Экс-преподаватель кафедры ракетных двигателей МАИ Воробьев более полугода отбывает наказание в колонии строгого режима № 7 в городе Валуйки под Белгородом, сейчас его этапировали в СИЗО № 4 Москвы для участия в кассации. По делу о госизмене ученого приговорили к 15 годам заключения, по другим статьям — совокупно еще к пяти. Заседания проходили в закрытом режиме. По версии следствия, Воробьев имеет «обширные и устойчивые связи» с некими людьми в Китае, которым он якобы передал засекреченные сведения. По словам адвоката «Первого отдела» Валерии Ветошкиной, следствию так и не удалось доказать виновность преподавателя. Свою вину он признавать отказался.

Пыль особого назначения

Сначала следователи ФСБ обвинили ученого в контрабанде. По версии следствия, в феврале 2019 года экс-доцент МАИ отправил в Китай пульт военного назначения для проверки и управления авиационных средств поражения военных самолетов «МиГ» и «Су». Ученый действительно отправил посылку, о которой его попросил анонимный пользователь форума в интернете, но силовики задержали ее в почтовом отделении. Позже экспертиза показала, что пульт для советских самолетов, отправленный ученым, не является объектом экспортного контроля, а информация о нем не содержит государственной тайны. Защита Воробьева считает, что просьба о посылке была инсценирована силовиками.

«Изначально преследование Алексея началось с провокации со стороны сотрудников ФСБ — «секретный» агент попросил Алексея отправить в Китай пульт, не уточнив, для чего он предназначается. В посылке оказался пульт с истекшим сроком эксплуатации — а потом следствие сказало, что этот пульт может быть использован для военных самолетов.

За это ему вменили покушение на контрабанду оборудования, которое может быть использовано при создании иной военной техники, — рассказала адвокат Воробьева Валерия Ветошкина. — Но следствие пошло еще дальше — и вменило Алексею это преступление в составе организованной группы лиц. А группа состояла из него, провокатора из ФСБ и неустановленного лица. Это утяжелило минимальную планку наказания на 2 года».

Следующий эпизод, который вменяют ученому — заключение соглашения с китайской компанией в 2018 году. «Второй состав — «приготовление к незаконному выполнению работ для иностранной организации, которые заведомо могут быть использованы при создании средств доставки оружия массового поражения». Алексей хотел обеспечить своих студентов оплачиваемой работой — и заключил с компанией Deep Blue Aerospace предварительное техническое соглашение, предметом которого являлось создание проекта жидкостного ракетного двигателя. Потом эти самые студенты, для которых Алексей старался, дали показания, что этот двигатель может быть использован при создании средств доставки оружия массового поражения», — рассказала адвокат.

Самое серьезное обвинение в деле Воробьева — в госизмене — появилось спустя год после его ареста и множественных отказов дать признательные показания. В ходе обыска следователи обнаружили на карте памяти телефона ученого фотографии автореферата диссертации по моделированию ракетного двигателя, имеющего гриф «секретно».

ФСБ утверждает, что в ноябре 2018 года в ходе поездки в Китай Воробьев якобы передал эти сведения представителю Харбинского политехнического университета. Главным доказательством обвинения являются «частицы пыли из китайского региона», якобы обнаруженные на карте памяти. По версии защиты, Воробьев сфотографировал научную работу, чтобы изучить дома, а в Китай ездил с лекциями. Более того, адвокаты ученого нашли в Российской государственной библиотеке (РГБ) статьи с формулами, которые следствие посчитало гостайной, и приобщили их к материалам дела.

Если объяснять юридическим языком, то вмененный Воробьеву способ совершения государственной измены обязывает следствие доказать факт передачи третьей стороне сведений, составляющих гостайну. Вместо этого следствие предположило, что карта памяти, на которой содержалась фотография секретного реферата, была использована в Китае. На предположении все и закончилось, — рассказала адвокат Валерия Ветошкина. — А суд сделал вид, что распечатанных статей из РГБ, которые идентичны «секретному» реферату, в материалах дела нет — и сделал в приговоре отписку, что схожие сведения не обнаружены в интернете».

Защитница считает, что ужесточение обвинения связано с тем, что ученый не согласился изначально пойти на сделку со следствием: «К сожалению, цена «непризнания вины» в России очень высока — и Алексей заплатил ее сполна. Дела Алексея Воробьева не должно существовать ни с юридической, ни с общечеловеческой точки зрения.

Жил себе самый обычный человек, всю скромную карьеру посвятил родине, а в итоге оказался шпионом и контрабандистом».

«Секретные материалы» по версии ФСБ

«Новая газета. Европа» ознакомилась с доводами защитников Воробьева в кассационной жалобе (есть в распоряжении редакции). Они требуют отмены приговора суда первой инстанции и прекращения производства по данному делу. Адвокаты апеллируют к тому, что ни Московский городской суд, ни Первый апелляционный суд общей юрисдикции не проверили положенные в основу приговора доказательства обвинения и проигнорировали доводы защиты. В частности, информацию из реферата с грифом «секретно» можно найти в интернете — в общедоступных статьях того же автора. Что касается частиц китайской пыли — обвинение не поинтересовалось у эксперта, могли ли они попасть на карту памяти, если Воробьев не доставал ее из чехла телефона в ходе своей поездки, и даже если доставал, как из этого может следовать передача данных иностранной организации.

Адвокаты Воробьева обращаются к базовым понятиям уголовной ответственности: ни следствие, ни суд не установили факт передачи ученым тайных данных иностранной стороне.

В приговоре суда отсутствует способ, которым Воробьев передал эту информацию, а также его обоснование его мотивов и умысла. 

Также защита экс-преподавателя МАИ утверждает, что суд не учел провокацию, которую устроили сотрудники ФСБ в эпизоде с «контрабандой» пульта для советских самолетов в Китай. Согласно тексту жалобы, именно внедренный оперативный сотрудник, скрывшийся под никнеймом на интернет-форуме, склонил Воробьева к отправке посылки с изделием военного назначения. Более того, именно присутствие «провокатора» и некого «неустановленного лица» образовало группу лиц, утяжелившую обвинение. Согласно практике Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ), все доказательства, полученные в результате полицейской провокации, недопустимы, поэтому дело против Воробьева должно быть прекращено, а все обвинения — сняты.

«Дочь запомнила образ отца по фотографиям и видео»

Когда Алексея Воробьева арестовали, его долгожданной дочери Варе исполнилось три месяца. Сейчас девочке три с половиной года, и она может видеть отца только на свиданиях в колонии. Молодая жена ученого Светлана вынуждена работать целыми днями, чтобы содержать семью: и ребенка, и самого Алексея, и его пожилую мать. Из МАИ, где Светлана работала вместе с Алексеем до его ареста, ее уволили — не стали продлевать контракт.

— Сегодня особенно очень грустно, потому что кассационный суд — последняя инстанция, и очень страшно, какое будет принято решение. Потому что, учитывая последние события в стране и отказ России от исполнения предписаний ЕСПЧ, надежда на дальнейший положительный исход перечеркнута. Скорее всего, не будет никаких изменений, потому что столько судов уже было — и бестолку, что ли. Но мы надеемся, вдруг случится что-то хорошее. Есть надежда, что разум победит.

Уже месяц, пока Алексея этапируют, мы практически не общаемся. Он редко писал письма, сначала был в СИЗО Белгорода, потом в Курске и уже около недели в Москве, но телефонных разговоров у нас нет. В СИЗО «Медведь» письма передают почему-то только по вторникам и пятницам. Когда он был в колонии, нам удавалось разговаривать по телефону почти каждый день. Это последние полгода, а с 2019 года, когда был в СИЗО — виделись только на судебных заседаниях раз в два месяца, и то конвоиры запрещали переглядываться. Дочку в Мещанский суд привозила, показывала ее в дверях, когда продлевали содержание под стражей. 

Первое свидание за несколько лет у нас состоялось 11 апреля. Мама Алексея рассказывала, что Варя сначала застеснялась и спряталась в подушку, а потом все три дня не отходила от него. Он ей рассказывал сказки, пел песни, они рисовали, танцевали, смотрели мультики — все, что обычно родители с ребенком делают, но тут ей было важно, чтобы с ней был именно папа. И кашу она папу просила сделать. Его мама, которой 83 года, тоже впервые полноценно увидела Алексея впервые за три года, да и я тоже. Мы все три ночи разговаривали почти до рассвета, казалось, что так мало времени, и не хотелось, чтобы наступало утро.

В последний раз до этого мы как-то полноценно виделись на перекрестном допросе в ФСБ, куда нас пригласили, чтобы в последний раз повлиять на его решение дать признательные показания, и как бы завуалированно сказали, что срок будет именно такой, если не даст.

Тогда у нас и родилась фраза, что лучше 20 лет быть невинно осужденным, чем признаться в том, чего не совершал.

Я не знаю, откуда он черпает силы. Во-первых, он совершенно не изменился, даже внешне, хотя тюрьма сильно меняет людей — они стареют, а он вообще нет. Он такой светлый, добрый, чистый. Он молится, в СИЗО «Водник» впервые пошел в храм причаститься, тюрьма его сильно сблизила с Богом. У них особо нет свободного времени, постоянно работает в швейном цеху, не успевает скучать. Рисует и отправляет дочери сказке на листах А4, иногда читает художественную литературу, может поиграть в шахматы, пытается разобраться в своем уголовном деле. Морально он не раздавлен, принимает все как испытание. Он понимает, что если сидеть и думать, что дали двадцать лет, можно сойти с ума. Говорит, что будет жить по пятилеткам и ждать изменений.

Мы переживаем за его состояние здоровья. Фиброзные изменения в легких, которые были обнаружены, до сих пор по-человечески не диагностированы. Суд решил, что помещение в стационар ему не требуется, хотя шишки на руках он показывал. Никаких обследований, кроме пальпации, не проводилось — что это за новообразования, непонятно. Такие же и на челюсти. Это нас всех очень сильно беспокоит, это какое-то преступление.

Алексей очень добрый, такой миротворец, выступает за мир во всем. Даже стали замечать, что Варечка похожа на него в этом плане — если видит конфликт, просит скорее перестать ссориться, что очень напоминает, как Алексей нас всех примирял. Он дипломатичный человек, считает, что лучше спокойно и терпеливо выдержать испытание. Эти качества ему очень помогали в СИЗО и теперь в колонии. Например, он раздал свои вещи людям перед этапированием из Лефортово — кому нужнее. Пока он находится в тюрьме, то больше беспокоится не за себя, а за нас. Варя очень ждет встречу с папой, радуется его звонкам по телефону, просит его показать себя, думая, что это видеосвязь. Она любит разглядывать наше свадебное фото, и если видит, что я плачу, говорит, что папа очень сильный и добрый, и когда он придет к нам, он меня защитит.

Алексей знает, что мы очень его любим и ждем все вместе. Это главный стимул бороться. Он доверяет нам себя, смиренно доверяет нашему выбору адвокатов, действий и прочего. Он понимает, что правда на его стороне, а значит Бог не оставит и решит все тогда, когда придет время. Верит, что это время придет. Но в то же самое время он не опускает руки и борется, пишет жалобы, составляет судебные иски, читает законы, общается с другими арестантами, набираясь опыта в борьбе с несправедливыми приговорами. Мы постоянно на связи с нашими адвокатами, и это очень важно, потому что Алексей знает, что ему помогают сильные защитники, которые не боятся говорить правду.

Ему снова предлагали признать вину после приговора, чтобы на апелляции якобы был снижен срок. Такие предложения поступали неоднократно с самого первого дня заключения, но это исключено. Было понятно, что это заказное дело, но почему именно Алексей, простой доцент, на тот момент сотрудник МАИ, где нет секретных разработок или реально ценных научно-исследовательских работ — до сих пор неясно.

Ложные показания его коллег, сотрудников и руководства МАИ только подтверждают эти опасения, как и мое увольнение с нарушением Трудового кодекса, сопутствующий лживый репортаж «Дежурной части» о моем муже на федеральном канале, все это — ответ на нашу попытку говорить правду.

Все, кто решил за счет моего мужа скрыть свои собственные нарушения, оклеветав его, все, кто решил получить новые звания, рано или поздно получат свое.

Конечно, больше всего на свете хочется, чтобы эта машина-мясорубка остановилась. Столько невиновных людей оказываются не услышанными даже с полным пакетом доказательств. Их не слышат ни следователи ФСБ, ни суды.

Нам очень хочется надеяться, что суд все же услышит нас. Мне очень хочется, чтобы Варечка выросла с папой, а Алешина мама видела своего сына в последние годы своей жизни так часто, как хочет. А я просто буду ждать Алешу и молиться, чтобы мой самый любимый и лучший муж все так же любил меня и верил, что я все смогу: помочь ему, вырастить нашу дочь и оставаться добрым человеком, каким смог остаться он сам даже в таких жестоких условиях.