Украинская компания «Энергоатом», которая эксплуатирует станцию, объявила, что российские военные заминировали АЭС. В телеграм-канале компании цитируется заявление замначальника Военной академии радиационной, химической и биологической защиты РФ Валерия Васильева, командующего российским гарнизоном на станции и якобы объявившего своим подчиненным: «Как вы знаете, мы заминировали все важные объекты Запорожской атомной станции. И мы не скрываем этого от врага. Мы их предупредили. Враг знает, что станция будет или русской, или ничьей. Мы готовы к последствиям этого шага. И вы, воины-освободители, должны понимать, что другого пути у нас нет. И если будет самый жесткий приказ — мы должны выполнить его с честью». 

Запорожская АЭС — крупнейшая атомная электростанция в Европе и третья по величине в мире. Всего там работает шесть энергоблоков, первые четыре были введены в эксплуатацию в 1984-87 годах, пятый — в 1989-м, шестой — в 1993-м. До начала российской агрессии на ЗАЭС работали 11,5 тысячи человек. Российские войска захватили ее 4 марта 2022 года, директор «Энергоатома» Пётр Котин оценил численность гарнизона в 500 человек и сообщил, что на станции уже присутствуют несколько сотрудников «Росатома», которые пытаются найти документацию на американское топливо. В мае вице-премьер правительства РФ Марат Хуснуллин объявил, что станция «будет работать на Россию». 

Россия требует, чтобы Украина немедленно прекратила обстрелы бронетехники и установок «Град», размещенных на территории АЭС, и вообще не пыталась ее освободить.

— Генеральный директор МАГАТЭ на днях заявил, что попадание снарядов по Запорожской АЭС не нанесло ущерба ядерной безопасности. А что тогда может нанести ей ущерб?

— Я перевожу то, что сказало МАГАТЭ: по реактору пока не попадали, попадали рядом. Я не хочу участвовать в обсуждении того, кто стрелял и зачем. На войне вообще стреляют, нельзя исключать попаданий как преднамеренных, так и непреднамеренных. Ущерб может нанести прямое попадание ствольной артиллерии калибра более 150 миллиметров. Или таких систем, как HIMARS. Если с российской стороны — это разные «Кинжалы» и «Искандеры». Там летают и крылатые ракеты, и баллистические. Защитная оболочка реактора — это не крепость, не бункер. Да — это толстостенный бетон, но снаряды достаточно больших размеров его легко пробивают. 

— С советских времен я помню, что защита ядерных реакторов выдерживает падение самолета. Или это миф? 

— Это не миф, только надо уточнить, о каком самолете идет речь, дьявол-то в деталях. Ровно эти защитные оболочки, по информации, предоставленной советскими разработчиками станций с реакторами ВВЭР-1000, могут выдержать падение самолета массой не более 5,7 тонны. Это кукурузник АН-2. Падение современных среднемагистральных самолетов оболочка выдержать не может, попадание бетонобойных снарядов выдержать не может. Попадание таких вещей, как крылатые или баллистические ракеты, — тем более. И есть экспертное заключение, повторю, что снаряды калибром 150 миллиметров и более могут пробить защитную оболочку. Если реактор находится в рабочем, на сленге — в горячем состоянии, то есть под давлением в 16 мегапаскалей и при температуре 300 градусов, при повреждении корпуса и разгерметизации реактора или трубопроводов первого контура содержимое реактора «выплевывается» в окружающую среду. 

— И дальше что? 

— И дальше происходит загрязнение окружающей среды радионуклидами, которые в этом реакторе накоплены. То есть — полное повторение того, что произошло в Чернобыле. Не детально, конечно, это не графитовый пожар, а именно радиоактивное загрязнение.

— Как это может выглядеть, если моделировать катастрофу?

— Такие риски оценивали исследователи Института метеорологии и Института безопасности и рисков Венского университета природных ресурсов и прикладных наук о жизни (BOCU) вместе со специалистами австрийского Экологического института. Это хороший источник, потому что вещь это чисто научная. Они провели расчеты, в частности — того, как ляжет цезий-137. Кроме цезия, выйдет еще около 190 радионуклидов — стронций, йод-131, рутений-106 и 103 и другие, но расчеты делали по цезию с учетом химических свойств, условий осаждения на капельках дождя, росы, на снежинках — всё-всё учитывали. В общем, цезий выбрали как реперный радионуклид: его проще измерять, он лучше известен по аварии в Чернобыле, поэтому проще сравнивать. Ну и он, кроме того, один из самых гадких: у него довольно большой период полураспада — 30 лет, он лежит на почве и делает невозможным ведение сельского хозяйства. 

Я говорю всё это для того, чтобы вы понимали: это именно наука, физика атмосферы. Создали компьютерную программу, позволявшую моделировать ситуацию. И мы видим модель: если бы авария произошла в условный день 1995 года при конкретных погодных условиях или в другой день — при других условиях, то распространение цезия-137 было бы таким. Часто в таких случаях просто рисуют круги циркулем и говорят: вот такая может быть зона загрязнения. А здесь исследователи полезли в детали и учли разные погодные условия. И выяснили: загрязнение может быть таким, что эвакуация населения потребуется на расстояние 100-200 километров, а проблемы с сельским хозяйством могут быть на расстоянии 400-500 километров. 

Если вы посмотрите на карты, составленные по результатам исследований, то красный цвет — это зоны эвакуации населения, желтый — угроза сельскому хозяйству, зеленый, синий и дальше — повышенная концентрация цезия-137. 

И вот об этом, как мне кажется, сейчас все и говорят. 

Но то, что долетит еще и до Беларуси и России, подтверждается и австрийскими исследованиями.

— Если модель строили, исходя из условия 1995 года, правильно ли я понимаю, что исследования проводились независимо от войны и не на случай войны? 

— Именно! Исследования проводились по 257 атомным станциям всей Европы для последствий аварии, вызванной внутренними причинами. Австрия — страна, отказавшаяся от атомной энергетики. И правительство республики просто ставило задачу рассчитать самые худшие сценарии. Австрийцы посчитали атомные электростанции в Европе, а поскольку программа уже была разработана, то приложили ее еще и к АЭС в Украине, России и Беларуси, хотя белорусская тогда еще не была построена, а только планировалась. Это, кстати, очень отрезвляющее упражнение, которое показывает, что загрязнение возможно в радиусе 300 километров. 

Повторю: исследования не были связаны с военными действиями и касались возможной аварии. В случае применения артиллерии последствия могут быть еще хуже. 

— В 1986 году в Гатчине под Питером сотрудники Ленинградского института ядерной физики первыми узнали об аварии в Чернобыле, потому что они начали «звенеть» под дозиметрами не на выходе, а на входе на работу. То есть это сразу докатилось до Ленобласти. А это тысяча километров. И тогда же тревогу подняли шведы — это почти полторы тысячи. И на картах у австрийцев тоже ареал не 300 километров, а примерно такой же. 

— Именно так. Они с Чернобылем и сравнивали свои расчеты. Конечно, они не могли с точностью воспроизвести, как лег чернобыльский след, но на картах у них нарисовано ровно то, что вы говорите. 

И я повторю: это они взяли только один радионуклид из почти двухсот. Общее воздействие на человека в случае аварии будет намного сильнее. Речь ведь идет не о том, что останется безжизненная пустыня, мы знаем, что и в чернобыльской зоне бегают косули, только они болеют. Но в зоне загрязнения будет невозможно ни проживание, ни сельское хозяйство. Это же способ доставки через атмосферу, все это будет лететь в облаке и где-то выпадать, а люди в это время будут ходить по улицам и дышать. И огромному воздействию подвергнутся те, кто окажется на улице в момент выпадения этих опасных радионуклидов. Лёгкие у людей будут своего рода фильтром для радионуклидов. 

Воздействие на здоровье от внутреннего облучения намного серьезнее, чем от внешнего. Те, кто вдохнет их, кто выпьет загрязненной воды или молока, съест какую-нибудь петрушку, потому что выпадает-то на листья и так далее, они будут подвержены еще большему риску за счет внутреннего облучения. Некоторые радионуклиды выводятся из организма, а некоторые — нет. Стронций, например, остается в костях — и он навсегда с вами, он вас прямо изнутри облучает. Я уж не говорю про йод-131 — это заболевания щитовидной железы. Все это нам известно по Чернобылю. Так что воздействие будет даже больше, чем нарисовано на картах у австрийцев, потому что число радионуклидов больше.

— Это ведь расчеты для аварии на одном энергоблоке? 

— Это очень важное уточнение. Да, это расчеты для одного энергоблока. 

— На Запорожской АЭС их шесть. Значит ли это, что последствия надо и умножать на шесть? 

— Да, к сожалению. Австрийцы делали расчеты для каждого из шести энергоблоков, на их графиках это отмечено как Zaporoshje-1, 2, 3 и так далее. Если авария коснется нескольких энергоблоков, то выйдет больше радионуклидов, они так же, по законам физики атмосферы, лягут на почву и так далее, все увеличится кратно. Но на Запорожской АЭС не все энергоблоки работают, сколько сейчас — точно не знаю, но часть из них заглушена. 

— На Запорожской АЭС есть ведь не только энергоблоки, там находится единственное в Украине сухое хранилище отработанного топлива. 

— Да, его даже видно на снимках Google Map. Только там указано 150 контейнеров, а официально их сейчас 170. Но это не принципиально, снимки прошлогодние. 

«Возможные последствия повреждения первого блока Запорожской АЭС*»

«Заражение почвы цезием-137»

— В конце 2021 года Запорожская АЭС вышла на 100-процентную мощность, то есть она очень востребована. И в принципе в Украине АЭС — это больше 40 процентов всей энергетики страны. 

— Да, это так, но я не специалист в их энергетике, здесь надо смотреть, насколько возможно остановить станцию, кто потребители, в общем, надо знать детали. Сейчас, насколько я помню, на станции работают два реактора меньше, чем на половинной мощности. И если их остановить, то опасность, конечно, сохранится, но будет меньше. Меньше будет в случае аварии радиус разлета радионуклидов. 

— Сколько времени может занять остановка реактора? Это же не то чтобы нажал кнопку — и всё остановилось?

— Это именно нажал кнопку — и всё. Через несколько суток реактор переходит в холодное состояние, он остановлен. Заглушка реактора — это вообще штатная ситуация. Такое указание может дать оператор энергосети, когда нет спроса. Это делается каждый раз, когда перегружают ядерное топливо, то есть примерно раз в год. Реакторы регулярно останавливают на плановый ремонт.

— Это не минуты, но и не месяцы, а именно сутки?

— Да, просто процесс расхолаживания достаточно долгий, здесь есть своего рода инерция. Но прекратить выработку электроэнергии очень легко: просто пар перестает подаваться на турбину. 

— И опасность снижается по мере того, как станция остывает? 

— Да, просто не будет такого серьезного выхлопа. 

— В 300 километрах от Запорожской находится еще Южно-Украинская АЭС. Это под Николаевом, который Россия обстреливает. Надо ли нам опасаться еще за эту станцию? 

— Да, я видел сообщения, что над Южно-Украинской станцией пролетали ракеты. А они могут быть сбиты, могут отклониться от курса. Здесь тоже сохраняется опасность. Но там не было сообщений о специальном, планомерном обстреле. 

— Были сообщения, что Запорожская АЭС заминирована, о чем будто бы объявил ее сотрудникам начальник расположенного на станции российского гарнизона генерал-майор Валерий Васильев. Предположим, что это правда и какая-то из заложенных мин взрывается. Последствия будут такие же, как от попадания ракеты или снаряда? 

— Смотря что там заминировано. Мне бы не хотелось обсуждать ситуацию, о которой мы ничего не знаем, к тому же я не строитель, но можно рассуждать так: если взрывные устройства специально заложены так, чтобы разрушить защитную оболочку реактора, то произойдет ровно то, о чем мы с вами уже говорили. 

— Что можно сделать, чтобы минимизировать риски? 

— Самое простое и очевидное — прекратить «спецоперацию». 

— Да, понятно, что прекратить войну — самое очевидное, но это, увы, не от украинцев зависит. А на самой станции что можно сделать, кроме как просто остановить реакторы? 

— Совет управляющих МАГАТЭ вынес резолюцию «Последствия ситуации в Украине для безопасности, физической безопасности и гарантий». Вот за эти почти полгода генеральный директор МАГАТЭ Рафаэль Мариано Гросси сделал 91, или уже даже больше, заявления, он такой спикер. А совет управляющих — это достаточно высокий коллективный орган, выше него только Генеральная ассамблея, в которой участвуют все страны-члены. И вот он сделал, по-моему, только одно заявление, причем сделал его 3 марта, там даже стоял гриф «для служебного пользования» (гриф снят 9 марта, — И.Т.). 

— Российские войска захватили станцию 4 марта. То есть МАГАТЭ делало заявление ещё до этого? 

— Да, но тогда уже было понятно, к чему всё идет. Я помню и свои ощущения в тот момент: или Запорожская, или Южно-Украинская АЭС. И 3 марта совет управляющих МАГАТЭ выдвинул четыре тезиса, которые корректно описывали ситуацию.

— А именно — называет агрессию агрессией.

— Можно и так сказать.

— Важно, что они призывают Россию «немедленно прекратить все действия». И ведь Россия после этого не заявляла по этому поводу никакого протеста. А у нас в МАГАТЭ есть не просто представитель, а зам генерального директора. И заблокировать это заявление Россия не смогла. По сравнению с этим заявлением заседание Совета Безопасности ООН 11 августа было просто говорильней. Здесь есть четкие четыре требования. Что должен был сделать после этого ответственный генеральный директор МАГАТЭ? Он должен был 11 августа выйти на трибуну и прочитать это заявление — все четыре пункта. Тут всё написано черным по белому. Почему он этого не сделал? Гадать не буду. Вместо этого он просил пустить их экспертов на станцию: они, дескать, приедут, и это улучшит ситуацию.

— Как? Приедут — и Россия войну прекратит? Или приедут — и посмотрят, как там всё может взорваться? 

— Приедут — и сделают замеры уровня цезия. То есть это, конечно, очень хорошо, если они туда приедут, они и раньше должны были это сделать, но это мера по наблюдению, а не по решению проблемы. 

— В России вам любой представитель власти, а то и просто гражданин, сказал бы: это же Украина обстреливает станцию, так вот пусть прекратит. Я очень часто слышу этот аргумент: «А зачем украинцы сопротивляются?»

— Я говорю сейчас все-таки не об обстрелах, потому что я не знаю, кто и зачем обстреливает. Проблема в том, что атомная электростанция оказалась в центре боевых действий. Раньше были сообщения, что с территории станции обстреливается город Никополь на другом берегу водохранилища, а потом прилетали «ответки». Это вообще мерзкая штука — военные действия и их эскалация, но у военных своя логика. Давайте абстрагируемся от обстрелов. Выход здесь — прекращение конфликта. Или, как минимум, демилитаризация зоны вокруг всех ядерных объектов. По идее, надо просто взять красный карандаш и на картах Генштаба обвести украинские атомные электростанции. И дать всем команды, чтобы в ту сторону дула орудий вообще не разворачивали. Хотя я боюсь, что это фантастика. 

— Думаю, это не входит в задачи России. Вице-премьер РФ Марат Хуснуллин заявил, что Запорожская АЭС «будет работать на Россию», а если Украина тоже хочет от нее электричество, так пусть за него платит. 

— Вице-премьер — это ответственный человек. Это вам не журналист, при всем уважении к вашей профессии, и даже не депутат. В общем, что у кого-то на уме, то у Хуснуллина на языке. Он четко сформулировал программу. Видимо, этот подход сейчас и реализуется. 

— И обводить АЭС красным карандашиком, чтобы не трогать, никто и не собирался. А есть еще действующие Южно-Украинская, Ровенская и Хмельницкая АЭС.

— Да, и мы, к сожалению, не знаем, как дальше пойдет война. Мы только знаем, что лицензия у Запорожской АЭС до сих пор действует. Хотя в сети есть список сотрудников «Росатома», работающих там, то есть Украина уже не полностью контролирует станцию. 

— Если Верховная Рада решит, как пишет украинская пресса, приостановить лицензию «Энергоатома» на эксплуатацию Запорожской АЭС «в связи с утратой контроля», что это будет означать? Станция должна остановиться? 

— Как российский гражданин я не хотел бы говорить об этом, потому что решать это должны украинцы. Но в мире до этого ни разу ни одна атомная станция не переходила из юрисдикции одной страны в юрисдикцию другой. Не считая развала СССР, но тогда просто всё делилось, вооруженного конфликта не было. И теперь, по идее, лицензия у станции просто должна быть отозвана: если Украина не контролирует объект, она не может гарантировать его безопасность, а лицензия — это гарантия, выданная государством, что станцию можно эксплуатировать. 

— Предположим, Украина лицензию приостановит. Но там стоят российские войска. Россия может сказать: очень хорошо, сейчас мы привезем сюда 2700 своих сотрудников — именно столько работало на Запорожской АЭС до войны, теперь мы тут будем «швейную машинку крутить». Что может этому помешать? 

— Это же впервые такое происходит. Нигде не кодифицировано, как делить атомные станции. Никто никогда этого раньше не делал. Точнее, был один такой случай — во время гражданской войны в бывшей Югославии, но опять же — это именно гражданская война. На границе Хорватии и Словении есть АЭС Кршко, и мимо нее проезжала колонна танков. Они направили стволы в сторону станции — и штаны у всех намокли, потому что все вдруг представили, что могло бы быть. Хотя ни обстрела, ни силового захвата АЭС не было.