Украина: быстрые решения через дистант

За два года ковидных ограничений дистанционное образование стало понятным и привычным способом обучения. Нет худа без добра: опыт дистанта оказался необходим и в новых условиях. Украинские школы быстро сориентировались и продолжили работу в дистанционном или частично дистанционном режиме. Число временно перемещенных детей, которые продолжили обучение в других областях, достигло примерно 92 тысяч человек. 

По официальному сообщению министра образования и науки Украины Сергея Шкарлета, в 280 школах страны учебный год уже закончился, 200 тысяч школьников уже вышли на каникулы. В некоторых областях страны учебный год будет длиться до начала или середины июня; для тех учеников, которые находятся в сложных обстоятельствах, срок получения аттестата продлен до декабря этого года. 

На всей территории Украины отменено ЗНО, (Зовнішнє незалежне оцінювання, то есть Внешнее независимое оценивание). Те выпускники, кто хочет поступать в вузы, будут сдавать вместо него Национальный мультипредметный тест, НМТ. Это компьютерный тест по трем дисциплинам: украинскому языку, математике и истории Украины; он пройдет очно в специальных центрах тестирования в безопасных регионах страны. 

однако те, кто оказался в Азии, Америке или Австралии, будут лишены этой возможности, поскольку центры тестирования должны провести испытание в одно время. 

Образовательные траектории украинских школьников, разбросанных по миру, оказались самыми разными. 

Наталья, помогающая перемещенным в Россию жителям Мариуполя, рассказывает, что в ее городе всех мариупольских школьников приписали к близлежащим местным школам, директора встретились с родителями, подробно отвечали на вопросы. 

Анна, многодетная мать из Харькова, оказавшаяся с детьми в Испании, рассказывает: «Дети учатся в местной школе. Была мысль параллельно старшему хоть как-то закончить украинскую онлайн-школу (он в такой и учился) — чтобы была аттестация за 7 класс. Сейчас еще не поздно, но мы подзабили — уж как будет, так будет. Оказывается, учеба не самое важное в жизни. С младшими я вообще не волнуюсь: какие их годы, все нагонят. Сейчас у них и так мега-нагрузка для интеллектуальной и эмоциональной сферы. Пусть общаются, язык осваивают. Я не знаю ещё, где им придется продолжать обучение, планов больше нет. Все планирование — не больше чем на неделю». 

Наталья, уехавшая с детьми из Бучи в Чехию, говорит: «Они ходят в местные школы и пытаются параллельно выполнять задания на дистанционном обучении. В Чехии другая система образования, программа очень отличается, поэтому сказали, что учёбу тут дома не засчитают автоматом». 

Германия: полное погружение в среду

В некоторых странах дети сразу идут в местные школы. Так, к примеру, обстоят дела в Германии. Как рассказывает учитель химии из Саксонии Михаил Гантман, во всей Германии, хотя законы в каждой из 16 федеральных земель свои, есть общий закон, который обязывает всех детей, во-первых, быть зарегистрированными в школе, а во-вторых — эту школу посещать очно. В этой стране нет семейной формы обучения или экстерната. «У беженцев из Украины при этом идут занятия онлайн в их украинских школах. Ребенок учится, делает задания для своей школы, и если мы его заставляем ходить в немецкую школу, это входит в конфликт с его украинским обучением, — рассказывает Михаил Гантман. — Общего решения этого конфликта нет: один из двух знакомых директоров школ считает, что если ребенок учится по украинской программе, немецкая школа может оставить его в покое. Но в другой школе к этому относятся менее дружелюбно: более того, если ребенок не ходит в школу, это повод позвонить его родителям или даже обратиться в министерство по делам молодежи». 

В разных землях с этим справляются по-разному. «Я знаю несколько случаев в Баварии, когда старшеклассников просто сажали в немецкий класс, — говорит Михаил Гантман. — По-моему, это просто издевательство над детьми. В Саксонии для детей делают «вилькомменс-классы», подготовительные, где с ними работает учитель, который говорит если не по-украински, то хотя бы по-русски. Но учителей не хватает жутко. Одна из школ, где я работаю, — гимназия в городе на семь тысяч человек. В моем классе уже 19 человек, с 5 по 9 класс. И из учителей работать с украинскими детьми до сих пор был готов я один. Но вот на этой неделе появилась русскоговорящая учительница немецкого на пять дней в неделю. Общаемся мы с детьми по-русски, дети в большинстве своем из русскоязычных регионов Украины. Но и с западноукраинскими волонтерами мы обычно понимаем друг друга без проблем. В такие подготовительные классы берут на работу украинских учителей, допуская их к преподаванию по упрощенной системе, чтобы у детей беженцев была возможность обратиться к учителю из своей страны. Я знаю трех таких человек, в том числе беженцев. Они не сидят на пособии, а сразу начинают работать».

Тем не менее учителей остро не хватает, и не всегда получается смягчить для детей болезненный вход в чужую школьную систему. «Я надеюсь до июля все-таки продержаться. Мы уже поговорили с директором школы, где я веду украинский класс, о наших планах, — продолжает Михаил Гантман. — Я повожу детей по городу, покажу, что в нем есть. Например, у нас есть мини-зоопарк, где за зверями ухаживают дети: там есть козлики, овечки, свинки. Мы сходим в магазин, потому что немецкий супермаркет отличается от украинского, и нужно знать специальные слова, чтобы в нем покупать. Нужно познакомиться с продуктами, которые аналогичны тому, что есть в постсоветских странах, но называются иначе. Сейчас и взрослые, и дети выглядят потерянно, они не понимают, куда они попали, у них первое желание — вернуться домой. Из десяти семей, с которыми я общался, только одна хочет остаться. У остальных главное желание — домой. А школа дает ребенку чувство дома, ощущение, что к нему возвращается мирная жизнь. Сейчас это главное, а не содержание образования. Важно, чтобы дети начали знакомиться с немецкими ребятами, играть с ними в футбол на физкультуре или петь на пении. А потом надо выводить их на тот уровень немецкого, с которым они смогут прийти в класс».

Российские школьники за рубежом: без ЕГЭ

В России тоже ввели облегченный порядок аттестации выпускников, оказавшихся за рубежом. Согласно постановлению правительства Российской Федерации от 31.03.2022 № 538, они смогут получить аттестаты на основании текущих оценок, без сдачи ОГЭ или ЕГЭ. Однако вопрос о том, что делать выпускникам, которые собираются сдавать ЕГЭ для поступления в российские вузы, пока не решен: родители часто говорят, что места в посольских и консульских школах на сдачу ЕГЭ давно закончились. А у Грузии, например, вовсе нет дипломатических отношений с Россией, и сдавать ЕГЭ просто негде. Рособрнадзор обещал разъяснить этот вопрос, однако разъяснений пока нет. 

У российских детей, покинувших страну вместе с родителями, тоже оказались очень разные образовательные траектории. Одни договорились со своими школами, что будут делать домашние задания и присылать учителям, а те аттестуют по результатам домашних заданий. Другие получили досрочную аттестацию перед отъездом. Третьи подключаются к обычным школьным урокам по зуму и ожидают аттестации в обычном порядке. Некоторые родители перевели детей на семейное обучении, и дети получают аттестацию онлайн в тех школах, к которым прикреплены. 

Москвичка Лада с сыном теперь в Израиле: «Он учится в местной школе. Школа вроде обещает аттестовать за год. Правда, оказалось, что учеба и аттестат не самое важное в жизни. Новую школу выбирали тщательно и с любовью, но московская пока царит в сердце». Римма, тоже москвичка, перебравшаяся в Израиль, говорит, что сын в России ушел на семейное обучение, а в новой стране пошел в местную школу; ему там нравится, израильскую школу он собирается заканчивать, а российскую оставить. Татьяна, живущая на Кипре, рассказывает, что местным международным школам, ведущим преподавание на английском, пришлось ввести листы ожидания из-за большого притока новых учеников из России и Украины. 

В тбилисских телеграм-чатах предупреждают, что места в «русском секторе» — так в Грузии называют школы с обучением на русском языке — быстро заканчиваются. 

Грузия: частная школа

Как сейчас учатся дети в Грузии, рассказывает учитель биологии Мария Тиунова. Она приехала в Тбилиси еще в начале этого учебного года по приглашению маленькой частной школы. Контингент — самый разнообразный, говорит она: «Они русскоязычные, многие билингвы, и эта билингвальность бывает самая фантастическая: много смешанных семей, это русские, белорусы, украинцы, казахи. У кого-то папа англичанин, а мама русская, есть люди с грузинскими или армянскими корнями… Объединяет всех язык обучения — русский; грузинский преподается как иностранный, много английского. Одни дети пришли из грузинских школ, другие из британских, есть дети, которые сменили несколько стран до того, как сюда приехали. Учителя — тоже очень пестрая компания, есть из Черногории, Беларуси, России, носители языка из разных стран. Есть и грузинские, и армянские учителя, и это здорово». 

За две недели с начала войны школа выросла в два раза: вдвое больше стало и детей, и учителей. Сразу заполнились классы, заняты оказались все места в вечерних кружках. Дети стали привыкать к новеньким, которые часто приезжают подавленными, в тяжелом душевном состоянии. «У меня в классе есть мальчик, который на каникулы поехал с родителями в Украину и в итоге несколько недель просидел в бомбоубежище, и я ему должна была посылать задания, — рассказывает Мария Тиунова. — И у меня на двери класса, в который я вхожу каждый день, было написано: «Хотим, чтобы он вернулся». Есть девочка, у которой родители до сих пор там, а она здесь. Это очень близко к нам всем — хотя сначала казалось, что если ты не в России, все это далеко. Напряжение висит в воздухе. Здесь общее настроение — «мы следующие». Они очень этого боятся, многие пережили бегство из Абхазии или Осетии. Говорят: вот вы приехали — а вдруг ваш президент решит, что вас надо защищать. 

Очень быстро открылась украинская школа — стремительно возникла с нуля; в Грузии это «украинский сектор». Учителя русскоязычной школы общались с украинскими коллегами, дети собирали для детей беженцев гуманитарную помощь и тетрадки: те приехали совсем без ничего. Очень вероятно, что в ближайшее время в Грузии появятся и другие образовательные проекты: «В последние месяцы сюда приехали тысячи людей — со своими проектами и начинаниями, — говорит Мария Тиунова. — Тут даже темп жизни поменялся, когда набралась критическая масса этих людей — опять, как в Москве, телефон разрывается, общаешься одновременно с десятками людей и отвечаешь им на самые странные вопросы про детей, про зверей, про школы. Здесь сейчас ситуация в образовании похожа на российскую в девяностых годах, когда стало организовываться много школ. И если вновь приезжающим хочется разобраться в этом всем — начинать надо с фейсбука: с тематических тбилисских сообществ, где сразу все посоветуют и расскажут: и про «русский сектор» в вашем районе, и про «украинский», и про частные школы, и про международные, их тут тоже много».

Россия: репетиторский проект

В процессе переездов дети не всегда могут прикрепиться к постоянной школе. На помощь им приходят многочисленные волонтерские инициативы — небольшие сообщества репетиторов, образовательные проекты, онлайн-школы. 

Выпускник химфака МГУ Артем Романенко уже в первые дни с начала войны понял, что не может оставаться безучастным и хочет чем-то помочь людям. К этому времени он уже несколько лет занимался репетиторством, так что решил предложить помощь тем детям, которые лишились возможности получать образование. Он позвал своих друзей, те позвали своих — и так появился волонтерский проект «Образовательный мост». Артем разместил в соцсетях объявление с предложением помощи, его увидел корреспондент издания DOXA; после публикации пошел большой поток волонтеров; на сегодняшний день анкету волонтера заполнили уже около 600 человек, хотя не все они активны. 

«Основная задача этого проекта — свести вместе учеников с украинской стороны, которым нужна помощь, и преподавателей, которые хотят помочь, — говорит Артем Романенко. — Запросы с украинской стороны есть. Много их или мало — это относительно. Если смотреть в масштабе всей Украины и всех учеников, то мало, но поток людей к нам идет все равно. У нас задействовано примерно 75 волонтеров и мы помогаем от 150 до 200 учеников, трудно сосчитать из-за особенностей проекта».

Нежелание украинцев иметь дело с преподавателями из России — лишь одна причина (хотя после событий в Буче она оказалась особенно весомой) того, почему проект не слишком масштабен. По словам Артема Романенко, 

Однако основная причина в том, что Украина смогла быстро восстановить образовательный процесс в школах; кроме того, открыли бесплатный доступ к своим курсам украинские онлайн-школы, которые аккредитованы министерством образования и науки этой страны, и дают аттестат государственного образца; наконец, с конца февраля появилось несколько украинских волонтерских проектов, которые предлагают образовательную помощь. 

«Как мы знаем, многие люди эмигрировали в европейские страны, у них много проблем с жильем, получением пособий — и образование чуть отходит на второй план, — говорит Артем Романенко. — Даже когда люди уже смогли осесть и обустроиться, их дети идут в местные школы, а вечером учатся в украинской онлайн-школе, и ни на что другое у них не остается времени. К нам в основном идет аудитория, которая не получила тяжелой психологической травмы по поводу всех россиян в целом и спокойно относится к тому, что с ними работают волонтеры из России, а общение происходит на русском. Самые востребованные предметы — это иностранные языки, в первую очередь французский и немецкий. Очень многие уехали в Польшу, но у Польши изначально были более тесные связи с Украиной: там много украинских школ, там есть украиноговорящие преподаватели, которые могут учить детей польскому. А во Франции и Германии преподаватели не знают украинского и не могут учить с нуля. Следующие по востребованности предметы — математика и английский. На русский язык была всего одна заявка, на обществознание — ни одной. Литература тоже практически не востребована. Но мы изначально заявили, что помогаем с языками, естественными науками и математикой. За украинский язык и литературу мы не беремся вообще — даже если вы сами знаете украинский, историю Украины, литературу, но не учитель из Украины — нет, эти предметы требуют специальной подготовки, и мы с ними не работаем».

Израиль и далее везде: онлайн-школа

Точно так же — быстро сорганизовавшись через соцсети, на волонтерских основаниях — появилась школа «Блуждающая Тардиграда». Тардиграда — это тихоходка, самое выносливое в мире существо, способное замерзать в холоде или замирать, когда нет еды — и заново оживать. Основатели школы сочли тихоходку хорошим символом. 

Школа началась с поста биолога Софии Велле, которая к началу войны жила в Иерусалиме: она придумала проект школы и позвала друзей преподавать. К ней присоединилась Анна Зиндер, учительница английского языка, которая в начале марта перебралась в Иерусалим из Петербурга. 

«Наши ученики не могут ходить в регулярную школу, — рассказывает Анна, — они разбросаны по всему свету. Кто-то находится в Украине, кто-то в Швеции, кто-то в Дании. О нас они узнают или из фейсбука, или по сарафанному радио. У нас примерно пополам украинцев и россиян. Занятия ведутся по группам, но когда ученики находятся в беспрерывном движении, группа — понятие относительное. Это просто урок, на который пришли несколько человек. Кто-то выходит на связь из аэропорта, кто-то в дороге. Каждый урок мы читаем: мы не смогли подключиться, потому что у нас выключили электричество, или у детей один компьютер на двоих. Или ребенок говорит: я понимаю, приключения — это хорошо, но пять переездов за неделю — это слишком… Или брат с сестрой из Турции сообщают: извините, мы у вас на уроке с одного телефона, а компьютер забрала старшая сестра, у нее сейчас тоже урок в «Тардиграде», но ей надо видеть доску…»

София Велле добавляет: «Анна работает со старшими, с ними сложнее. Младшим важнее регулярность, поэтому в группе с малышами есть перманентный состав, и он скорее увеличивается, чем меняется каждый раз. Младших вообще больше, младшие ходят гораздо более регулярно, родители их контролируют. У старших после всех этих переездов появляется элемент депрессии. Многие родители говорят: дети сидят на диване, мы им предлагаем, они не хотят. Старшие группы хуже наполняются, там больше текучка. Но при этом востребована подготовка к поступлению в вузы в других странах. Когда дети от нас уходят — мы радуемся: это значит, они уже заземлились, пошли в местные школы. Но у нас остаются те, кто временно в Армении, или в Сербии, или в Турции, или в Мексике — они еще не знают, где они будут, и там нет такой, как у нас в Израиле, системы подхватывания детей школьного возраста. 

Большого потока украинских беженцев у нас нет, но они составляют значительную часть наших учеников».

«Мы сразу сказали, что у нас нет никакой школьной программы, — говорит Анна. — Наша идея в том, чтобы дети не забыли, что такое школьное образование. Наши преподаватели — очень разные, кто во что горазд. К нам подтянулись суперспециалисты». Учителя приходят в «Тардиграду» сами: «Сначала это были наши друзья, — рассказывает София. — Я написала этот злосчастный пост, думала — ну возьму пару бесплатных групп, и у меня столько преподавателей знакомых, может, еще кто-нибудь возьмет группу. Наутро я проснулась с полным штатом педагогов. Сейчас у нас 60 человек в учительском чате, и это не конец — каждую неделю приходит еще один человек. И еще у нас есть айтишники, иллюстраторы, другие помощники». Вслед за Анной пришла «фракция литераторов» — ее выпускницы, ставшие учителями, и их однокурсницы, целая группа питерских филологов. Литература, кстати, вполне востребована, и есть даже ученики, которые собираются сдавать по ней ЕГЭ. А есть и просто вечерние посиделки с чтением книжек.

Сейчас среди учителей школы — люди, живущие в Израиле, Испании, Австрии, Швейцарии, России, Турции, Армении, Грузии; готовы приступить к работе жители Германии, Франции и Австралии. Все они работают на волонтерской основе; София говорит, что когда пытается кому-то заплатить из полученных на школу пожертвований, «люди начинают активно отказываться от денег».

Из предметов в «Блуждающей Тардиграде» самые востребованные — английский и иврит. Обычные школьные предметы вроде русского и математики востребованы меньше, хотя на русский ходят некоторые школьники из Украины (одна восьмиклассница волнуется: «Ой, я говорю по-русски, а писать вообще не умею, ничего, что я с ошибками?»). Родители требуют математику, но старшие дети относятся к ней без энтузиазма. Есть интерес к лингвистике и биологии. Есть подготовка к Багрут — израильским экзаменам на аттестат зрелости. Многие ученики школы только что приехали в Израиль, и некоторые курсы появились по их запросам.

«Еще мы готовим по такому предмету, как Танах (иудаизм), — рассказывает София Велле. — Дети, которые идут в Израиле в школу, вообще не понимают, что это за предмет. А он есть везде и его сдают в каждой школе. На Танах ходят даже старшие, которые лежат на диване и ничего не хотят. Это предмет не про религию даже, а про историю и культуру: это история народа».

Межнациональных конфликтов в детских группах просто нет. «У меня есть группа, где одна девочка сейчас в Украине, и все радуются, когда она приходит, — говорит Анна Зиндер. — У нас не то что агрессии нет — у нас все очень бережны друг к другу. Они очень тонко и аккуратно между собой общаются. Иногда кто-то сбивается на украинский, когда не знает, как сказать по-английски. В описании школы сказано, что мы не делаем различия между теми людьми, которые к нам приходят: они все оказались в ситуации, когда не могут ходить в школу. Может быть, это наша выборка — это дети тех родителей, которые перестали дышать в России и убежали».

«Я стараюсь писать от имени школы так, чтобы было понятно: мы — не российские снобы, решившие поспасать бедненьких украинских детей, которых мы только что подорвали, — говорит София. — Это — человеческие отношения. Наш педсостав разбросан по всему миру, у нас половина израильских резидентов и большой процент евреев. Мы — не российская организация, мы международное русскоязычное сообщество».

Справиться с хаосом

Каждый из моих собеседников говорил о том, что воспринимает войну очень лично. «Когда я разговариваю с московскими друзьями, я понимаю, что учить детей, собирать гуманитарную помощь, участвовать в митингах — это выход, — говорит Мария Тиунова. — Ты можешь на что-то повлиять. Здесь знакомые и коллеги ходили сдавать кровь для раненых украинцев, это делает весь Тбилиси. В начале войны все ходили на митинги — я отправляла фотографии с митингов украинским знакомыми, и им было это важно. Важно, когда ты можешь что-то сделать». 

Артем Романенко рассказывает: 

 Но я понял, что наш проект решает проблемы не только беженцев, но и волонтеров. Люди в России неравнодушны, они хотят помочь, но не знают, как. И многие волонтеры — их было даже больше, чем учеников, — сказали мне: спасибо за ваш проект, спасибо, что дали возможность помочь, поучаствовать. Это меня мотивировало всем этим заниматься. Конечно, фокус внимания сейчас на Украине, но люди в России тоже чувствуют большой урон — и не столько экономический, сколько психологический. А проект дает возможность справиться с хаосом».