«ФСБ-шник на меня посмотрел и спросил: «Убегаешь?»

В июне 2021 года Мосгорсуд по иску Генпрокуратуры признал ФБК и штабы Алексея Навального экстремистскими организациями. За несколько месяцев до этого, 26 апреля, прокуратура приостановила деятельность штабов Навального, а спустя три дня политик Леонид Волков заявил, что они будут распущены. «Этот удар оказался смертельным. Сохранение сети в нынешнем виде невозможно. Оно немедленно повлечет за собой статью об экстремизме и уголовные сроки для тех, кто работает в штабах, сотрудничает с ними. Не поможет никакой ребрендинг. Увы, это эксперты из Следственного комитета будут решать, новая это организация или нет. Работать в таких условиях невозможно. Мы официально распускаем сеть штабов Навального», — цитирует обращение Волкова РБК.

Так с апреля 2021 года в России перестали существовать 37 региональных штабов. Спустя всего четыре месяца после объявления их экстремистскими — в ноябре того же года — по делу о руководстве экстремистской организацией арестовали координаторку штаба Навального в Уфе Лилию Чанышеву. Как утверждает «Мемориал», Чанышева отошла от политической деятельности после ликвидации штабов, однако это не спасло ее от уголовного дела. После нее уголовные дела возбудили еще против троих бывших координаторов: Вадима Останина из Алтайского края, Захара Сарапулова из Иркутска и городского депутата Ксении Фадеевой из Томска. Большинство из них так же, как и Чанышеву, обвиняют в руководстве экстремистской организацией, а некоторых, например, Захара Сарапулова, — в участии в деятельности некоммерческой организации, посягающей на личность и права граждан.

«Сейчас, насколько мне известно, не осталось координаторов, которые бы не сели или не уехали», — говорит Иван Востриков, возглавлявший штаб Навального в Тюмени на протяжении последних лет. Он уехал из страны весной прошлого года, хотя поначалу даже не планировал, что это будет насовсем. «Мне просто хотелось уехать в отпуск и пару месяцев пожить без ощущения, что в любое утро могут вломиться с обыском. И чем дальше, тем понятнее становилось, что возвращаться пока не стоит, — рассказывает он. — В итоге пришло понимание, что лучше вообще не возвращаться, особенно когда произошел арест Чанышевой, а потом и других координаторов, которые не уехали из России к тому времени».

Дело Лилии Чанышевой и ее арест повлияли на решение об эмиграции и других сторонников Алексея Навального — об этом говорят все координаторы, с которыми поговорила корреспондентка «Новой газеты. Европа». Олег Степанов из Москвы и Алексей Ворсин из Хабаровска, например, категорически отказывались уезжать даже после того, как на них возбудили уголовные дела. Ворсин в 2021 году объявил, что собирается баллотироваться в депутаты Госдумы, после чего на него завели уголовное дело по «дадинской» статье за «неоднократное нарушение порядка проведения массовых мероприятий» и посадили под домашний арест. Под этой мерой пресечения он провел полгода, после чего получил условный срок — три года.

«Мне, конечно, предлагали планы побега, но я отказался и думал, что приговор будет мягкий. Так и оказалось: мне дали условный срок. Но потом ситуация начала меняться, — рассказывает Ворсин. — Появилось дело по экстремистской статье, абсолютно резиновое, по которому сейчас уже сидят несколько координаторов. 

После этого Алексей уехал в Европу, хотя до этого никогда там даже не был, не получал ни одной визы и хотел остаться в Хабаровске, чтобы заниматься только местными проблемами. «Я понимал, что мы находимся на краю большой беды, и это было тяжелое решение. Мы пытались предупредить других глав штабов, чтобы они осознали свои риски и нашли выход, исходя из этого. Но некоторые нас не услышали и посчитали, что это ложная тревога. Я подумал, что если я буду за решеткой, это будет огромная нагрузка на адвокатов, и тогда решил уезжать, — говорит он. — Мне тяжело было принять решение об отъезде, который я никогда не планировал. Мне нравится Дальний Восток, я собирался прожить там всю свою жизнь. Я всегда понимал, что рано или поздно меня могут посадить в тюрьму. И был морально готов, наверное, отсидеть немного, но в этих условиях сидеть можно бесконечно».

Московский политик Олег Степанов также не планировал уезжать, несмотря на вынесенный ему приговор по «санитарному делу» — экс-координатора в августе 2021 года приговорили к ограничению свободы. Степанов провел под домашним арестом больше двухсот дней и всё равно решил выдвинуться на выборы в Государственную Думу, однако его не допустили. «Между приговором и апелляцией я остался вообще без меры пресечения. Большинство моих коллег [после такого] сразу же выехали в другие страны. Я уезжать не планировал и в целом считал, что это не такое страшное наказание», — делится он.

После того как Степанова не зарегистрировали, он занялся наблюдением на выборах в Москве и начал искать работу, поскольку штабы Навального к тому моменту уже закрылись. «В итоге случайные обстоятельства подтолкнули меня к отъезду: ФСИН отказывался ставить меня на учет. В октябре я прошел вторую инстанцию суда, после которой уже пора отбывать свое нестрашное наказание. Я несколько раз звонил, ездил в инспекцию, там мне говорили, что документы еще не пришли, поэтому мой пока срок не считается. Якобы сейчас я должен соблюдать запреты, но их не контролируют, зато потом посмотрят, чем я занимался», — рассказывает Степанов. Он планировал поехать на время на учебу в Карлов университет, поэтому после возникших проблем со ФСИН именно это и сделал. После того как арестовали Лилию Чернышеву, политик решил не возвращаться в Россию: «Оказалось, что я недооценивал риски, когда уезжал поступать, но в итоге всё удачно сложилось. Когда я понял, что это отъезд на более длительное время, началась война. Я немного потерял интерес к тому, чем планировал заниматься: как социальный антрополог, я хотел изучать политическое поведение русскоязычных людей в некоторых странах Европы. Но теперь смысла в этом я не вижу». Вместо Чехии, которая после начала войны перестала выдавать студенческие визы, Степанов оказался в Литве.

Другие координаторы — Яна Герасимова из Красноярска, Алексей Шварц из Кургана и Иван Елисеев из Ижевска — тоже покинули Россию после объявления штабов экстремистскими и ареста их коллег. Алексей Шварц пытался выехать из России, будучи обвиняемым по делу о нарушении тайны переписки и телефонных разговоров за публикацию разговора о фальсификациях на голосовании по поправкам в Конституцию между курганскими чиновниками, которые и являются потерпевшими по этому делу. На погранпункте у памятника «Три сестры», после беседы с российскими пограничниками, активист направился в Украину, где провел следующие семь месяцев, уехав оттуда буквально за несколько недель до начала войны.

«Мы с женой бежали из России, потому что я понял, что меня посадят. Я знаю, что был личный приказ губернатора меня закрывать, стали давить и на родителей, выгонять их с рабочих мест. Понятно было, что жизни [в России] мне не будет, — рассказывает Шварц. — На границе [с Беларусью] меня два часа допрашивала ФСБ у себя в помещении. 

После этого военные мне вынесли все мои документы и сказали «валить к жене в Киев».

Шварц отправился на границу с Украиной, где его сначала тоже отказались впускать: «[На украинской границе] мы начали с начальником ссориться, меня снова увели на допрос, заперли в помещении. Я им тогда объяснил всю ситуацию, они начали хамить, что не пустят меня. Потом стали меня пробивать, после чего начальник погранслужбы вернулся, пожал мне руку и сказал, что он бы не смог выдержать сначала у русских два часа допроса, а потом у них. Мы с ним после всего выпили кубинский кофе, поговорили про политику и про Беларусь, а потом он заставил дальнобойщика подвезти меня до Чернигова». В Украине Шварц с женой жили в Ирпене и уехали оттуда только в январе этого года, перебравшись в Германию.

«Я не понимаю тех, кто говорит, что начинает жизнь с чистого листа»

После ликвидации сети штабов Алексея Навального, как рассказывают сотрудники, им никто не предлагал вариантов для продолжения сотрудничества. Более того, многие из них узнали об этом только спустя несколько дней после закрытия, когда у них закончились административные аресты. «Когда штабы закрыли, я как раз вышел из спецприемника и удивился, что были удалены даже телеграм-чаты, корпоративная почта и остальное, — говорит Иван Елисеев, экс-координатор штаба Навального в Ижевске. — Сеть действительно закрылась, это не шутка. Не существует подпольных штабов. Меня самого это очень удивило. Но отношения со многими людьми из команды Навального остались дружескими».

«Нам никто не обещал продолжение сотрудничества, — добавляет Иван Востриков из Тюмени. — Мы и работали в штабах, не чтобы просто зарабатывать деньги, а потому что считали это важным и нужным. Так что моя мотивация никуда не делась». После эмиграции он вместе с другими активистами создал собственный проект под названием «Богатый регион», связанный с Тюменью. «Мы просто ведем соцсети и снимаем видеоролики, рассчитанные в первую очередь на жителей Тюменской области: о внутренней политике, о коррупционных вещах, о госзакупках. Подобное мы делали в штабе, только на этот раз работаем уже без финансирования со стороны команды Навального. Деньги ищем сами, пытаемся подцепить какие-то гранты, потому что сейчас это уже не страшно», — объясняет он.

Почти все экс-координаторы, с которыми поговорила «Новая газета. Европа», уже не работают в структурах команды Навального. Исключением стала Яна Герасимова из Красноярска, которая до эмиграции работала в команде Владимира Милова и продолжила работу там же. «После того как я проработала в штабе Навального в Красноярске два года, я начала работать с Владимиром Миловым на его политической кампании на выборах 2019 года. По сути, последние два года я жила в Москве, занималась оппозиционной политикой, участвовала в митингах, акциях и работала в штабе», — рассказывает девушка. Сейчас Яна вместе со своими коллегами живет в Литве, куда переехала в прошлом году. По ее словам, команда Владимира Милова — это не проект команды Навального, а независимая команда, хотя политик и часто выходит в эфир на Навальный.live «на дружеской основе». «Мы коллеги [с командой Навального], — объясняет Герасимова. — Мы занимаемся информированием населения, рассказываем, что происходит в России, в мире, говорим о международной политике на нашем канале, о том, что творится в регионах России. Владимир активно занимается вопросами, связанными в том числе с санкциями в отношении звезд, которые выступали на провластных митингах во время войны. А мы как команда помогаем ему и с точки зрения логистики, и с точки зрения медиа».

Алексей Шварц рассказывает, что многие из его бывших коллег-координаторов после эмиграции решили отойти от политики. «Я довольно часто встречаю ребят [из штабов Навального], которые переехали и решили стать аполитичными. У меня с ними случаются скандалы, потому что я не понимаю, как так можно, это же дело нашей жизни. Я сидел за убеждения, отдал свое здоровье за борьбу против урана. Тем более раз мне так посчастливилось эвакуироваться в относительно безопасное место. Я не понимаю тех коллег, которые говорят, что начинают тут жизнь с чистого листа», — возмущается он. 

Затем, когда европейские страны, в том числе и Германия, открыли свои программы помощи беженцам, он начал помогать эвакуироваться российским активистам и журналистам и в то же время пытается добиться введения санкций против зарубежных представительств Росатома — уже самостоятельно. «Добыча урана в Курганской области ведется ценой жизней уральцев, а курганский уран продается в Америку, Британию, Южную Корею, во Францию и Германию. Страны, покупая атомное топливо у России, спонсируют ядерную ракету Путина, к тому же это [приносит России] очень большие суммы, потому что уран очень дорогой», — поясняет он.

С командой Навального перестал работать даже московский экс-координатор Олег Степанов: сейчас он занимается менеджерингом в нескольких НКО. По словам политика, по возможности он всё равно старается помогать бывшим коллегам, если они просят об этом. «Я не могу сказать, что вижу сейчас себе какое-то применение в команде Навального, я не специалист по международным отношениям, — говорит он. — Сейчас я стараюсь выстраивать в некоммерческих организациях, где работаю, проекты, связанные с политикой. Но это не то, что можно назвать политикой в том смысле, в каком я занимался ею в России: не участие в выборах, не организация митингов или общественных компаний. Не могу сказать, что я остался таким же активным, как раньше».

«Сейчас возвращение в Россию — это героический поступок»

«Я очень люблю Россию и, откровенно говоря, страдаю от невозможности сейчас приехать в Красноярск, где у меня остались родные, или в Москву, которую я успела полюбить. Но, к сожалению, сложилось как сложилось, — сетует Яна Герасимова. По ее словам, в России сейчас остаются только активисты, которые «будут там до последнего». — Моих коллег осталось мало, потому что все они были активными, но, увы, чем лучше ты работал, тем быстрее тебе приходилось уезжать. Потому что из-за этого активнее заводили дела и продолжают заводить, — рассказывает девушка. — Добрый десяток волонтеров штабов Навального уехали, потому что к ним начали приходить полицейские. Активисты остались. Я их прекрасно понимаю».

Координаторы рассказывают, что от возвращения в Россию их удерживает то самое «резиновое» дело об экстремистской организации, фигурантами которого каждый из них потенциально может стать. Некоторых из них, например, Олега Степанова, не пугает даже тюремный срок — только если он будет небольшим. «В нынешних политических условиях мне сложно представить, чтобы людей, работавших или работающих с Навальным, перестали преследовать. Но если это произойдет, я достаточно скоро вернусь, несмотря на мое маленькое наказание по санитарному делу, которое заменили на лишение свободы (из-за отъезда из России Степанову заменили ограничение свободы на реальный срок и объявили его в розыск. — Прим. ред.). Я не могу реалистично прогнозировать сроки, но хотелось бы вернуться как можно скорее, потому что я хочу жить в своей стране и менять ее к лучшему. Мне кажется, мой вклад может быть важен», — делится политик.

Алексей Ворсин из Хабаровска и вовсе отказывается называть свой отъезд эмиграцией, предпочитая этому слову другое — «беженство»: «Сейчас возвращение в Россию — это абсолютно героический поступок, поэтому нужно возвращаться тогда, когда это будет не напрасно. Я не называю это эмиграцией, потому что я не буду получать гражданство другой страны. Я хочу вернуться на Дальний Восток — это моя родина». По его мнению, находясь за границей, довольно сложно «не оторваться от реальности». «Когда я работал в штабе, я представлял Алексея Навального в Хабаровске. Сейчас я не могу его представлять. Я могу быть полезен только на своем месте, для меня непонятно, чем я еще могу заниматься. К тому же я не очень понимаю сейчас направление их деятельности, а просто сидеть и получать зарплату не хочу, — рассказывает он. — Я буду стараться не потерять связь [с Россией], но понимаю, что это будет очень тяжело. Я стараюсь внимательно отслеживать, но, честно говоря, больше всего меня пугает, что я превращусь в Каспарова и буду нести какую-то ерунду». Вместо работы в команде Навального Алексей Ворсин стал самостоятельно вести свои соцсети и Youtube-канал, основная аудитория которого — Хабаровск и весь Дальний Восток.

Другой экс-координатор, Алексей Шварц, спорит с утверждением о том, что российской политикой сложно заниматься из-за рубежа. «Мне не сложно быть в курсе того, что творится в Кургане, по двум причинам: я в контакте с ребятами, которые там остались, и мне довольно много информации поступает от наших сторонников из регионального правительства. Благодаря урановой теме мне удалось расколоть курганское правительство, многие оттуда поддерживали мою борьбу против добычи. Наш штаб вообще был там единственным оппозиционным ресурсом, где можно было прочесть информацию о регионе, которую никогда не покажут по телевизору. Но оторваться очень легко, ведь, живя в Германии, я понял, что можно жить на одном земном шаре, но в разных столетиях: в нашем мире есть выдающиеся люди, как Илон Маск, гениальный изобретатель, и есть мрази, как Путин и те, кто пошел из Кургана на фронт, чтобы убивать и заработать на этом денег», — негодует он.

Многие из уехавших хотели бы снова вернуться в Россию, чтобы заняться реальной политикой, что называется, «на земле». «Я бы хотел заниматься выборами в России, лоббированием законов, проведением кампаний, — говорит Олег Степанов. — У меня просто нет сейчас такой возможности, потому что я вынужденно нахожусь в таком отъезде, который непонятно когда закончится».