Лу Капутин

О близости

Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу, а Лукашенко — к Путину. За последние два года — с начала массовых протестов в Беларуси — количество встреч Путина и Лукашенко превзошло дипломатические и даже союзные рамки: так часто в наше время не встречаются даже очень близкие друзья (если они, конечно, не живут в одном подъезде). Да и риторика поменялась полностью. Теперь двух президентов, похоже, ничто не разъединяет: ни согласование цен на газ, ни поддельные фитосанитарные сертификаты, ни налоговый маневр, ни подписание союзных соглашений. Потому что у них появился главный общий интерес: обход санкций.

Анонсируя последний визит Владимира Путина в Минск, Александр Лукашенко объяснял на расширенном заседании правительства 16 декабря, почему их двусторонние встречи стали настолько частыми: «Раньше, встречаясь с президентом, руководством России, мы обсуждали вопросы тактического характера. От этого никуда было не деться, поскольку против России и Беларуси были введены страшные, можно сказать, санкции. Против России вроде аж около 900 каких-то там… Ну, а против нас — заодно, чтобы через нас, как они говорят, Россия не могла обойти эти санкции. Поэтому нам пришлось в течение года встречаться и реагировать на ту ситуацию, которая складывалась в результате давления на нас коллективного Запада. То есть это были вопросы текущего тактического в основном характера. Хотя мы на каждой встрече через эти вопросы пытались заглянуть в будущее».

В этом году сложная ситуация, по версии Лукашенко, складывалась в результате давления коллективного Запада, а вовсе не из-за развязанной Россией войны. В прошлом — тоже по вине Запада, а не по причине массовых репрессий в Беларуси. 

Ничто так не сближает и не объединяет, как общие проблемы. Раньше отношения Лукашенко и Путина качались маятником от братских объятий до лютой ненависти просто потому, что у России, в сущности, не было больших проблем. Нефть качалась, газ, весело насвистывая, шел на Запад, Владимир Путин, несмотря на оккупацию Крыма, был принимаем в приличном западном обществе. И Москва время от времени начинала говорить с позиции сильного и напоминать Минску, за чей счет пирушка. Минск, в свою очередь, тут же заявлял, что Россия мечтает лишить Беларусь суверенитета и включить ее очередным Крымом в свой состав.

О метаниях

«Шантажировать Беларусь, наклонить, стать коленом на грудь — бесполезно. Я понимаю эти намеки: получите нефть, но давайте разрушайте страну и вступайте в состав России. Я всегда задаю вопрос: такие вещи во имя чего делаются? Вы подумали о последствиях? Как на это посмотрят в нашей и вашей стране, и международное сообщество? Не мытьем, так катаньем инкорпорируют страну в состав другой страны!» — сейчас уже трудно поверить, что Александр Лукашенко мог так эмоционально обвинять Россию в попытках захвата.

А между тем он так говорил всего четыре года назад, в декабре 2018 года, на пресс-конференции для российских журналистов. Лукашенко тогда пригласил сотню федеральных и региональных медиа России приехать в Минск. Неделю российских журналистов возили по белорусским предприятиям, стадионам и ресторанам, а в конце поездки состоялась четырехчасовая пресс-конференция. 

Тогда Александр Лукашенко возмутился не столько из-за собственно цен на газ (цены на каждый следующий год в конце концов согласовывали всегда, даже после суровых двусторонних баталий; иногда, как в 2006 году, и вовсе в 23.59, за минуту до боя курантов), сколько из-за того, что принцип «газ и нефть в обмен на поцелуи» перестал действовать, и Москва потребовала более тесной интеграции. В декабре 2018 года на заседании евразийского экономического совета Александр Лукашенко заговорил о разных механизмах формирования цен для Смоленской области и для Беларуси, на что тогдашний вице-премьер правительства России Дмитрий Козак ответил: обсуждать это можно только после принятия «принципиальных решений о дальнейшей интеграции в рамках союзного государства».

А год спустя занимавший пост председателя правительства России Дмитрий Медведев заявил, что дополнительная финансовая поддержка Беларуси возможна только после подписания всех дорожных карт в количестве 31 штуки. И это тоже было в декабре: декабрь вообще стал самым неспокойным месяцем для двусторонних отношений. Во-первых, это время, когда заключается договор о поставках газа на следующий год, а во-вторых, именно в декабре (8 декабря 1999 года) был подписан договор о создании союзного государства, и каждый год в этом месяце малопонятное межгосударственное образование мечется, как барышня в преддверии именин. Ожидания, истерики, окрики, шпильки — всё как в жизни.

«У нас есть межгосударственные договоры, и мы ни одного из них не нарушили. Россия же пинает их в хвост и гриву», — это Лукашенко говорил в 2017 году, когда ФСБ ввела погранзону на границе с Беларусью. «Я хочу, чтобы россияне понимали, особенно руководство России, что мы не будем мальчиками на побегушках», — фраза из ежегодного обращения в 2016 году. «Нас пугают, что Россия, мол, изобретет свои сороконожки и будет ядерные боеголовки перевозить на своих, — и на здоровье! Если у них есть сегодня мозги и деньги, которых у них нет, — пускай изобретают!» — это 2015 год, посещение завода колесных тягачей.

Мы с Путиным

Но после 2020 года всё изменилось. Сначала мир погряз в пандемии, а потом в Беларуси начались протесты, которых страна еще не знала. В августе (да и в сентябре) казалось, что ножки стула, на котором Лукашенко сидел, не двигаясь, с 1994 года, уже подломились, и он вот-вот грохнется вместе с ненадежной деревяшкой. Вот тогда всё стало меняться. 15 и 16 августа Путин и Лукашенко говорили по телефону дважды. И если 15 августа, в субботу, пресс-служба Лукашенко скупо, одной строкой, сообщила, что «президенты обсудили ситуацию в Беларуси и вокруг нее», то 16 августа, когда в Минске прошел самый многочисленный марш за всю новейшую историю Беларуси, в сообщении о телефонном разговоре было написано, что Путин и Лукашенко решили, что «в случае обострения ситуации в части внешних угроз стороны будут реагировать совместно в соответствии с положениями, предусмотренными договором о коллективной безопасности». Это уже был сигнал: мы вместе, мы всегда договоримся, ворон ворону глаз не выклюет, так что попридержите коней и вообще возвращайтесь по домам, пока войска не вошли.

А 27 августа в интервью телеканалу «Россия» Владимир Путин еще раз заверил всех в том, что непременно поможет Лукашенко: «Александр Григорьевич попросил меня сформировать определенный резерв из сотрудников правоохранительных органов, и я это сделал. Но мы договорились также, что он не будет использован до тех пор, пока ситуация не будет выходить из-под контроля и пока экстремистские, я хочу это подчеркнуть, элементы, прикрываясь политическими лозунгами, не перейдут определенных границ и не приступят просто к разбою: не начнут поджигать машины, дома, банки, пытаться захватывать административные здания и так далее».

Александр Лукашенко полностью сменил риторику — фактически в один день. Если раньше в зависимости от стадии переговоров о цене на газ он часто использовал обороты вроде «нас не наклонить», «суверенитет не сдадим», «обойдемся без российской нефти, ведь свобода не измеряется деньгами», причем местоимение «мы» подразумевало белорусский народ, то после 9 августа «мы» было заменено на «мы с Путиным».

17 августа, посещение завода колесных тягачей: «Да нет, мы с Путиным одного мнения, что всё там — заварушка эта — не напрасно».

21 августа, поездка в Минскую область: «Конечно, ни я, ни Путин на это никогда не пойдем, и мы дадим серьезнейший ответ на эти поползновения». (Тогда же Лукашенко признался, что в Минск приехали российские пропагандисты: «Я попросил россиян: дайте нам 2–3 группы журналистов на всякий случай. Это 6 или 9 человек с самого продвинутого телевидения… Мы россиянам не платим вообще. Слушайте, неужели я для 6 или 9 человек не найду в России друзей, которые поддержат этих людей?»)

22 августа, поездка в Гродно: «И мы с Путиным сошлись во мнении: нас травят здесь, чтобы броситься потом на Россию».

28 августа, поездка в Оршу: «Мы с президентом России понимаем, что может быть, если мы прозеваем… Мы создали резервы с ним. Ни один солдат из России не пересек нашу границу».

8 сентября, пресс-конференция для российских журналистов: «Я разговаривал со многими президентами, со своим старшим другом, старшим братом, как я его называю, Владимиром Путиным». Тут, правда, можно предположить некую шпильку или фигу в кармане, потому что разница в возрасте у Путина и Лукашенко — два года. Четырехлетний может считать шестилетнего старшим другом, но к 70 годам это уже звучит немного издевательски — будто подчеркивание преклонного возраста «старшего друга и брата». Впрочем, эта фигура речи, возможно, сохранилась в качестве речевого рефлекса еще с тех времен, когда звучала в контексте «белорусов не наклонить».

Предвоенная идиллия

А потом пошли частые встречи. Причем долгие, душевные, с ласковыми интонациями, будто посиделки на завалинке со старинным — ох, простите, старшим другом. 14 сентября, на следующий день после стотысячного марша под лозунгом «Идем на Дрозды!» (протестующие действительно пытались прорваться к резиденции Лукашенко в поселке Дрозды) и сотен задержанных, белорусский президент полетел в Сочи. Потом говорил, что обсудили сближение рынков и сотрудничество в сфере ВПК. Произнес навеянную встречей с Путиным фразу: «Армия, которая не воюет, — это не армия!»

Возможно, следовало насторожиться еще тогда. Разговоры про армию, которая должна воевать, прежде он не вел никогда. А теперь по косвенным признакам, репликам, оговоркам кажется, что тогда, за полтора года до войны, они уже обсуждали и ее, и последующие санкции, и пути их совместного обхода. Кредитный миллиард, который Беларусь должна была выплатить России в 2020 году, на той сентябрьской встрече был перенесен на следующий год. 

В прошлом году Александр Лукашенко и Владимир Путин встречались шесть раз. 22 февраля 2021 года Лукашенко снова полетел в Сочи. Те самые дорожные карты, из-за которых в 2018–2019 годах перья летели во все стороны, неожиданно стали называться союзными программами (Лукашенко даже произнес модное слово «ребрендинг»), и «младший друг» доложил старшему, что всё готово к подписанию и никаких разногласий больше нет.

22 апреля он полетел в Москву и, кроме очередного доклада о готовности союзных программ к подписанию, союзники посплетничали об Украине и Зеленском. «В последнее время действующее руководство Украины предприняло очень много шагов, разрушающих российско-украинские отношения», — сказал Владимир Путин. «Мне кажется, Владимир Владимирович, Зеленскому уже пора научиться конкретно, дипломатично себя вести, кроме всего прочего», — с готовностью поддакнул Лукашенко.

28 мая — снова Сочи. Бессмысленная с точки зрения публичной информации встреча, на которой Лукашенко и Путин вспоминали, как год назад вывозили своих граждан из стран, объявивших локдаун и отменивших авиарейсы, обсуждали температуру воды в Черном море и рядили, не пойти ли искупаться. На следующий день — совместная морская прогулка на яхте. А ведь лишь месяц прошел с последней встречи, и обсуждать вроде как и нечего.

13 июля Александр Лукашенко уже в Санкт-Петербурге, 9 сентября — в Москве. И всё так ладненько, как прежде не бывало. Даже совместную пресс-конференцию Лукашенко и Путин дали, всем присутствовавшим в очередной раз рассказали о союзном строительстве и готовности программ к подписанию. Оказывается, вопреки утверждению Александра Лукашенко в 2018 году, всё было не так. Спустя три года на той пресс-конференции он заявил, что вовсе не было никакой угрозы инкорпорирования: «Должен сказать, что мы этой болезнью и не болели с президентом России. Если кто-то этим болел, можем подлечить».

Вот только самих себя они явно не подлечили, и на последней встрече прошлого года (29 декабря) уже совершенно очевидно обсуждали будущую войну и степень участия Беларуси в ней. Лукашенко несколько раз повторил просьбу проводить побольше учений российских войск на белорусской территории, а лучше вообще не прерывать их: «Вы меня всегда поддерживали в этом плане. Я вот обратился к вам, чтобы мы не останавливали наши совместные учения. Чтобы мы продолжили создание центров по обучению наших ребят, прежде всего новым образцам военной техники, которую мы в России закупаем. Мы это делаем… Знаю, вы и ваши военные рассматриваете мои предложения по учениям на территории Беларуси. Хотелось бы, чтобы эти решения были приняты вами. Это на пользу белорусско-российским отношениям будет».

Владимир Путин ответил: «Как вы и предлагали, мы проведем в начале года. Там военные согласуют. В марте-феврале. Не знаю, когда они решат». Теперь-то мы знаем, когда они решили. И что они решили по поводу этих «совместных учений» — тоже знаем. 

Сообщники

Война началась, по сути, тоже с их встречи. 10 февраля в Беларуси начали совместные военные учения «Союзная решимость-2022»: электронный пуск ракет совместной группировкой ракетных войск, воздушный бой, удар по колоннам техники системами залпового огня «Смерч» и «Ураган», ракетно-бомбовые удары с самолетов и вертолетов. За всем этим внимательно наблюдал Лукашенко на полигоне «Осиповичский» перед поездкой в Москву. Именно тогда он сказал, что российские войска будут находиться на территории Беларуси после окончания учений столько, сколько будет нужно («сколько нам надо для того, чтобы защитить нашу территорию и показать всем, что мы к этой защите готовы»), а на вопрос о возможном вторжении остающихся российских войск со стороны Беларуси в Украину ответил: «Вы до сих пор верите, что мы будем отсюда нападать на Украину, или у вас уже, извините, по-народному скажу, этот «бздык» прошел?» До нападения оставалась неделя.

18 февраля Лукашенко полетел в Москву, где вместе с Путиным они уверяли в свете софитов, что никто не собирается нападать на Украину, что напряженность нагнетает Запад (он же и вбрасывает ложные слухи о том, что второжение вот-вот произойдет), что это не нужно ни России, ни Беларуси. А встреча — просто потому, что в начале года нужно всё продумать для противостояния экономическому давлению. Про «Макдоналдс» и «ИКЕА» они вряд ли в этот момент думали, но к санкциям готовились всерьез, как и к войне.

11 марта Путин и Лукашенко обсуждали в Кремле противодействие санкциям. 12 апреля на космодроме Восточный клялись друг другу в том, что Отечество у них одно, общее, а Лукашенко еще и рассказывал, что Бучу устроили англичане, но, к счастью, белорусские спецслужбы вместе с ФСБ эту «гадкую, мерзкую позицию Запада» разоблачили. 16 мая в Москве говорили об импортозамещении. 23 мая в Сочи восхищались укреплением и небывалыми темпами развития экономики союзного государства, несмотря на санкции, и выражали опасения по поводу того, что Польша хочет расчленить Украину и оттяпать себе кусок.

25 июня в Санкт-Петербурге Лукашенко просил Путина помочь переоборудовать военные самолеты для ядерных зарядов, а тот, в свою очередь, обещал модернизацию на российских авиаремонтных заводах и подготовку белорусских специалистов, да еще «Искандеры» в подарок. 26 сентября в Сочи обсуждали, что Лукашенко и Путина должны уважать, а без должного уважения они ни с кем и разговаривать не станут, потому что гордые славяне и не потерпят унижений. 7 октября в Москве Лукашенко дарил Путину трактор.

19 декабря Владимир Путин приехал в Минск впервые за три года, и это была их восьмая за год встреча один на один. После расширенных переговоров о запуске белорусского космонавта в составе российского экипажа и подготовке белорусских летчиков для модернизированных в России самолетов союзники отправились в резиденцию Лукашенко в Острошицком городке на «настоящий белорусский ужин». Самолет российского президента взлетел из минского аэропорта в час ночи. Вероятно, ужин удался.

А кроме того, были встречи в рамках заседаний СНГ, союзного государства, ЕврАзЭС. И бесконечные телефонные разговоры, и постоянное употребление Александром Лукашенко во время любых диалогов — с послами, журналистами, чиновниками, — устоявшейся фразы «мы с Путиным». Она уже звучит как гоголевское «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем». Лукашенко всё реже говорит «я» и всё чаще «мы с Путиным». Неужто им обоим в детстве мамы не говорили, что не надо водиться с плохой компанией?

Так часто не встречаются даже близкие друзья, живущие в разных государствах. Так часто не встречаются союзники. Так часто встречаются разве что сообщники. Причем один из них добровольно берет на себя роль младшенького, зависимого, безголосого, выполняющего мелкие поручения: за пивом сбегать или на стреме постоять.