Сюжеты · Общество

«В камере на восемь человек — шесть политических»

Тюремный дневник белорусской политзаключенной Елены Лазарчик

Ирина Халип , специально для «Новой газеты Европа»

Эта тетрадка, которую белоруска Елена Лазарчик сумела чудом передать из тюрьмы, находится у нас в редакции уже несколько месяцев. Мы не публиковали ее дневник, чтобы не навредить: факт передачи на волю тюремной тетради мог спровоцировать еще больший срок. Мы ждали приговора, а затем апелляции, и не зря: приговор обжаловала не только защита, но и обвинение. Но 2 декабря приговор оставлен без изменений Верховным судом Беларуси и вступил в силу. Елена Лазарчик получила восемь лет лишения свободы и внесена в список террористов. 

Лазарчик арестовали 30 декабря прошлого года и судили по четырем статьям УК Беларуси: 342 (организация действий, грубо нарушающих общественный порядок), 368 (оскорбление Лукашенко), 361-1 (создание экстремистского формирования) и 130 (разжигание вражды или розни). Почти обычный «набор экстремиста». Особенно для Елены, активистки с четвертьвековым стажем, которая с конца девяностых не пропустила, по-моему, ни одной акции протеста. 

Друзья Лены уверены: это несколько запоздалая месть за сентябрь 2020 года. Всё началось еще тогда: Елену Лазарчик задержали 17 сентября, в разгар протестного движения в Беларуси, когда она выходила из офиса правозащитного центра «Вясна». Офис тот спустя год разгромили, руководители «Вясны» сидят в тюрьме, ее директор Алесь Беляцкий получил Нобелевскую премию мира, но тогда всем казалось, что еще чуть-чуть — и режим падет. Лену ни в чем не обвиняли, не составляли протоколов — просто продержали в отделении до 11 часов вечера. А в это время ее шестилетнего сына-первоклашку Артема отправили в приют. Формальная причина — мама не забрала из продленки. С отцом Артема Елена давно рассталась, но в школе были записаны телефоны ее родителей и старшей совершеннолетней дочери Марины как близких родственников. Тем не менее вместо того, чтобы позвонить родным и попросить забрать ребенка, его отвезли в приют. 

История разлетелась по социальным сетям, и в субботу 19 сентября 2020 года возле приюта Фрунзенского района Минска собрались сотни минчан. С подарками для Артема, с плакатами «Не трогайте детей!», которыми обвешали забор приюта, и с готовностью освобождать заложника. И — удивительное дело по нынешним временам — освободили. Оттуда, от ворот приюта, в центр города отправился женский марш. На том марше позже задержали гражданку Швейцарии Наталью Херше и еще две сотни женщин, но и это не сбило градус эйфории: казалось, освободили шестилетнего заложника — легко освободим всех политзаключенных.

Елена Лазарчик продолжала ходить на все акции протеста. Потом акции закончились. Она, как и прежде, работала в ЖЭС и водила Артема в школу — до 30 декабря 2021 года, когда в квартиру ворвались силовики. Лена успела попрощаться с Артемом и пообещать ему, что скоро вернется. Но обещание выполнить не смогла. Опеку оформила старшая дочь Марина. Сначала, рассказывала она, у Артема были истерики, и он отказывался заходить в комнату Лены: «Не хочу туда, там мы были с мамой!» Сейчас он в третьем классе и пишет маме письма в тюрьму. Он еще не знает, что ей дали восемь лет и что по приговору суда они должны увидеться, когда ему исполнится 15. 

Тут, наверное, следует сказать: но на самом деле всё произойдет раньше, режим рухнет, Лена выйдет, как и тысячи белорусских политзаключенных! Промолчу. Мы, белорусы, так часто произносили эти слова за последние два года, что они стали привычными, как «с понедельника начну бегать». Лучше не обещать ни себе, ни Елене, ни тысячам политзаключенных, что вот уже завтра придут наши и всех освободят, а прочитать написанный в СИЗО дневник обычной неравнодушной белоруски, впереди у которой восемь лет колонии. Это большая редкость — «выгнать маляву» на волю. (Была еще и вторая тетрадь, но ее обнаружили и изъяли во время «шмона» в камере.) Это важно — понять, о чем человек думает, когда сидит в ожидании большого срока, о чем вспоминает, о чем сожалеет и чего ждет. Впрочем, чего ждет — тут всё понятно.

Наш враг — страх

Прошло уже полгода, как я сижу взаперти. Дело закрыто, жду суда. Наше государство преподнесло мне очередной сюрприз: хотят лишить меня родительских прав. Им мало просто посадить — нужно морально уничтожить, опозорить, смешать с дерьмом. Не удивлюсь, если сейчас Азаренок (белорусский пропагандист канала СТВ. — И. Х.) начнет что-нибудь гавкать по этому поводу. Прикол: арестовали меня под Новый год, а лишить родительских прав надумали к дню рождения. Вот такие подарки от Луки. Но это им не поможет. Как бы они меня ни назвали, в чем бы ни обвинили, как бы ни пытались очернить, я всё равно была, есть и буду на голову выше их. Потому что свобода — она внутри, а силу духа, человеческое достоинство они у меня не отнимут. Что ж, до встречи в суде! Не вы меня — я вас сломаю, да так, что мало не покажется. Только очень печально, что мой маленький оказался заложником этой ситуации. Подло отыгрываться на маленьких и беззащитных. Но по-другому они и не умеют. Что ж, это на их совести. Я же надеюсь, что мне хватит сил достойно выдержать все испытания. Я не сдаюсь.

Признаю ли я вину? Вину в чем? В том, что хотела быть свободной? В том, что хотела жить в правовом государстве, в котором никогда не бывает не до законов? В том, что хотела иметь право выбора?

 В том, что хочу соблюдения элементарных прав человека, гарантированных Конституцией? В том, что хотела остановить насилие, пытки, издевательства и убийства? Если по нынешним временам это преступление, тогда да. Виновна по всем пунктам. Раскаиваюсь ли я? А в чем мне каяться? В том, что не позволила украсть свой голос? В том, что не стала мириться с беспределом? В том, что хотела быть человеком, гражданином, а не бессловесным быдлом? 

Я горжусь всеми белорусами, которые надевали белые браслеты и голосовали за перемены. Я горжусь теми, кто после так называемых выборов вышел защитить свои голоса. Теми, кто выходил на многотысячные марши. Теми, кто бастовал. Теми, кто организовывал праздники и концерты. Мы показали всему миру, что мы не покорное население, а сильный, гордый и свободный народ, достойный лучшего будущего. Если я и сожалею, то лишь об одном: что мы не были более решительны. Наш враг не ОМОН, не ГУБОПиК, не КГБ, даже не несменяемый «царь». Самый главный наш враг — собственный страх. Вспомните то чувство единения на маршах. Вспомните лозунг «Мы здесь власть» и поверьте в это. В то, что нас много. В то, что мы — огромная сила. В то, что мы достойны лучшего. Преодолейте страх. И вы удивитесь сами, как легко рухнут эти стены. Белорусы, я горжусь вами и верю, что очень скоро мы будем жить в свободной стране. Жыве Беларусь!

Погоняло — Переделкина

Сегодня мне предъявили окончательное обвинение. По целой куче статей: 342, 368, 130, 361. Мало не покажется. В общей сложности грозит до 15 лет. За убийство порой дают меньше. Честно говоря, адвокат мой был в шоке. Хотя я была готова к такому раскладу. И ни о чем не жалею. Хочется верить, что всё было не напрасно. Что 2020 год станет переломным. Что общество не станет мириться с насилием и беззаконием. Что всё изменится. 

Вот и пришла весна. Скоро 8 марта — праздник весны, красоты и любви. Но я этого не увижу. Ведь из моего окна не видно ни солнца, ни неба. Всю ночь над нами летали вертолеты. Очень низко. Тяжелые, грузовые. Ведь совсем рядом, в Украине, идет война и гибнут люди. Гибнут за хотелки двух сумасшедших дедов, которым давно уже на кладбище прогулы ставят, а им всё неймется и ровно не сидится. Я сижу на шконке на верхнем ярусе. Внутри всё кипит от боли и гнева. Но я ничего не могу сделать. Ведь теперь я сижу взаперти, и всё за меня решают они: когда мне вставать, когда есть, когда спать, когда гулять. От меня ничего не зависит — наверное, впервые в жизни.

Мои сокамерницы читают книгу «Крутой маршрут» — про 37-й год, репрессии, «тройки» и лагеря. Читают про себя, но в другом времени. Опять. Кто же я? Админ деструктивного телеграм-канала. Организатор массовых беспорядков. Экстремистка, склонная к деструктивным действиям. Так они говорят. На самом деле — обычный человек, не согласный мириться с насилием, беспределом и террором. Одна из многих. Нас таких — тысячи в стране. Статья 342 — народная, как ее уже окрестили. 

Они говорят, что я слишком гордая и упрямая. Что надо смириться, признать вину и попытаться выйти отсюда. Но я так не могу. Не могу отказаться от своих убеждений. Не могу забыть погибших и покалеченных. Не могу простить. Да и не хочу. Не хочу предавать себя. Ведь тогда это уже буду не я.

Теперь моя жизнь — унылая череда дней, которые сливаются в один бесконечный День сурка. Чтобы как-то занять себя и отвлечься, я рисую. Иногда переделываю песни на свой лад. Даже заработала себе погоняло — Переделкина. Когда бывает возможность, пою в прогулочном дворике протестные песни. Ведь это сейчас единственная доступная мне форма сопротивления. Я не смирилась, не сломалась, не сдалась. Я помню всё. Помню 2020 год. Помню выборы, белые браслеты, бой на Пушкинской. Помню многотысячные марши, море бело-красно-белых флагов, атмосферу единства, гордых и свободных людей на улицах. Помню и не хочу забывать. И верю, что всё еще впереди. И мы победим. Ведь не бывает окончательного поражения, если веришь в себя, в свои силы. Имеет значение лишь решимость продолжать. 

Если я и жалею о чем, так лишь о том, что мы тогда не дожали. Что не были более решительны. Что не хватило сил. Но я верю в лучшее.

Верю, что самое темное время всегда перед рассветом. Верю в свой народ. И я не сдаюсь, а хочу, чтобы меня услышали. Услышали мои родные и близкие. Друзья и знакомые. Дети и внуки. Услышали те, кто придет после нас. Чтобы знали и помнили. Чтобы не повторяли наших ошибок. «Можем повторить!» — так говорят они. «Никогда больше!» — говорим мы. 

Слышала, что у кого-то из древних было такое проклятие: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!» Вот именно в нее мне и довелось жить. Каково это? «Очэнь инцярэсна!» — как говорит один ненормальный дед. Ага, интересу хоть отбавляй. Тут тебе и пули, и гранаты, и ОМОН с автозаками, и тюрьмы, и суды, а теперь еще и война в Украине. В общем, вся моя жизнь — это бой. Я была бы не против жить не так «инцярэсна». Ну уж как есть. Так как же мы дошли до жизни такой и почему всё так получилось? Что ж, обо всем по порядку.

«Вечно ты, Ленка, куда-то лезешь»

Итак, меня зовут Лена. Мне 47 лет, в этом году будет 48. Я живу в Минске, в районе метро «Пушкинская». Вернее, жила. Потому что сейчас я уже несколько месяцев живу на Володарке, в следственном изоляторе. Если это мое существование можно назвать жизнью. Я самый обычный человек с самой обычной биографией. Ничего особенного. Обычная скучная работа, родители, трое детей — двое из них уже взрослые, бывший муж, дача, средний достаток. В общем, как у большинства. Необычного во мне разве что обостренное чувство справедливости и неумение молчать. Такой была всегда, еще с детского сада. Даже там вступалась за тех, кого ни за что обижали или [у кого] отбирали игрушку. Такой осталась и на старости лет. Из-за этого и в тюрьму угодила. Кстати, скажи мне кто, что однажды я окажусь в таком положении, — ни в жизнь не поверила бы. Но, как говорится, не зарекайся.

Елена Лазарчик с сыном. Фото: Наша нива

Окончила я самую обычную советскую школу. Которая, к слову, надоела мне до чертиков. Поэтому, а еще потому, что хотела быть независимой, сразу после школы пошла работать. И было бы всё обычно, если бы не случился переворот в 1991 году. Ну конечно, разве я могла пропустить такое событие! Мне ж ровно не сиделось, черти понесли меня на площадь. Новости узнать, на людей посмотреть, себя показать. В общем, всё происходило у меня на глазах: развал совка, принятие декларации независимости, бело-красно-белый флаг и герб «Пагоня», запрет КПСС. Конечно, я была в восторге от таких событий и своей к ним причастности. Надеялась, что теперь начнется новая жизнь, не хуже, чем на Западе. Но увы, все мои надежды рухнули в 1994 году — после того как колхозника Лукашенко сдуру выбрали президентом. 

Правда, до 96-го года всё было тихо. Он сильно не выпендривался. Но потом его понесло: провел референдум, перекрутил Конституцию под себя, запретил бело-красно-белый флаг и «Пагоню», разогнал депутатов. И тут начинается то, что он назвал позже «очэнь инцярэсна». В общем, нормальных выборов у нас с тех пор не было. Он решил сидеть на троне вечно. Результаты выборов подделывались, любые протесты подавлялись. Все законы он подгонял под себя. Выстроил систему, где всё завязано на него и его семейство. Этакий преступный клан, только в масштабе целой страны. И так 26 лет кряду. 

Власть и народ у нас существовали как бы в параллельных измерениях. Лука творил дичь, а народ занимался своими делами и выживал, как умел. Я же, конечно, примкнула к немногочисленному тогда еще сопротивлению. Ну, ясен пень, как же без меня! Мне же больше всех надо. Так тогда говорили и родители, и друзья, и знакомые: «Вечно ты, Ленка, куда-то лезешь! Зачем тебе это? Живи спокойно, что тебе неймется? Ты ж в президенты не полезешь». Лезть в президенты я не собиралась, но и смотреть спокойно на то, что он творит, я не могла. 

Раз в пять лет он устраивал цирк под названием «выборы». Выглядело это так: он «рисовал» себе процентов 80 или даже больше, а когда люди возмущались, сажал их на 15 суток. В общем, на Окрестина я стала частым гостем. Постоянным клиентом, можно сказать. Для тех, кто не знает: Окрестина — это тюряга, куда сажают административно задержанных. 

А в 2020 году терпение у народа лопнуло. Хотя поначалу казалось, что всё пойдет по обычному сценарию. Так бы оно и было, если бы Лука не обнаглел окончательно. Если раньше он ждал до конца «выборов» и только потом сажал альтернативных кандидатов, а людей, которые выходили на протесты, «закрывал» на сутки, то тут он решил устранить конкурентов сразу. Просто пересажал всех, кто представлял для него угрозу. И надеялся, что всё на этом закончится. Но в этот раз всё пошло совсем не так. 

Он не дал блогеру Сергею Тихановскому зарегистрироваться кандидатом в президенты, устроив примитивную провокацию. Но совершенно неожиданно кандидатом зарегистрировали его жену. И события приняли совсем уж необычный оборот. Это стало началом восстания белых браслетов, как мы его позже назвали. Переломный момент. Точка невозврата. Я не знаю, станет после этого лучше или хуже. Но по-прежнему уже не будет никогда. Это было время душевного подъема, единения и солидарности. Время больших надежд, когда мы наконец поняли и увидели, как нас много, что мы — реальная сила и можем всё изменить. 

Увы, мы слишком поздно поняли, что любые мирные и цивилизованные способы борьбы они считают проявлением слабости.

 В итоге самые смелые и решительные оказались в тюрьме, а те, кому повезло, успели уехать. Остальные сидят под плинтусом. Грубо сказано, но факт. Ненормальный, злобный, мстительный дед буквально затерроризировал население. Люди боятся. Боятся, что уволят, посадят, покалечат или даже убьют. Мы хотели избежать жертв, но не удалось. Есть же и погибшие, и покалеченные. А остальные ненавидят лютой ненавистью эту скотскую власть, но молчат, потому что боятся. Боятся оказаться на их месте. Боятся, что никто не поддержит. Боятся быть первыми. 

Наша вечная проблема: 27 лет мы чего-то ждем. Какого-то благоприятного момента, который никогда не наступит. Ведь благоприятные моменты создаем мы сами. Никто за нас этого не сделает. Никто не прибежит нас спасать. Как бы ни было трудно и страшно, надо бороться. Преодолеть страх. Вспомнить, как нас на самом деле много. Ведь, по сути дела, это даже смешно: девять миллионов боятся одного сумасшедшего и кучки его цепных псов. Конечно, псы кусаются, и у них есть оружие. Но необязательно идти в лобовую атаку. Достаточно просто перестать выполнять идиотские приказы. Бросить работу, не платить налоги. Не кормить эту банду. И тогда система рухнет. Но для этого надо быть едиными. Нужна солидарность на деле, а не на словах. Но у нас же кредиты, детей кормить нечем и так далее. На самом деле, никто с голоду не помрет. Просто все боятся начать, быть первыми, выйти из зоны комфорта. Но если мы хотим их остановить, то придется. Другого пути нет, и его придется пройти. 

А пока российские вояки уже хозяйничают на нашей земле и чувствуют себя как дома. Обстреливают с нашей территории соседнюю Украину. Украина сопротивляется, в отличие от нас. А у нас народ безмолвствует, запуганный террором и беспределом. Хотя могли бы решить всё за две недели, ну максимум за месяц. Если бы решились. Поймите, люди: своим молчанием мы становимся невольными соучастниками их преступлений. Ведь молчание — знак согласия. Вспомните 2020 год. Ведь мы почти их сломали тогда. Почти. Не хватило совсем чуть-чуть. Надо всего лишь учесть свои ошибки и попытаться опять. Пока еще не поздно, пока мы не стали частью России. Времени остается всё меньше.

Я хочу, чтобы меня услышали. Я не сдаюсь. И мои товарищи по несчастью тоже. Даже в тюрьме мы сопротивляемся этой системе. Смеемся в лицо врагам с их профучетами (типа склонные к экстремизму и деструктивным действиям. Придумать же такое надо! Кстати, деструктивный — значит разрушительный. Но если кто что и разрушил, так это ОМОН. А люди, между прочим, даже мусор за собой убирали. Вот такие мы страшные экстремисты).

И совершенно неважно, какую статью они мне нарисуют и какой срок дадут — год, пять, десять, двадцать. Только вы решаете, сколько нам сидеть. Только от вас зависит, будете вы и дальше жить в постоянном страхе или однажды его преодолеете и разнесете эту гнилую систему в клочья. Я не верю, не хочу верить, что ошейник раба легче доспехов воина. Будьте смелее, будьте решительнее, и всё у нас получится. Многим странам пришлось пройти этот путь, и мы тоже сможем. Должны смочь, если хотим быть народом, а не бесправным населением. Наверное, это наше испытание, экзамен на право быть народом, нацией. И я всё еще верю, что мы сможем достойно его выдержать. И гордиться своей страной, гордиться тем, что мы — белорусы.

Прошла зима, весна, и наступило, наконец, лето. Впрочем, это мы понимаем только в те краткие моменты, когда нас выводят на улицу. Вернее, умом, конечно, понимаем. А по ощущениям у нас вечная ночь и вечная зима. Очень холодно. Вещи сушить негде. Батареи отключены. Выкручиваемся, как можем. А вчера они отчебучили еще один номер — сняли окно (раму). Без окна теперь живем — дырка у нас в стене. Светлее от этого не стало: решетки мешают, не пропускают свет. А вот холоднее в разы. Сифонит из этой дыры — мама не горюй. Впрочем, искать логику в их действиях бессмысленно. Мы уже давно и не пытаемся.

«Сидишь на толчке, а они смотрят»

Я здесь уже полгода. Просто сижу, никаких следственных действий не ведется. Оно и понятно: что расследовать? Ясен пень, нечего. За эти полгода многим закрыли дела и влепили 3 года «химии» (стандартный приговор по статье 342, часть 1). Слава богу, люди понемногу выходят. Народу стало меньше. Но со мной другой случай, так просто не отделаюсь. Кстати, с чувством времени здесь происходит странная штука: дни тянутся бесконечно, а недели и даже месяцы пролетают незаметно. Вот такой парадокс.

А мы всё чего-то ждем. Ведь ждать и надеяться — это всё, что нам остается. 

И я снова и снова царапаю на мисках ложкой «Жыве Беларусь!» и пишу на наволочках «Стоп таракан!». Такой ритуал уже. И снова мы поем в прогулочном дворике «Воины света».

Иногда нам подпевают из соседнего дворика. «Прогульщики» орут на нас и грозятся написать рапорт. Раз выгнали нас из двора, мол, всё, прогулка окончена. Но всё равно поем. Ведь это единственная доступная нам форма сопротивления. Да еще стебемся по поводу их профучета на большой проверке. Цедрика (начальника СИЗО) как-то чуть удар не хватил — так разозлился. Грозил в карцер меня посадить. А когда понял, что меня это не пугает, вообще озверел. Орал на весь продол, как потерпевший. В общем, шоу было что надо. Обхохочешься. Приколов тут хватает.

Кстати, о карцере: ты, сидя там, не видишь вообще ничего. А вот тебя через стену видно отлично. И ладно бы только в самой камере, но и в «толчке» тоже. И вот сидишь ты «на троне», а они ходят по продолу и на тебя смотрят. Процесс, так сказать, контролируют. Причем ты их не видишь и понятия не имеешь, есть в этот момент кто-то на продоле или нет. Вот интересно, чья ж это «вумная» головонька до такого додумалась? Извращенцы. Уже даже не знаю, смеяться, ругаться или плеваться. 

Письма мне практически не доходят. Хорошо если одно в месяц, и то от детей. Так что, если кто мне пишет и не получает ответы, не обижайтесь, пожалуйста. Несколько раз получала посылки и денежные переводы от незнакомых людей. Огромное спасибо им за помощь и поддержку! Послала им открытки со словами благодарности, но не знаю, дойдут ли. Поэтому еще раз спасибо всем, кто помогает и поддерживает. Мы очень вам признательны и благодарны. Я понимаю, что пишу сумбурно. Ведь делаю это в разные дни и с разным настроением. Когда-нибудь, если всё сложится удачно, напишу более подробно. А пока — ну уж как есть. Не знаю, удастся ли вообще передать эти записки на волю. Но я попробую найти способ.

Немного о бытовых условиях. Камера — десять квадратных метров, восемь человек. Шконки, стол, лавка, вешалка и санузел — вот и вся обстановка. Чтоб вы понимали: проход между шконками — 35–40 сантиметров, от стола до двери — три-четыре шага. Вот такое жизненное пространство. Очень душно, но при этом сыро и холодно. На стенах плесень. Хорошо, что курят только два-три человека в камере. Но это у нас. А есть камеры, где курят все. Представляете? Свет горит постоянно. От этого начинают болеть глаза. При этом на нижних ярусах всегда полумрак. Опять парадокс — вообще, это место сплошных парадоксов. На верхних ярусах светло, зато всегда холодно. 

А теперь благодаря умникам из администрации у нас еще и дырка в стене, из которой дует. Горячей воды нет, только холодная. Мыться, стирать — воду греем в тазике кипятильником. Продукты хранить негде, всё портится. Зимой храним на окне, но сейчас уже нет смысла, да и самого окна больше нет. Сушить вещи негде, ругалась с администрацией на большой проверке. Схлопотала рапорт, а воз и ныне там. Но человек привыкает ко всему, так что мы не жалуемся. Главное ведь не бытовуха, а люди, которые тебя окружают. В этом плане тоже повезло: девочки хорошие. Шесть человек политические, одна девочка — «экономистка», и одна — по статье 328 («незаконный оборот наркотических средств» — И. Х.). Кстати, ей десять лет дали. Представляете? Девчонке 20, арестовали ее в 18. Она сидит уже полтора года. Сначала в Жодино, теперь здесь — полтора года взаперти. И десять лет впереди. А магазин этот и сейчас работает, только закладчики меняются. 

Состав в камере тоже меняется. Были у нас по статье 205 (кража) и 209 (мошенничество). Им всем арест дают, три месяца — и свободен, воруй дальше. Они открытым текстом говорят, что и дальше воровать будут. Две цыганки у нас в камере были. Это было что-то! Слава богу, их уже нет. Одна на этап уехала, другую перевели. Хотя были и такие, кого действительно жалко. Девочка была из интерната. Вся переломанная после аварии, украла мелочь какую-то, 70 рублей. И таких много. Многие по глупости попадают. Зато уроду, который по пьяни ребенка из окна выбросил, всего три года дали. Прикиньте: десять лет за закладку и три года за убийство ребенка! Как вам такая арифметика? 

Про политических уже вообще молчу. Насмотрелась здесь всякого. Очень много боли, поломанных судеб.

Вся эта система несправедлива, направлена не на исправление, а на подавление, унижение. На то, чтобы сломать. Многие и ломаются.

 Куча идиотских правил. За нарушение — рапорт, три рапорта — карцер. Вообще, сложно всё это объяснить: кто был, тот сам всё знает, а кто не был — просто не поймет. К политическим, конечно, особое отношение. Что могут простить криминалу, никогда не простят политическому. Мы для них враги, как и они для нас.

«Наших слез они не увидят»

Здесь свой особый мир. Несмотря ни на что, люди живут и находят повод порадоваться. Тому, что кто-то выходит на свободу. Или тому, что кто-то получил письмо. Или что кто-то идет на свидание и увидит наконец своих близких. Мы отмечаем дни рождения, дарим подарки, делаем торт. Мы помогаем друг другу и всем делимся. Мы рассказываем смешные истории и поем песни. «Вы здесь для того, чтобы страдать!» — говорят нам они. И делают для этого всё. Но мы смеемся им в лицо. И радуемся солнцу и небу на прогулке. Собаке, сидящей в вольере, котенку во дворике. Или просто траве и одуванчикам. Любой мелочи, на которую прежде не обратили бы внимания. 

Конечно, порой бывает грустно. Хочется просто пройтись по улице. Прогуляться. Увидеть людей. Просто идти куда глаза глядят. Без конвоя. Без окриков: «Стоять! Лицом к стене! Руки за спину!» Просто быть свободной. Как мало, и как много. Опять парадокс. Но мы распрямляем спину, поднимаем голову повыше и идем с гордым видом. Наших слез они не увидят. Никогда не показывай свою слабость врагам. В любой непонятной ситуации делай гордый вид. Только так. В наших глазах они не увидят страха. Только ненависть и презрение. Говорят, есть время любить и время ненавидеть. Что ж, сейчас время ненавидеть. И всё же мы надеемся, что для нас еще настанет время любить. Мы ждем, надеемся и верим. Только эта вера дает нам силы бороться. 

Приезжал проверяющий из ДИНа (Департамент исполнения наказаний МВД республики Беларусь — Прим. Ред.) Рабецкий. Привязался к нам с этим долбаным экстремистским профучетом. Мы, конечно, постебались. Он разорался и стал угрожать. А мы ему объяснили, что мы и так в тюрьме, так что он может нам разве что соли на хвост насыпать. Он вопил как резаный, а потом устроил конкретный разнос местным работничкам. Они, конечно, потом устроили дрессировку нам, но оно того стоило. 

Я не осуждаю тех, кто признает несуществующую вину, чтобы выйти на свободу. Этих людей можно понять. Но меня восхищают те, кто не сдался, кто стоит на своем, чего бы ему это ни стоило. И надеюсь, что мне хватит сил поступить так же. Должно хватить. На суде я выскажу им всё, что думаю. Понимаю, что будут последствия, но ничего признавать и каяться я не собираюсь. Как бы там ни было дальше, постараюсь достойно пройти этот путь до конца. Жыве Беларусь!