Как мы встречали Новый 2016 год в Норильлаге

Почти до последнего не было известно, во сколько будет отбой 31 декабря — в 22:00, в 23:00 или всё-таки администрация даст зекам возможность отметить Новый год по-человечески.

В прошлом году отбой объявили в 22:00, и где-то через час после этого режимные секции — а их у нас в бараке две из пяти — закрыли. В итоге мы, жители этих самых режимных секций, зеки, состоящие на различных профилактических учетах — от «склонных к азартным играм» до «склонных к побегу», — встретили Новый год не очень весело — без музыки и с остывшим чаем.

В этот же Новый год моей лично головной болью был коряк — арестантский «торт» из толчёного в пыль печенья, сгущенки, сливочного масла и других ингредиентов, имеющихся в наличии, который мы делали всем бараком, коряк вышел под 50 кг.

Я уже было собирался готовиться к худшему — что отбой объявят в 22:00, как в прошлом году, — в таком случае необходимо разделить коряк на пять частей и разнести по секциям до отбоя. Но после восьми вечера, когда заступила новая смена, стало известно, что «неофициально» отбой будет в час ночи, и до этого режимки закрываться не будут. Шикарно! Большего в этом лагере и пожелать нельзя.

Решено собраться к полуночи в первой секции и туда же притащить половину коряка, а вторую половину оставить на потом.

Пока резал коряк, причем резали мы его вдвоем, натер мозоль — вот это торт! Тем временем начали варить чифир: 20-литровый оцинкованный бак для воды поставили на плиту и зажгли все четыре конфорки, постепенно туда заливали кипяток из чайников и засыпали мелколистовой чай. В такие моменты, когда делается какое-то общее дело, зеки становятся заметно дружнее и ближе — все готовы помочь, подменить, предлагают чай, кофе, угощают своими коряками — помимо общего многие семейки еще лепят свои.

Наконец все готово, и порезанный коряк на складном столике понесли из питалки в первую секцию, туда же отправили чифирбак, а следом и многочисленные кружки.

Где-то в половину двенадцатого зеки стали потихоньку тянуться в первую секцию, там играла музыка. Я сел в последнем проходняке, где уже находилось несколько человек: Олег Дик, которому до конца восьмилетнего срока оставалось два месяца, Андрюха Панин, недавно приехавший в Норильлаг с минусинской крытой, часть срока в которой он отбывал по приговору, Баргузин, он же «мерзкий старикашка», как его порой в шутку называли, а на самом деле еще не старый и очень веселый зек, которого сюда этапировали с Дальнего Востока, еще кто-то. Разговаривали, вспоминали предыдущие Новые годы — кто, где и как их встречал. Я заметил, что на данный момент, сегодня, 31 декабря 2015 года, у меня за плечами пять Новых годов в системе и столько же впереди, а через несколько минут, завтра, 1 января 2016 года, я встречу уже шесть новых лет за решёткой, и останется мне отметить лишь четыре — и я буду на свободе. Собеседники оценили такое сравнение. Вообще, на строгом режиме, по моим наблюдениям, если зеку осталось меньше пяти лет до конца срока, говорят: «Скоро на волю!» Я тоже так говорю.

Вскоре в секции стало тесновато — шутка ли, в комнату площадью 70 кв. метров с почти 20 двухъярусными шконками набилось под 100 человек. Начали разливать чифир по кружкам, разгонять коряк по проходнякам, сделали потише музыку.

Пробило двенадцать.

Зазвучали нехитрые поздравления, пошли по кругу кружки с чифиром, начали уничтожать коряк. Кто-то заметил, что чифир вышел недостаточно крепким — это правда, но другие каторжане благодушно ответили, что к коряку слишком крепкий чифир и не нужен — это тоже правда. Коряк в то же время все хвалили — он действительно получился удачным, хотя я опасался, что из-за недостаточного количества сгухи коряк будет суховатым. Продолжились разговоры — зеки то с жаром, то с ностальгией рассказывали про лучшие времена и лучшие места — другие лагеря и тюрьмы: «Вот мы на 42-й[1]…», «В 2007 году во Владике на Централе…», «Помню, еще в 2009 году…» и так далее.

Через какое-то время зеки начали расходиться, а я решил пройтись по бараку — индивидуально поздравить с Новым годом некоторых каторжан, ведь к часу ночи мне надо быть уже «дома» — в верхней режимке, то есть на втором этаже. Я пошел вначале к «пенсикам» — в секцию, где преимущественно проживают пенсионеры и инвалиды, — вообще, в лагере и весь наш барак не без оснований считается «инвалидным». Там поздравил несколько зеков с Новым годом, поинтересовался, понравился ли им коряк, и пошел в нижнюю режимку.

Нижняя режимка считается наименее респектабельной секцией — там живут обиженные, маргиналы из числа вязаных, много осужденных по статьям 131, 132 УК РФ, но есть несколько и вполне обычных зеков, чем-то не угодивших администрации. В последнем проходе сидели Гена Свирид, осужденный по статье 228 УК РФ на 16 лет, Боксер — цыган, напоминавший скорее героя фильма Гая Ричи, чем обычных красноярских цыган, Волоха — тоже цыган, черный как смоль, еще пара человек, а вместе со мной пришел в секцию Олег Гук, сидевший уже десятый год за убийство. Нас пригласили попить чай и отведать их коряка — мы приняли предложение. Гук, напившись чифира, был очень весел — вспоминал разные истории из жизни барака, травил анекдоты и произносил забавные речи в честь присутствующих, когда кружка с чаем доходила до него: «А тебе, Волоха, я желаю в Новом году не потерять цвет лица!» Все заразительно смеялись и старались не отстать от Олега. Я тоже хохотал от души.

Однако время подходило к часу, и я, поздравив еще раз всех с Новым годом, отправился в «свою» секцию. Там в тумбочках и на подоконниках за шторами уже стояли миски и другая посуда с коряками и тортами, также были приготовлены кружки и литряки под чай.

Во втором часу ночи пришли менты — мы, конечно, все лежали на шконках — и закрыли режимки. Сразу после этого начали варить чай и сооружать «поляны» в проходняках — барак вновь наполнился гулом. Как мы делали чай в режимной секции, где не было ни одной розетки и отсутствовали какие-либо электробытовые приборы? Очень просто: на этот случай заранее изготовлен самодельный кипятильник — он же «бульбулятор», он же «машина», который нелегально подключают к электросети.

В проходняке я жил вместе с Лехой Максимовым, который не очень любит всеобщие праздники, но всё-таки присоединился к чаепитию, а также с Шабаем и Танчиком, которые сделали к Новому году шикарный торт из коржей да и вообще любили хорошо поесть. Из табуреток мы соорудили подобие стола, куда поставили литряки с чаем, кружки и посуду с коряком и тортом. 

И вновь кружки наполнились чаем, а коряки и торты стали планомерно уничтожаться. Но, в отличие от всеобщего празднования в первой секции, здесь атмосфера более домашняя, расслабленная — начали шутить, подкалывать друг друга, но всё по-доброму, всё по-свойски. Все смеялись даже после таких, например, реплик:

– Я щас встану, и ты ляжешь! — еле сдерживая смех и стараясь выглядеть воинственно, заявляет Мини.

– Ты там не базарь! — сурово отвечает Тит в другом конце секции.

– А ты, Тит, наебни ему разок! — подливает керосина Шабай, и все заливаются.

Вскоре чай весь выпит, а коряк уже никто не мог есть. Начали петь песни. Пели в основном «Сектор газа», а еще «Кино» и даже «На поле танки грохотали». Из других секций подходили к решетке-отсекателю, отделявшей режимку от коридора, послушать наш хор — у них такого не было, ибо в первой секции стоит музыкальный центр, а в четвертой, где живет смотрящий за бараком, — и телевизор. У нас же ввиду отсутствия техники процветает, можно сказать, самодеятельность.

После песен начали читать сказки, в которых половина повествования шла ниже пояса и исключительно матом. Я про себя очень удивился, что кто-то эти сказки бережно записывает в тетрадки и хранит для подобных случаев, Леха потом заметил, что слышал их все еще в 12–13 лет, если не раньше, а нынче это уже не смешно. Были довольно забавные моменты, когда Леха Шрейн — он же Малой, или Малыш, подельник Тита, — читал сказку про похождения проститутки, причем от лица проститутки.

Время шло, а зеки спать не спешили — сделали еще чая, кофе. Разговаривали.

Я лег спать где-то полчетвертого — устал. А несколько человек из нашей секции, в том числе Стёпа и Тит, выключились только полшестого, при том что в семь уже был подъем, а в восемь барак шёл в столовую на завтрак.

Февраль 2016 года