«Прабабушка шепчет на ухо: “Хватай детей и беги!”»

Старый разговор

Про травму поколений — в том числе, полученную во время войн — Людмила Петрановская впервые написала в своем LiveJournal в 2010 году, накануне празднования в стране 9 мая. К тому моменту, призналась психолог, она уже несколько лет думала о войне как о травме.

«Пережитая травма рушит образ мира, разрывает эмоциональные связи, вносит в жизнь хаос и чувство беззащитности перед силами судьбы. Весь этот болезненный опыт надо пережить, осознать, упаковать, чтобы можно было выстроить новый образ мира и жить дальше. Это большая душевная работа, порой занимающая годы. Чем больше «масштаб поражения», тем дольше длится реабилитация», — писала Петрановская.

Она рассказала, как поколение, ставшее свидетелем войны 1941-1945 годов, последовательно переживало травму. Не только оно, но их дети и внуки — через отношения родителей с детьми и отношения привязанности: как травма замалчивалась в первые 20 лет — когда формировалось представление истории как череды побед; как «прорвало» общество в конце 60-х-начале 70-х; как рожденные в 80-е и 90-е, впитали память о войне, о которой знали только понаслышке, и как они проживают эту травму до сих пор.

Новая травма

Разговор про новую травму, неизбежно возникшую после 24 февраля 2022 года, Петрановская не случайно начала с упоминания травмы старой, еще неотболевшей.

Новая теперь наслаивается на нее, по всем канонам психологии.

По словам Петрановской, до момента, когда люди становятся способны говорить о событиях как о травме, обычно проходит примерно 20 лет — период смены одного поколения.

Травма формирует психологический портрет поколения — как отражение некоего способа жить и строить отношения в определенных условиях. Обычно этот портрет должен размываться к четвертому поколению, когда в разных семьях все складывается уже по-разному и нет никакого «типичного». Но не всегда получается вот так, «по-разному».

Для большей наглядности влияния травмы на судьбы людей Петрановская предлагает использовать метафору луга с разнотравьем, где есть лютики, васильки и ромашки. 

Пройдет достаточно много времени, прежде чем разнотравье снова зацветет и на лугу восстановится разнообразие. Но если луг косить регулярно, некоторые его уязвимые виды могут погибнуть навсегда — вместо многообразия останется типичный, усредненный росток. Психологический портрет поколения.

Однако в норме, говорит Петрановская, вообще не должно быть никакого усредненного портрета поколения — должны быть абсолютно разные люди и их абсолютно разные судьбы.

Но поколение, живущее во время войн, неизбежно приобретает черты, отличающие его от поколений, живущих в другие времена. И каждая семья при этом вырабатывает собственные стратегии выживания в военное время.

Голоса предков: опыт семьи Петрановской

Сейчас, когда люди снова вынуждены принимать непростые решения — что делать с семьей, детьми, котами, деньгами, имуществом — становится важным то, как когда-то в схожих ситуациях принимали решения наши предки.

«Без налета какой-либо мистики и проклятий, — поясняет Петрановская. — Но за решениями людей всегда стоят обстоятельства, в которых они приняты. История семьи и предков — в их числе».

Петрановская призывает проанализировать свою семейную историю — по возможности, расспросить живых близких — и проследить ее влияние на свои решения в кризисных ситуациях. Как они выживали — бежали или оставались, приспосабливались или протестовали, присоединялись к большинству или были в меньшинстве?

Для иллюстрации того, как это работает, Петрановская приводит несколько фактов из своей биографии.

Ее дедушка был аспирантом и с большим успехом изучал механику, но участвовал в троцкистском кружке. Когда в 1924 году стало понятно, что оставаться в СССР троцкисту опасно, он записался в армию — пошел служить военным инженером, 15 лет мотался по стране по самым дальним гарнизонам. Всех дедовых товарищей по кружку вскоре после его ухода оттуда уже не было в живых.

Прабабушка Петрановской — еврейка родом из Украины — после гибели мужа в 1919 году уехала из-под Николаева с двумя маленькими детьми. До Ташкента к родственникам она добиралась в вагонах-теплушках, в каких перевозили скот. Хотя была из состоятельной и образованной семьи, в Узбекистане стала работать акушеркой.

В 1942 году всех ее родственников-евреев, оставшихся в Украине, убили.

«Цена решений понятна бывает через много лет. Если бы она не уехала, меня бы тут не было», — констатирует Людмила Петрановская.

Ее бабушка была врачом и еврейкой по происхождению. В 1952 году соседи-железнодорожники, придя якобы за солью, сумели предупредить ее о том, что в скором времени евреев вывезут из города — тогда как раз набирала обороты начатая с подачи Сталина борьба с «безродными космополитами», под которыми все по умолчанию понимали евреев.

«Решайте, что делать с детьми. Эшелоны уже готовы», — цитирует Петрановская слова соседей, известные ей по рассказам бабушки. И она успела собрать детей и уехать.

Петрановская считает, что ее бабушке удалось сохранить жизнь исключительно благодаря ее способностям устанавливать теплые и доверительные отношения с людьми — ее любили.

В семье родственников Петрановской уже после войны случился туберкулез. В то время больных принудительно клали в туббараки, откуда многие не выходили живыми. Когда родственники получили анализы, то быстро взяли детей подмышку, бросили дом, хозяйство и ушли в горы. Они кочевали год, но спаслись и на овечьем молоке даже вылечились от туберкулеза.

Стратегии предков клиентов из практики Петрановской

Петрановская приводит несколько клиентских историй из своей практики, которые иллюстрируют то, как предкам этих людей удавалось выжить в трудные времена.

Психолог обращает внимание на то, как важно в тяжелых обстоятельствах создавать поддерживающие ритуалы — например, каждый день в ссылке протирать окна, крахмалить скатерти, печь в правильный день правильное печенье.

Прадед одной ее клиентки был зажиточным, но раздал все соседям, уехал и благодаря этому не попал с семьей в ссылку. Его стратегией спасения стало избавление от богатства.

Дедушка другой клиентки в кризисное время сохранил себя и семью благодаря тому, что целиком ушел в работу и стал незаменимым специалистом: «Он не только обеспечил себе внутренний стержень, но и безопасность — все десять раз подумают, прежде чем создавать проблемы такому человеку».

Бабушка одного из клиентов вытащила своего мужа из кабинета НКВД, устроив скандал и матерясь на заслуженного красного командира. Она не просила, а стучала кулаком по столу — мужа отпустили на второй день. 

объясняет Петрановская.

Одной из самых популярных стратегий выживания семей в истории СССР оказывались, как ни странно, пьянство и алкоголизм.

«Знаю семью, где, как только дело «пахло керосином», дед уходил в запой — напивался до низложения риз. И все к этому относились снисходительно: он не то, что против линии партии, он просто не стоит на ногах», — рассказывает Петрановская.

Управлять голосами

Максимально эффективные решения принимаются в рациональном поле с учетом всех возможных рисков. Однако иногда у нас в голове звучат голоса предков, что относится к иррациональным факторам. Они вшиты в нашу генетическую память, и поэтому способны очень сильно влиять на наши поступки.

«Когда прабабушка шепчет нам на ухо: «Хватай детей и беги», этот голос может быть адекватным, но может и пробуждать в нас чувство, будто кто-то тащит нас за шиворот, против воли. Мы не успеваем опомниться, как вот уже оказываемся в аэропорту с чемоданами, собранными впопыхах, — поясняет психолог. — Словно становимся частью исторического водоворота. Но хочется не быть в нем совсем уж безмозглой щепкой, а, по возможности — хотя бы катерочком с моторчиком».

Сохранять свое авторство жизни и управлять ей, по мнению Петрановской, крайне важно, какие бы решения ни принимались. В том числе — когда отчетливо слышны голоса предков: «И тогда мы говорим: «Да, бабушка, я слышу твой голос, знаю твое решение, но я подумаю, может ли оно сработать в моей ситуации»».

Но не все голоса, которые звучат внутри нас в критических ситуациях, — бабушкины и дедушкины, говорит психолог. Есть голоса, связанные с сегодняшними обязательствами и ценностями. В соответствии с ними нынешнее поколение, живущее в военное время, выстраивает новые стратегии поведения. Некоторые из этих стратегий внешне могут выглядеть идентично, но по внутреннему устройству отличаться принципиально.

Например, объясняет Петрановская, стратегия бегства из страны может подразумевать эвакуацию более уязвимых членов семьи (например, мужчин, подлежащих мобилизации). В этом случае старшие родственники говорят молодым: «Не волнуйтесь, мы тут как-нибудь» — даже в приграничных регионах, где буквально «сыплется на голову», подчеркивает Петрановская.

Или, наоборот, стратегия бегства может подразумевать первоочередной отъезд более ресурсных членов семьи. Осмотрятся, осядут, перевезут за собой других.

Выбор в пользу благополучия (привычности) в ущерб соображениям безопасности Петрановская сравнивает с онкологией на ранних стадиях.

«Человека ничего не беспокоит, а ему вдруг говорят, что он должен принимать жуткие лекарства, от которых ему будет плохо, но это спасет его жизнь, — объясняет она. — Если не принимать, в первое время он не почувствует никаких изменений в худшую сторону. Вопрос в том, что будет дальше.

Особенно трудно это бывает понять, если к тебе не ломятся в дверь и над головой не летят ракеты».

Другие стратегии выживания в военное время, по словам Петрановской, могут быть ориентированы на такие ценности, как будущее детей или профессиональная реализация взрослых против обязательств перед родными.

«Человек, например, понимает, что без профессии «я не я», но не может не заниматься ей там же и так же, как раньше. Или же, ему ничего не мешает жить на прежнем месте — но он не может молчать и контролировать все время то, что говорит, и учить этому своих детей», — поясняет она.

Кто-то готовит почву для отъезда постепенно, кто-то бросает все, кто-то остается или откладывает решение. Это, в конечном счете, не так важно: важно то, чтобы любое решение было принято рационально. Петрановская подчеркивает, что ничто так не разрушает психику, как опыт «щепки в водовороте». Утрата субъектности влечет за собой одно из самых разрушительных последствий для психики. Человеку важно быть у руля. Какие бы страхи нами ни овладевали — будь то голоса предков или реальные слова близких, — важно сохранять зазор между ними и своим решением.

В этом случае травму, если она все-таки случится, намного проще проработать, уверяет Петрановская. Она может возвращаться в стрессовых ситуациях, но она не будет формировать человека и всецело определять его жизнь.