Интервью · Политика

«Я не могу смириться, когда власть начинает ломать жизнь реальным людям»

Дарья Беседина рассказывает, каково это — со статусом «иноагента» быть депутатом Мосгордумы военного времени

Ира Пурясова, специально для «Новой газеты. Европа»

Дарья Беседина. Фото: besedina.moscow

В прошлую пятницу Минюст присвоил статус иностранного агента Дарье Бесединой — депутату Мосгордумы, избранной в парламент после московских протестов 2019 года. Как пояснили в ведомстве (Минюст впервые дал такие разъяснения), Беседина выступила против военного вторжения России на территорию Украины и якобы пропагандировала ЛГБТ-отношения, что «противоречит политике по сохранению духовно-нравственных ценностей». Иностранное финансирование среди причин признания указано не было. 

В начале войны Беседина публично выступила против боевых действий в Украине, но осталась в Москве и продолжила работать в парламенте. Всё это время вместе с другими оппозиционными депутатами она поддерживала политзаключенных и выступала против закона о так называемой «ЛГБТ-пропаганде» (политик поддерживала сообщество еще во время своей избирательной кампании), а после того как стало известно о массовых убийствах в Буче, с трибуны зачитывала выдержки из Женевской конвенции о защите гражданского населения (но не упоминая контекста). Корреспондентка «Новой газеты Европа» поговорила с Бесединой о том, чем живет столичный парламент во время войны и остались ли у оппозиционных депутатов еще возможности высказаться. 

— Сейчас вы и иноагент, и действующий оппозиционный депутат Мосгордумы, для России это довольно необычно. Почему вы приняли решение остаться в Москве и продолжить работать в городском парламенте после 24 февраля? 

— Я не представляю, как могла принять другое решение. Последние несколько лет моя основная деятельность — это депутатство. Просто так сложить мандат и уехать было бы странно, этот вариант мне не подходил. Я решила, что, пока у меня есть трибуна, пока есть возможность выступать, этим надо пользоваться, даже если какие-то мои позиции сейчас криминализованы и я не могу откровенно говорить о том, что думаю. Пока у меня есть этот мандат, есть возможность голосовать в Мосгордуме против или в поддержку каких-то вещей, я буду это делать. 

— Думали ли вы о том, что ситуация может стать для вас слишком опасной? 

— На самом деле, когда ты сейчас находишься внутри России, нет постоянного ощущения опасности. Оно есть, когда читаешь новости. Когда ты идешь по улице, становится понятно, что в ежедневной Москве принципиально вообще ничего не изменилось. С другой стороны, мне сложно оценивать. Я оппозиционный политик, а это уже давно довольно рискованное занятие. Сейчас более рискованное, но всё же. 

— В пятницу Минюст признал вас иностранным агентом. Как вы думаете, из-за чего вам дали этот статус? 

— Без понятия. Я не могу залезть в голову людям из Минюста и узнать, по какому принципу они вносят людей в свои списки. Я очень сильно удивилась, потому что, как мне кажется, даже в Мосгордуме есть депутаты куда активнее меня. Мы не знаем, как работает эта машина. Из того, что мы видели в официальных разъяснениях, понятно, что это абсолютно политическая история, потому что даже никакого иностранного финансирования не было. Меня признали буквально за мою политическую позицию. 

Вообще, конечно, удивительно, что 

Минюст берет на себя ответственность заявлять о том, что моя политическая позиция неправильная, учитывая, что в 2019 году меня избрали москвичи и проголосовали за меня, когда у меня, по сути, были такие же политические позиции.

Получается, что какие-то чиновники, которых никто не избирал, решают больше, чем люди, которые меня избрали. Я думаю, для моих избирателей это даже в какой-то степени оскорбительная история. 

Дарья Беседина после победы на выборах 2019 года.Фото: Facebook

— В прошлом году законодательство об «иностранных агентах» серьезно ужесточили. Как статус изменит вашу жизнь?

— Сложно оценивать. Не могу сказать, что я была к этому готова и штудировала законодательство об «иностранных агентах». Штудировать законодательство приходится прямо сейчас, чтобы понять, как исполнять те требования, которые идут в довесок к этому «почетному званию». Приятного в этом ничего нет. 

Как это повлияет на мою жизнь, я не знаю, у меня пока еще нет опыта: я в этом статусе меньше суток (разговор состоялся днем 21 января.Прим. ред.). Увидим. Принципиально не думаю, что может как-то сильно отразиться. Очевидно, придется везде писать эту странную фразу, но мои читатели, думаю, это как-то переживут. 

— Как вы думаете, эта история могла быть связана с вашими лояльными коллегами по Мосгордуме? 

— Я не знаю и не хочу гадать. 

— Одна из причин вашего статуса, если верить Минюсту, поддержка ЛГБТ-сообщества. Не так давно вы готовили проект отзыва на законопроект против так называемой «ЛГБТ-пропаганды». Можете рассказать, в чем была его суть? 

— Да, я внесла в Мосгордуму проект отзыва на последние поправки в закон о так называемой «ЛГБТ-пропаганде». Проект отзыва крайне критичный, потому что я считаю, что этот закон фундаментально неправильный, дискриминационный. Насколько эта история связана или не связана с моим статусом, я тоже не хочу гадать. Сам проект отзыва будет рассмотрен в Мосгордуме в какой-то момент. В какой я не знаю, от меня это не зависит. Мосгордума функционирует таким образом, что повестка у нас формируется большинством специальной комиссии, большинство в которой, в свою очередь, формирует «Единая Россия». Повестка находится под их полным контролем. 

В любом случае всё, что вносят депутаты, должно быть рассмотрено. Вся бюрократическая процедура по моему проекту прошла совсем недавно, перед Новым годом. Как это будет выглядеть и в какой момент произойдет, я не знаю. Но рано или поздно мой проект отзыва рассмотрят, состоится обсуждение, и, я надеюсь, мы, может быть, увидим какой-то проблеск разума в Мосгордуме. А может быть, и не увидим. 

— Зачем нужно было подавать проект этого отзыва? 

— Отзыв категорически критичный. Как я уже говорила в начале, пока я избранный депутат, за которого проголосовали люди, — то есть настоящий депутат, а не какой-то самопровозглашенный персонаж, который пишет что-то в интернете, — у меня есть трибуна. Это трибуна легитимная, настоящая, несмотря на всё, что происходит. И с этой трибуны всё еще пока можно что-то заявлять. Пока это возможно, я это делаю. 

Я считаю, что закон против так называемой «ЛГБТ-пропаганды» — это важная история, через которую нельзя просто так перешагнуть и сделать вид, что ничего не было.

Этот закон не про абстрактную идеологию, которая, может быть, никого не касается. Он про живых людей. Если бы речь шла об условном марксизм-ленинизме, может быть, и проще было бы с этим смириться. Но, пытаясь сотворить некую идеологию, власть начинает ломать реальным физическим людям жизнь. Я с таким смириться не могу. 

— Насколько сильно усложнилась жизнь оппозиционного депутата в МГД с момента вашего избрания в 2019 году и особенно за последний год? 

— Интересно наблюдать, как с каждым годом обсуждений становится всё меньше и меньше. Вообще, перемены можно разделить на две части. Первая касается общей обстановки в стране — это всевозможные ограничивающие репрессивные законы, которые были приняты с тех пор. Они влияют на всех граждан, на всех политических активистов, всех публичных спикеров. У нас ничего пропагандировать нельзя, дискредитировать тоже. Шаг вправо, шаг влево — всё не то.

Вторая история — это ползучее снижение дискуссии в Мосгордуме. Можно посмотреть, как в разные годы проходили обсуждение бюджета и отчет мэра, и сравнить. То есть и в первый год моего депутатства это были длинные ужасные процедуры, отношения к нормальному обсуждению или представлению отчета они не имели. Но тем не менее каждый год можно было наблюдать, как всё это сокращается, сокращается и сокращается. В этом году дошло до абсолютного минимума, когда 

«единороссы» решили, что бюджет мы будем в этом году принимать одним махом, сразу в трех чтениях. По их словам, сейчас у нас «особая обстановка»,

на нас «давят санкции», так что надо сразу всё принять. Якобы чем бюджет быстрее принимается, тем больше его качество повышается. Эта аргументация — абсолютное безумие, все мы знаем, что чем быстрее клепать документ, тем он хуже. 

— Бюджет Москвы на 2023 год принимали не так давно, в начале прошлого ноября. Можете рассказать, как это было и что вообще представляет из себя сейчас московский бюджет? Как повлияла на него война?

— В первую очередь, я могу охарактеризовать его как типичный московский бюджет. Он мало чем отличался от бюджетов предыдущих лет, за исключением того, что в нем несколько увеличили Резервный фонд. Как говорили нам на заседаниях представители мэрии, все публичные обещания, которые давал Собянин по восстановлению Донецка и Луганска, будут оплачены якобы из этого фонда. Какая это будет процедура, в каком объеме на это будут выделять деньги, нам никто не рассказывает.

Официально в бюджете Москвы нет ни одной строки, которая бы намекала на какую-то особенную ситуацию. Более того, мы, когда изучали бюджет с коллегами, то обратили внимание, что некоторые статьи, например, по поддержке ветеранов войн уменьшились. Хотя, казалось бы, всё должно было быть наоборот, и статьи по «социалке», связанные с военнослужащими, должно были быть увеличены. Ведь из Москвы тоже мобилизовали людей. Но ничего такого мы не обнаружили. 

Опять же, в мэрии Москвы есть неприятная привычка (тоже сомнительной законности) распоряжаться бюджетом по своему усмотрению. То есть в МГД бюджет принимают, а потом мэрия Москвы относится к нему как к рекомендации. Расхождения тогда бывают довольно значительными. 

— Обсуждали ли вообще в Мосгордуме мобилизацию или какие-то провоенные инициативы? К примеру, установку в городе символов войны — букв Z и V. 

— Ничего такого не обсуждалось. Как я понимаю, наши «единороссы» не очень стараются поднимать этот вопрос на обсуждениях, собственно, потому что он вызывает уже реальные обсуждения. Одно дело поставить такое в повестку парламента, где все ходят по линеечке и нет никаких проблемных депутатов. Совсем другое — в Мосгордуме, где, конечно, это станет настоящим бедствием. 

В начале заседаний у нас иногда есть свои «Разговоры о важном», когда [председатель Мосгордумы Алексей] Шапошников зачитывает важную информацию от Министерства обороны, но в большинстве случаев депутаты предпочитают обсуждать городскую повестку. Иногда обсуждения такие, будто я на машине времени перенеслась на полтора года назад. К примеру, перед Новым годом у меня была дискуссия с одной из депутаток о платных парковках. 

— Стало ли меньше оппозиции в Мосгордуме после начала войны? 

— Не то чтобы у нас всегда было четкое деление, это скорее спектр. Голосование по бюджету это очень хорошо показывает. Есть те, кто голосует против бюджета, активно выступает на заседаниях, а есть те, кто бюджет поддерживает, но в других случаях не поддерживает «Единую Россию» и голосует за какие-то оппозиционные инициативы. Есть, конечно, и те, кто поддерживает «Единую Россию» всегда и во всем, но всё равно это скорее спектр: от категорической оппозиционности — до полного конформизма. 

— Но были ли какие-то смещения в рамках этого спектра? Условно раньше это были больше оппозиционные депутаты, а потом началась война, и они решили, что надо сплотиться вокруг «Единой России»?

— Не могу сказать, что Мосгордуме вообще есть вот это хождение строем. Иногда в начале заседаний Шапошников произносит эти важные вещи, но я бы не сказала, что эта повестка доминирующая. В прошлом году у нас особых перемен не было. Что будет в этом, сложно сказать. Первое заседание пройдет только на следующей неделе, на него я приду уже в новом статусе. Увидим, что будет.

Я могу скорее сказать, что есть часть депутатов, которые находятся в глубоком шоке от действительности и ее не приемлют. Есть депутаты, о которых вообще ничего нельзя сказать, потому что публично они никак свою позицию не обозначают. Что у них там внутри? Мы просто не знаем. Есть и те, которые придерживаются риторики «надо сплотиться, усилиться, работать». Но не могу сказать, что мы все ходим строем. Все больше действительно обсуждают городские вопросы: стройки сами себя не построят. 

Депутатский запрос. Фото: Facebook

— Вы часто бываете в составе депутатов, которые отправляют коллективные депутатские запросы по политзаключенным. Требуете лекарств и медицинскую помощь для Алексея Навального и бывшего мундепа, а сейчас политзаключенного Алексея Горинова; требовали изменить меру пресечения политику Владимиру Кара-Мурзе. Была ли реакция на ваши обращения? 

— На них обычно приходят отписки. Мне кажется, что суть этих писем не столько в ответах, потому что мы знаем, что будут отписки, сколько в понимании, что адресаты получили это письмо, чтобы они видели, что в Мосгордуме есть еще какие-то живые люди, которые за ними следят. В этом, конечно, есть смысл: привлекается какое-то внимание, и всё происходит не в тишине. Да, этот рычаг давления плохо работает, но что поделать. Пользуемся теми, что есть. 

Фото: besedina.moscow

— Вы много говорили, что в столичном парламенте продолжают обсуждать городскую повестку. Вы тоже продолжили ей заниматься, к примеру, работали над законопроектом об уличном искусстве (он был создан еще в 2021-м). Многие сейчас скептично смотрят на работу с городскими темами после начала войны, даже на участие в муниципальных кампаниях. Будто в этом сейчас уже совсем нет смысла, и надо было этим заниматься раньше. А вы как считаете? 

— Я, к счастью, такой позиции около себя не замечаю. Мне кажется, что любая гражданская активность — это хорошо, а люди, которые в прошлом году шли на муниципальные выборы, — вообще герои. Некоторые их них даже смогли победить. Конечно, это считанные единицы по всей Москве, это число ни в коем случае нельзя сравнивать с результатами 2017 года. Но даже в таких условиях они шли на выборы, а это требует мужества. Я считаю, что эти люди большие молодцы, потому что они не сдаются. Ими можно только восхищаться. 

Я не осуждаю людей, которые в этом не участвуют и говорят, что это всё бесполезно. В российской политике мы действительно уже многие годы никогда не знаем, на что можем повлиять и насколько сильно. Твои усилия могут уйти в песок, а могут неожиданно дать плоды. Это нельзя предугадать. Так что, возможно, да, всё, чем мы сейчас занимаемся, бесполезно. Но может быть, и нет. Мы не знаем, а если и узнаем, то только через много лет. История нас рассудит.