«Закройте мое лицо»

Когда на улицы вышла вся страна

Когда минчанина Алексея Великосельца бил ОМОН на улице Немиге в июле 2020-го, он думал, что это необходимая жертва: свобода с ветки не падает, за нее нужно бороться, а противник в этой борьбе не щадит. Когда видео, на котором силовики тащат в автозак парня, а Алексей пытается отбить его у них, появилось на популярном ресурсе «Онлайнер», наш герой не думал, что это опасно: очень скоро, казалось, такие видео станут просто архивными, и журналисты будут время от времени монтировать из них фильмы к очередной годовщине победы. Когда Алексей уезжал из Беларуси осенью 2020 года, он вовсе не собирался оставаться в Европе. Но всё оказалось иначе.

В акциях протеста Алексей участвовал с 2010 года. Но не верил, что они изменят ситуацию: просто выходил, чтобы своей человеческой единицей увеличить количество демонстрантов. Чтобы показать: несогласных много. Чтобы жить в ладу с совестью и знать, что не отмалчивается и не отсиживается. А весной 2020 года, когда были объявлены очередные президентские выборы, он решил, что просто участия в акциях мало. Вошел в инициативную группу Виктора Бабарико, записался волонтером во все гражданские проекты — от независимого наблюдения до ведения видеосъемки. Распечатывал листовки независимых кандидатов, распространял их в своем районе, зарегистрировался наблюдателем, участвовал в агитационных велопробегах — сначала всё это казалось нормальным политическим процессом.

А потом арестовали Сергея Тихановского и Виктора Бабарико, отказали в регистрации Валерию Цепкало, и люди в знак протеста вышли на улицы. На Немиге Алексей увидел, что омоновцы тащат какого-то парня в автозак. Тогда еще все были непугаными, и Великоселец подбежал к омоновцу и попытался отбить того парня. С другой стороны подбежал другой человек, незнакомый. Вместе помогли парню вырваться, и он смог убежать. Алексею тогда здорово досталось, но всё равно он чувствовал себя победителем, который не дал свершиться несправедливости.

Потом было 9 августа, когда, казалось, на улицы вышла вся страна, — даже в тех городах, где на маленьких центральных площадях по-прежнему стоит Ленин и никогда не было никаких акций протеста. И, несмотря на избиения, резиновые пули, светошумовые гранаты и водометы, люди выходили каждый день. 18 августа был день рождения Сергея Тихановского. Волонтеры из штаба Бабарико попросили Алексея прийти к СИЗО на улице Володарского, где сидел Тихановский, и поснимать акцию. Он и снимал, а «тихари» (сотрудники спецслужб в штатском, ведущие наблюдение за участниками акции протеста. — Прим. ред.) снимали его — и, разумеется, всех остальных, кто пришел к стенам тюрьмы в тот вечер. Об опасности Алексей тогда еще вообще не думал. Каждый вечер он выходил на площадь.

У остальных всё впереди

В конце октября 2020 года у детей начинались осенние каникулы, а жена Алексея заболела ковидом. Она попросила увезти детей, потому что в маленькой квартире изолироваться было невозможно. Алексей и дети сели в машину и поехали через Польшу, открывшую, несмотря на пандемический локдаун, границы для белорусов, в Швейцарию. Там у Алексея живут мама и сестра. Обе — с девяностых. Обе — гражданки Швейцарии. У мамы вся семья гостила регулярно. Алексей даже свой небольшой бизнес начал благодаря этим поездкам. Сначала возил оттуда автомобили, потом начал поставлять в Беларусь спортинвентарь, открыл пункт проката.

В общем, погостили у мамы. Пообнимались. Помечтали о новой Беларуси, которая вот уже совсем близко, осталось совсем чуть-чуть. А в это время в Беларуси начали сажать уже не на Окрестина и не на сутки, а в СИЗО за массовые беспорядки. 25 октября случилась настоящая бойня на Орловской улице в Минске. 26 октября арестовали художника Александра Нурдинова — за участие в митинге 9 августа (приговор — четыре года). 4 ноября задержали барабанщика Алексея Санчука — в его телефоне обнаружили фотографии с маршей и в итоге приговорили к шести годам колонии. Тогда же — Викторию Кульшу и Олега Кравцова (оба в колониях, Виктории уже второй раз добавили дополнительный год срока).

Начальник ГУБОПиК МВД Николай Карпенков (сейчас он замминистра внутренних дел) в начале ноября объявил, что задержаны уже 500 участников акций протеста, а у остальных всё впереди. И что силовики к протестующим будут «гуманно применять оружие, в том числе огнестрельное». 

Следом арестовали журналистку Катерину Борисевич и врача Артёма Сорокина — Катерина опубликовала комментарий доктора о том, что погибший Роман Бондаренко был избит до смерти, а вовсе не пьян, как это пытались представить пропагандисты. Возвращаться было опасно. А потом не только Карпенков, но и другие силовики начали угрожать в государственных медиа, что найдут каждого, кто участвовал в протестах, и все получат по заслугам. И тогда Алексей решил просить защиты.

Блеф налицо

Год он жил в лагере беженцев. Дети сначала оставались у мамы Алексея, но потом и им пришлось переехать к нему: таковы правила для тех, кто просит убежища. Первые полгода семья находилась в фильтрационном центре с очень суровыми условиями пребывания, где идет первичный отсев: власти имеют право депортировать даже без интервью, если им кажется неубедительной причина обращения за защитой. Потом приехала жена Алексея, и всю семью переселили в другой лагерь. Там уже условия были, как в общежитии. Великосельцам предоставили отдельную комнату, и можно было свободно выходить и приходить.

Весной прошлого года семье дали социальное жилье. А потом из Государственного секретариата по вопросам миграции пришел отказ в предоставлении убежища. Алексей обжаловал решение в Федеральном административном суде, но решение суда было таким же: отказ. А вот причины отказа — самое удивительное в этой истории.

Заявитель, было сказано в отказе обеих инстанций, не подвергся репрессиям, а сам факт появления в медиа его фотографий с мирных акций протеста ничем угрожать не может. «Хотя белорусские власти нередко задерживают оппозиционных демонстрантов на срок до двух недель, чтобы обуздать их воинственный пыл, это не относится к апеллянту, который никогда не был арестован», — пишет секретариат по вопросам миграции и суд (документы имеются в редакции).

«На срок до двух недель», — это дивная формулировка, учитывая приговоры за участие в акциях протеста. Алексей Великоселец действительно подумал, не делает ли он случайно из мухи слона, и написал письмо в правозащитный центр «Вясна». Ему ответили: «Присутствие человека на фото/видео, находящихся в свободном доступе, потенциально может быть поводом для возбуждения уголовного дела по ч. 2 ст. 293 Уголовного кодекса (участие в массовых беспорядках). На данный момент «Вясне» известно о 161 подобном случае, когда был вынесен обвинительный приговор». То есть только по фотографиям из медиа и социальных сетей, на которых силовики опознали участников акций. Кстати, насчет опознания по фото: «Что касается предполагаемой возможности идентификации демонстрантов с помощью программы распознавания лиц, то анализ, проведенный SEM (госсекретариат по вопросам миграции. — Прим. ред.), показывает, что она была введена белорусскими властями исключительно с целью блефа».

А вот тут уже можно аплодировать. Потому что, присоединившись к санкциям против режима Лукашенко, Швейцария, как и все государства Евросоюза, включила в санкционный список белорусскую компанию Synesis LLC, создавшую платформу Kipod для распознавания лиц. Ею с большим успехом пользуются силовики (кстати, не только в Беларуси, но и в России): «Synesis LLC предоставляет белорусским властям платформу для наблюдения, которая может осуществлять поиск и анализ видеоматериалов и использовать программное обеспечение для распознавания лиц, что делает компанию ответственной за подавление гражданского общества и демократической оппозиции государственным аппаратом в Беларуси. Белорусский комитет государственной безопасности (КГБ) и министерство внутренних дел указаны в качестве пользователей системы, созданной компанией Synesis». Так вот ты какой, блеф.

Рядовой белорус

Главное в этой истории, как ни парадоксально, вовсе не кейс Алексея Великосельца и его семьи. Как написано в решении суда, «заявитель не смог обосновать долгосрочную приверженность какой-либо партии или диссидентской организации». И в этом — соль. Я не буду сейчас предлагать представить себе долгосрочное диссидентство в Северной Корее или Иране, подкрепленное документами. Не в этом дело. Швейцарские чиновники правы в одном. Алексей — не лидер оппозиции и не записной диссидент. Он — рядовой. 

Тех, кто может «обосновать долгосрочную приверженность», за решеткой — единицы. А тысячи — таких, как Алексей. Выходящих с флагами, администрирующих дворовые чаты, развешивающих красно-белые ленточки, надеющихся на перемены и оказывающихся или в тюрьме, или в эмиграции, или в кошмарном ожидании, что в любой момент к ним вломятся силовики, пока пропагандисты камлают «сдай змагара» («борец» по-белорусски; политический ярлык, обозначающий оппозиционно настроенных к власти граждан Белоруссии. — Прим. ред.), а телеграм-каналы силовиков шипят: «Если за тобой не пришли сегодня, значит, ты у нас в плане на завтра». И приходят, что важно. По данным «Вясны», за март по уголовным политическим статьям осуждены 62 человека, а вышли на свободу по окончании срока заключения 12 человек. Такая в Беларуси нынче статистика.

— Власти Швейцарии не осознают масштабы репрессий в Беларуси, — говорит швейцарский юрист Вадим Дроздов, который в свое время помог семье Виталия и Владислава Кузнечиков, прятавшихся полтора года на территории шведского посольства в Минске. — Секретариат по вопросам миграции и суд не рассмотрели индивидуальные обстоятельства дела и проигнорировали, что в Беларуси сажают не только за участие в акциях протеста, но и за лайки, комментарии и подписки в интернете. Под репрессии попадают не только известные политики и правозащитники. Любой человек может быть подвергнут произвольному аресту, если он высказался и это мнение не совпадает с политикой действующей власти. При этом логика многих европейских чиновников такова: если ты известный политик или правозащитник, то могут посадить. А если «просто Вася», то ничего не угрожает.

Ну да, в решении суда так и написано: присутствие Алексея на изображениях, распространенных в Интернете, не подвергнет его опасности в случае возвращения в Беларусь, а политическая ситуация в стране вовсе не препятствует репатриации.

Трудности перевода с тоталитарного

Проблема не в Алексее и не в швейцарском суде, а в том, что чем дальше на Запад, тем более невозможной кажется местным жителям — даже чиновникам, которые в принципе должны читать хотя бы доклады ООН, — белорусская действительность. 

Как можно спустя два с половиной года после этих самых протестов сажать людей за фотографии в их телефонах. Как подписка на телеграм-канал или комментарий в соцсети может обернуться несколькими годами тюрьмы. Не понимают, потому что в их мире так не бывает, а значит, не может быть в принципе на европейской территории. В Афганистане талибы, в Сирии ИГИЛ, но Беларусь-то — в Европе.

Так британские журналисты не верили, что при домашнем аресте в квартире могли находиться два офицера КГБ: «Этого не может быть, потому что жилище неприкосновенно». Так вышедших на свободу кандидатов в президенты на выборах 2010 года искренне спрашивали в Европе: «Но если вас незаконно арестовали, почему вы в полицию не обратились?» Просто в мире этого не может быть, а у нас бывает, но попытки убедить в этом мир иногда заканчиваются выводом: это просто какие-то трудности перевода.

Месяц назад меня разыскала через социальные сети незнакомая девушка. В это время шел очередной эфир программы Алексея Пивоварова «Редакция» о Беларуси. Я была одним из спикеров той программы, мое интервью уже прошло, но та девушка попросила меня срочно передать авторам ее сообщение: 

Спасибо коллегам, что немедленно замазали фотографию красивой девушки с плакатом. И больше я ничего не будут писать про дело Алексея Великосельца и других белорусов, чей риск подвергается сомнению. Та девушка всё объяснила лучше, чем любой эксперт, журналист или правозащитник. «Закройте мое лицо».