На Бога надейся

До села Шевченково от Николаева около 20 километров. В мирное время между Шевченково и областным центром каждые сорок минут курсировала маршрутка. Сейчас это — другой мир. И попасть в него непросто. 

В пределах видимости дорога совершенно пуста. Настроение украинских военных на блокпостах колеблется от эйфорического веселья до резкой, иногда грубой строгости. Могут сочувственно пожелать беречь себя, а могут буркнуть что-нибудь вроде «Ездят тут всякие, отскребай их потом от асфальта…» На горизонте там и сям дымит от разрывов. И наш красный микроавтобус, груженый коробками волонтерской помощи, действительно выглядит в степи мишенью.

С нами попутчица, Марианна, женщина предпенсионного возраста, которой в Шевченково нужно покормить собак, полить цветы, проведать кума с кумой и подружек. Местный человек, в некотором роде, залог того, что в селе журналистов воспримут без настороженности, как чужаков, которым надо что-то выведать и потом обязательно переврать. Марианна родилась в Узбекистане. Мужа ее уже нет на свете, младшие братья на фронте, дочки эвакуировались, а сама она приглядывает за двумя домами:

– Вон тот, смотрите, с красивым забором и палисадником, — доченьки моей!

 Из примерно 3600 жителей села до начала российского вторжения на месте осталось процентов десять. Люди кучкуются, занимают опустевшие, но нетронутые снарядами строения — вместе вроде не так страшно.

Точно так же стараются держаться в стае и брошенные животные. Пожилая семья кормит несколько десятков котов и собак, готовит себе и им пищу на костре. Газа в селе давно нет по причине боевых действий.

Среди крупных «объектов», которые попали в Шевченково под бой — зернохранилище, завод по производству томатной пасты, оттуда до сих пор вывозят фурами помидоры, школа, детский сад… Загляни сюда, не дай Бог, российский солдат-оккупант с периферии, его бы в жар бросило от того, как люди жили: что ни усадьба — хоть на обложку журнала «Модные тенденции сельского быта». Патио, альпийская горка, в самом особняке евроремонт, плазма, душевая кабина, и так далее. И все своим, фермерским трудом! 

Наш водитель-волонтер Георгий Журавлев, в довоенной жизни начальник участка газораспределительной станции, который считает себя русским, как и многие тут, называет родную область типичным «Гуляйполем». Мол, анархия и хаос наше все! Но пример села Шевченково показывает другую сторону явления: самоорганизацию как природную и сильную черту украинского общества.

В начале войны, 10 марта, был взят в плен россиянами сельский голова Олег Пилипенко. Его захватили, когда он вез хлеб в соседнюю Любомировку. После этого вся администрация Шевченково… бежала. И не только администрация, но и, например, персонал местного дома престарелых. Иные сельчане просто потеряли голову от страха бомбежек, оставляли без присмотра не только домашних животных, но и старых больных родителей.

Об этом вспоминает отец Павел, православный священник из Тернопольщины, который приехал сюда служить десять лет назад.

Синие, почти черные круги под глазами, явная хроническая усталость. Священник совсем не расположен давать интервью, и категорически не разрешает себя фотографировать, хотя именно он сейчас в селе — единственная власть. Просто оказалось, что больше никто не готов взвалить на себя такой крест. 

Надо же после обстрелов пожары тушить, чтобы не выгорело тут вообще все дотла! 

Как он сумел вывезти из «серой» зоны старую пожарную машину и отремонтировать ее, как раздобыл спецодежду и необходимый «реквизит» — шланги, багры и прочее — отдельная история. Но пересказывать ее отец Павел не желает. И то, как буквально через неделю после вторжения сумел организовать эвакуацию «насельников» дома престарелых, выбить в области автобус, чтобы отправить беспомощных людей дальше от линии фронта — тоже. Все же это функции, весьма далекие от того, что положено по сану. Может, церковное руководство не одобрит?

Кроме пожарной команды, под началом и с благословения священника работает и бригада электриков-волонтеров. За неимением специального автомобиля с «вышкой», просто карабкаются на деревья, когда надо сделать «скрутку» на оборванных проводах. 

– Тут ребята приехали! Хотят поощрить тех, кто трудится на благо села, — звонит им отец Павел, услышав благую весть: наш красный микроавтобусе привез гуманитарную помощь. Пожилым, разумеется, помощь доставляем сами — люди выходят встречать к воротам, на улицу, потом машут вослед: радостное событие на фоне беды. 

Сам священник инспектирует ежедневно село и его околицы, фиксирует новые «прилеты», чтобы оценить опасность и посильно принять меры:

– Для меня 24 февраля как началось, так и не заканчивается.

А вот в рясе его теперь видят нечасто. Не слишком удобно в облачении мотаться по селу и за его пределами практически без сна и отдыха. До войны он затеял строить в Шевченковом новый храм, потому что служить приходилось в приспособленном помещении, на которое просто была надета сверху «луковка» с крестом. 

На церковь и на сложную операцию, необходимую отцу Павлу по жизненным показаниям, щедро сбросились сами фермеры. Такие, как Валера, кум Марианны, которого она проведала, как собиралась. Во дворе у Валеры стоит собственная техника: комбайн, два трактора, а вокруг простираются его поля, сейчас изрядно загаженные российскими минами. Валера клянет в Бога-душу «освободителей» и присматривает за пасекой эвакуировавшегося соседа, качает мед, угощает нас.

Идем к церкви. Получилась она не просто нарядная, но и патриотичная, в сине-желтых тонах и с гербом-трезубцем под самым куполом. Церковь под обстрелами устояла, только стекла побило. Как будто знак свыше — значит, и Шевченково устоит.