Реванш монархии 

1.

Американцы так горячо любят английскую монархию, что иногда непонятно, зачем они с ней воевали, а не остались, как канадцы, под снисходительной властью британской короны. Конечно, Война за независимость казалась другой тогда, когда начинающая Америка, как Украина сегодня, воевала за себя, за свой отчаянный демократический эксперимент и неслыханную в том еще феодальном мире свободу, которая уже третье столетие заражает и покоряет мир. Но это не отменяет своеобразные — не политические, а эстетические и декоративные, — отношения бывшей колонии со своей метрополией. Как раз сейчас дух времени, чуткий к рискам, связанным с Трампом и Путиным, привел американцев к истории, которая если не объясняет прошлое, то позволяет на него опереться.

Во всяком случае, именно так я оценил ситуацию и провел зимние каникулы с королями: на диване, в музее, у голубого экрана.

Проводником мне служила не пережившая ушедшего года Хиллари Мантел («Волчий зал», «Введите обвиняемых», «Зеркало и свет»). Ее трилогия о Генрихе Восьмом и его женах, которых он любил и убил, — долгое и серьезное чтение, требующее нераздельного, именно что каникулярного внимания.

Мантел написала лучший исторический роман нашего поколения. Она обновила истощенный жанр династической саги, превратив степенную прозу во взрывную экспрессионистскую драму. Ее повествование передвигается спринтерскими рывками. Работа читателя — связать каждый эпизод и склеить панораму. Беспримерный в сегодняшней словесности эффект присутствия так убедительно переносит нас в чужую эпоху, что мы, пока читаем, живем в параллельном времени. 

2. 

Чтобы убедиться в этом, я отправился в Метрополитен, где развернулась лучшая выставка зимы: «Тюдоры». Начиненный прозой Мантел, я встречал каждый экспонат — как знакомого, и каждый портрет — как родича. Выстроившиеся на холстах Гольбейна и его соперников, они казались выше и больше нормальных людей, но они такими и были. Особенно Елизавета: при ней Англия вышла из провинциальной тени и начала свой грандиозный марш, о котором не перестают вспоминать его наследники и жертвы, включая, разумеется, американцев.

Многие из них, помешанные, как я, на истории, ищут преемственность между двумя Елизаветами — Первой и Второй (точнее — Великой, как, по слухам, будут называть недавно усопшую королеву).

Если с одной мы знакомимся по хроникам и мифам, включая мифы собственного производства, то за жизнью другой уже годами зрители следят в сериале «Корона». Из него мы узнаем — вполне достоверно — перипетии биографии монарха, дольше всех правившего своей страной и — с меньшим успехом — своей семьей.

Самый дорогостоящий проект «Нетфликса», рассчитанный на 60 снятых с невиданной помпой серий, — богатая кинематографическая фреска на телевизионном экране. Мне, любителю старого кино, она больше напоминает исторические картины 60-х, вроде «Клеопатры» или «Лоуренса Аравийского». Здесь тоже всё как настоящее: дворцы, интерьеры, костюмы. Собственно, они и есть настоящие, потому что авторам не надо было восстанавливать прошедшее, оно дождалось их.

Как знают переполняющие Лондон туристы, Англия сумела сохранить свою аристократию и найти ей дело. Раньше страна творила историю, теперь ее хранит — на зависть тем, кто не сумел распорядиться прошлым с таким же умом и выгодой (об этом жуткий эпизод «Дом Ипатьева»). С тех пор как Великобритания перестала быть такой уж великой, она сосредоточилась на экспорте своих наиболее привлекательных ценностей: традиций. Расшитая золотом и украшенная мундирами Англия сдает напрокат средневековую легенду Старого Света, ставшую в Новом — сказкой и Диснейлендом.

Всего этого хватает в «Короне», но есть и другая — интимная — сторона монархической эпопеи. 

Здесь, как у Чехова, все несчастны, и непонятно, кто виноват, но зато ясно, что делать: продолжать начатое века назад их предками, которые сражались за трон, ставший горькой судьбой и тяжелым, как горб, бременем для их потомков. 

3.

Источник центрального конфликта «Короны» — неразрешимый парадокс. Монарх — единственный профессиональный политик. Другие являются во власть извне. Сперва каждый из них был юристом, инженером, драматургом, — или завклубом, таксистом, подполковником. Но носить корону — наследственное ремесло, квинтэссенция политического искусства и в прямом смысле тяжелый труд. (Новая английская корона, в ходу с 1937 года, весит почти килограмм, а старая была еще тяжелее. Когда в Тауэре я спросил, куда делась предыдущая, куратор гордо ответил «сносилась»).

Вожди, премьеры, президенты, даже генеральные секретари приходили и уходили, а коронованные особы кажутся почти вечными. За 70 лет правления нашей Елизаветы сменились 15 премьер-министров, и всех она вводила в должность.

Периодическая смена власти служит демократии и прогрессу. Монархия обеспечивает преемственность и стабильность. Но устойчивость государственного корабля обеспечивалась главным атрибутом королевской власти — означающее без означаемого.

Роль монарха бросает экзистенциальный вызов: форма без содержания. Елизавета не только не вмешивалась в политику, но и не могла по конституции иметь своего мнения об этой политике. Она и не имела. За 70 лет Елизавета дала ровно одно интервью — БиБиСи, в котором разбирала сугубо служебный вопрос: собственную коронацию.

С первого дня своего царствования, с которого в 2016-м начался сериал, 25-летняя Елизавета оказалась перед выбором: принимать ли ей всерьез потешный маскарад с золочеными каретами, бархатными мантиями и медвежьими шапками королевских гвардейцев, которые они не снимают со времен Ватерлоо. Понимая несовместимость анахронического обихода в современном мире, Елизавета тем не менее поверила в необходимость старинных ритуалов и подчинилась им.

Чем ближе к нашим дням приводит своих персонажей «Корона», там больше вызовов они нам бросают. Агентом перемен служит принц Уэльский, нынешний король. Чарльз десятилетиями живет на пороге царственного будущего и чувствует себя декоративной завитушкой на полях королевского дома. Он горько жалуется на то, что ему приходится быть импотентной аллегорией власти, но у него вся семья такая. У них одна судьба, одна функция, одна природа, и она — символическая.

К концу сериала (хотя шестой, окончательный сезон выйдет лишь в этом году) авторы ставят перед нами сакраментальный вопрос: 

которая держится не на пользе и смысле, а на истории и поэзии?

Лучший ответ в сериале дает королева-мать.

— Монархия, — наставляет она коронованную дочку, — единственная часть конституции, на которой лежит отсвет божественного.

В этом, собственно, ее роль. Монархи — представители человечества. Гомер, Эсхил, Шекспир заменяли королями простых людей, которым и живется проще, потому что им — нам — не приходится отвечать сразу за всех и всё.

«Корона» — увлекательная, в меру сентиментальная и чрезвычайно добротная драма, представившая в лицах историю, которую все знают из газет. Но на заднем плане сериала прячутся провокационные вопросы об источниках власти — ее правах, ее границах и ее будущем. На них — на пятерку — ответила своей долгой жизнью английская королева. Теперь пришла пора короля.

январь 2023, Нью-Йорк