала свои антивоенные стихи. При этом сознательно оставалась в России. Шутила, что в случае чего вместо Берлина уедет в деревню Афонькино в Тюменской области — там «ложкари из ансамбля «Сибирские удальцы», от которых хочется плясать в партере».

Осенью 2022 года вместе с проектом «Первый отдел» (команда юристов и адвокатов, специализирующихся на защите граждан по делам о госизмене), «ОВД-Инфо» (признан российскими властями иностранным агентом) и Московской Хельсинкской группой (недавно ликвидирована российскими властями) Беркович проводила аукцион в пользу тех, кого преследуют по «цензурным» статьям — «о дискредитации действий российской армии» и «распространении фейков» о ней. Собрали 3 млн. 

Еще она помогала со сбором средств то в поддержку Фонда помощи беженцам «Дом с маяком», то для организации «Дети наши» Светланы Строгановой (для детей из российских приютов), то для проекта помощи бездомным «Ночлежка». Представители всех этих НКО пришли 6 мая к зданию Замоскворецкого суда Москвы, когда избиралась мера пресечения Беркович и Петрийчук. Многие из руководителей организаций выступили за Женю поручителями. 

Кот Муратов. Фото: Instagram 

Кот Муратов и «Правильная Российская Оппозиция»

Осенью 2022 года в семье Беркович появился большой девятикилограммовый зеленоглазый кот породы мейн-кун. Его кто-то выкинул на улицу. Подруга Жени подобрала, выходила и предложила Беркович, у которой к тому моменту помимо двух сложных подростков была кошка Чипа. Беркович кота взяла и назвала его Муратов — в честь главного редактора «Новой газеты» и нобелевского лауреата.

Муратов (который кот) спал мордой на клавиатуре, когда она писала сценарии, и требовал его гладить. Муратов слушал, как она отчитывает детей. Муратов охотился на блины и цветы на столе. Иногда, когда дети не следили, Муратов убегал из квартиры, если открывалась входная дверь. И тогда Беркович шла за ним на верхние этажи и несла девятикилограммовое и ругающееся чудо обратно домой. 

А еще Муратов позволял ей себя фотографировать для рекламы спектаклей.

Сцена из спектакля «Синяя рисовая собака». Фото: Фото: «Дочери СОСО»

А последние спектакли были такие. Например, «Синяя рисовая собака», в которой актрисы читали стихи, написанные русскоязычными поэтами Юлием Гуголевым, Верой Полозковой, Алей Хайтлиной, Вадимом Жуком за первое полугодие 2022 года. Спектакль о том, что изменилось в мире, в жизни отдельных людей, детей, игрушек, собак, и что никогда не будет прежним. 

Еще одна из последних работ Беркович — спектакль по ее же пьесе «Наше сокровище», тоже отчасти посвященный войне. Рождественская притча с ангелами, вифлеемскими ментами, говорящими животными, любящими матерями и царем Иродом, который велел убивать всех младенцев. 

Также Беркович успела поставить по приглашению драмкружка, работающего в Доме культуры «ГЭС-2», инклюзивный спектакль «Муму» с участием глухих артистов. 

Буквально за день до своего задержания по уголовному делу об «оправдании терроризма» Евгения Беркович удалила свою страницу в фейсбуке. «Получила люлей от Правильной Российской Оппозиции и немножко устала. Если коротко», — объясняла она подписчикам в инстаграме.

В тот момент в фейсбуке началась настоящая травля из-за ее поста об усыновлении украинских детей. 

Беркович написала, что готова, если что, взять опеку над вывезенными из Донбасса детьми, чтобы помочь им и позднее вернуть их в Украину.

В спор с Беркович вступила проживающая в Венеции писательница и художница Екатерина Марголис. Последняя известна своим железным убеждением в том, что граждане РФ, выступающие против войны, должны помогать Вооруженным силам Украины, а не «формально» сочувствовать Украине. Степень и размер сочувствия определяет она, Марголис, сидя в Венеции. Зная при этом, что любая помощь ВСУ, включая финансовую, для россиян сегодня заканчивается тюрьмой по статье о «госизмене», по которой с недавних пор власти увеличили срок наказания вплоть до пожизненного. Конкретно Евгении Беркович, помимо обвинений в аморальности и незаконности такого усыновления, Марголис вдобавок ставила в вину, что ее, Беркович, «роль и так в собственных усыновительских историях тоже более чем сомнительная». Конкретики и каких-либо подтверждений Марголис, впрочем, не привела. Но после этого на страницу Беркович нахлынули другие подобные Марголис негодующие сограждане. И Евгения удалила страницу.

Многие наблюдатели сочли атаки в соцсетях на режиссерку предвестником будущего визита силовиков к ней, хоть и донос на спектакль «Финист Ясный Сокол» активисты НОД написали еще за два года до этого. Но силовики почему-то дали бумаге ход только сейчас, когда Женя обмолвилась про детей, которых хотела помочь вывезти в Украину.

Данил Иванович, собака Жени Беркович. Фото: Instagram 

P.S.

«Я (Я! Убежденная чайлдфри!) ловлю себя на том, что хочется с ними со всеми побыть. Всё время маленькая такая фоновая мысль: а кто знает, сколько нам вместе быть? И нет, это я не притягиваю негатив и вся эта лабуда. Просто раньше так не ощущалась хрупкость человеческой свободы и жизни. И собаческой», — за девять месяцев до задержания Женя Беркович опубликовала фотографию спящих вместе младшей дочки Киры и старого пуделя по кличке Данил Иванович. Пес не застанет ее задержания, скончается через месяц после этого поста.