Поэт Александр Кабанов оставался в Киеве все эти два с половиной месяца и не собирается уезжать. Двуязычный русско-украинский журнал «ШО», который Кабанов выпускал 17 лет, дело всей его жизни — закрыт. И вовсе не из-за русского языка. «В связи с войной и огромными финансовыми потерями нашего инвестора», — объяснил мне Саша. И добавил: «Путин, будь ты проклят!» А ведь это был один из лучших литературных журналов Европы. Если войну развязали, чтобы защитить русский язык в Украине, то достигли обратного результата.
— С чего началась для тебя эта война?
— Начало ее я проспал. Жена сказала мне поздним утром 24-го (она была сильно взволнована, но не хотела меня будить), когда я уже проснулся и пошел на кухню заваривать чай: «Россия напала на Украину!» А тогда чуть ли не все, от патентованных военных экспертов до простых граждан, были убеждены, что путинских войск, собранных на границе, не хватит для вторжения. Но оказались правы президент Байден и киевские городские сумасшедшие, которые утверждали: «Путин нападет. Война будет…»
— Многие уехали. Уверен, что и у тебя была такая возможность.
— Да, Киев покинуло, по официальным данным, более полутора миллионов жителей. Страшно было очень. Постоянные обстрелы, хаос с элементами паники, давка на вокзалах, многокилометровые пробки на выезде из столицы…
Понять людей можно, но мы с женой подумали: а куда нам бежать? Как и большинство, на Западную Украину и скитаться там от знакомых к знакомым? Тосковать по дому, переживать, сидеть на шее у добрых, но не близких нам людей, у которых много своих проблем? Как-то некрасиво. А в Европу меня не выпустят, согласно Закону о военном положении, мне ведь всего 53, я, если надо, попадаю еще в мобилизационные списки. Мы рассуждали так: это Киев, столица, его будут защищать максимально упорно и долго. Да, есть риск оказаться в оккупации, но это наш дом, с нами наша кошка и наша вера в правоту и победу Украины. И вообще: да пошли они….
— Ты родом из Херсона, там остались твои родные. Все ли с ними в порядке? Что там вообще происходит?
— Да, мои мама и брат в оккупации. Что тут скажешь… Мои родные — мирные люди, мало интересующиеся политикой, совсем безобидные. Главное, что они живы, у них есть какие-то продукты и лекарства, они в относительной безопасности. Есть нормальная связь. Иногда мне удается рассмешить маму, общаясь по вайберу. Существует еще возможность переслать какие-то деньги.
А что происходит в Херсоне, с каждым днем все понятнее. Оккупанты пытаются устроить там псевдореспублику по типу ДНР и ЛНР, ввести рублевую зону, отрезать украинские информационные потоки. Больше нет украинского ТВ, только адские Соловьев с Киселевым. Херсонцы регулярно выходят на митинги, протестуют, самых активных арестовывают, похищают… Беда пришла на мою малую родину. Беда. Но я верю в освобождение и нашу общую победу.
— Ты один из самых известных, наверно, самый известный русскоязычный поэт Украины. Пишешь на «языке врага», как ты сам шутил. Помню, что на тему русскоязычности у вас шли постоянные споры. Сейчас эти противоречия сняты или все продолжается?
— У России нет монополии на русский язык. Отдать наш украинский русский Путину — все равно что отдать немецкий Гитлеру. Лично я отдавать свой язык никому не собираюсь.
А жаркие споры, идиотские лингвоцидные законы, периодические прободения и желания максимально всех украинизировать по тому или иному региональному образцу — это было, было. Да, мы, украинцы, иногда склонны к крайностям, иногда нас заносит и мы болтаемся между свободой и полным беспределом, между просвещенным европейским украинством и кондовым, непролазным хохляцтвом… Но это наш местный, независимый дискурс, который мы когда-нибудь закроем сами. В европейской Украине. И не надо нам помогать, приходя на нашу землю, убивая нас и разрушая наши города.
— Согласен ли ты с теми, кто говорит, что русскую культуру надо отменить, что даже в лучших своих образцах она имперская, а местами и фашистская?
— Если почитать что-нибудь вменяемое по истории войн, то видно, что эти отмены человечество проходило неоднократно, оскорбительно и трусливо наделяя культуру ответственностью за все самое чудовищное. Это из серии: убил я, но во всем виновата моя мама.
Дискурс старинный, безнадежный и пока нерешаемый. Классический пример: как такой-то, выросший на великой немецкой культуре, мог стать соратником Гитлера, массовым убийцей? Как могла огромная часть тогдашнего высококультурного, образованного немецкого народа участвовать в уничтожении десятков миллионов мирных людей, в варварском разрушении тысяч городов, памятников архитектуры? Или еще пример: как славные американские солдаты, выросшие на потрясающих образцах своей культуры, могли жечь напалмом сотни тысяч вьетнамцев в джунглях? Чему их научили книги Фицжеральда, Твена, Апдайка, Хемингуэя? В топку их, да?
Если бы культура могла делать то, что ей приписывают и что от нее требуют: предотвращала войны, учила не убивать невинных, не бомбить, не насиловать и не пытать… — тогда мы вкладывали бы в наши национальные культуры почти все деньги из государственного бюджета. Раз это работает — значит надо в это вкладывать, да? Но оно не работает. Да, в тоталитарных государствах есть соответствующие программы по культурному, хе-хе, обслуживанию населения и патриотическому воспитанию…
Тем не менее, какой бы ни была русская культура, она обязательно пострадает и пострадает сильно. Так всегда происходило и будет происходить с культурой врага, этому учит нас история. Пострадают все: и деятели культуры, поддерживающие Украину, и подонки, слуги государевы от официальной российской культуры. Асфальтоукладчик народного гнева пройдет по всем. Будут демонтированы или разрушены памятники, олицетворяющие все, что связано с Россией, с ее колониальным прошлым. Переименованы улицы, закрыты центры российской культуры… Отменены фестивали, концерты, выставки, форумы. Представители российской культуры, за редким исключением, превратятся в изгоев в цивилизованном мире. На ближайшие годы российская культура будет отменена как символ варварства, убийства и разрушения.
Радуюсь ли я этому? Нет. Я сопереживаю своим друзьям, а также тем российским деятелям культуры, которые любят мою страну и всегда поддерживали ее. Да, отмена такой российской культуры по всему миру — это не совсем справедливо. Но таков удел культуры врага.
Александр Кабанов. Стихи военного времени
* * * *
Понедельник, давно поутихли
в чате нашего дома дела,
и весеннее плавится в тигле —
солнце необходимого зла.
Боже, замысел твой провисает,
как бельё на верёвках судьбы,
кто сказал, что культура спасает,
нет, она производит гробы.
Сквозь контактные линзы авгура —
я смотрю кинофильмы страны,
чья великая в мире культура —
не спасла от вьетнамской войны.
Сотни тысяч сгорели в напалме,
миллионы пробиты свинцом,
но не прокляты Фолкнер и Палмер,
и не назван Апдайк подлецом.
А чего вы хотите от слова,
от художника, от ремесла,
чтобы живопись снова и снова
от войны и от смерти спасла?
Чтобы музыка всех воскресила,
защитила ребёнка и мать,
чтоб поэзии крестная сила —
разучила людей убивать?
Мы российские книги на брёвна
раскатаем и выстроим дом,
даже если культура виновна,
то виновна культура в другом.
Но пока — наши слёзы горючи,
мы пройдемся мечом и огнём,
и Толстого снесём после бучи,
и худого в подкову согнём.
Сгинут Пушкин и Чехов куда-то,
и тогда мы погасим костры —
над могилой российского брата
и его белорусской сестры.
17.04.2022
* * * *
Как человек большого срока годности —
я был уверен, что не пропаду
в эпоху тошнотворной безысходности,
с поправкой на словесную руду.
Но в результате — я обрёл потерянность,
двойной войны неумолимый лик,
и не спасла моя самоуверенность —
всех русских, покидающих язык.
Теперь не важно: крестные объятия,
бордель в Брюсселе или чёрный схим,
вам не сбежать от нашего проклятия —
мы отомстим — хорошим и плохим.
В одном флаконе: гений и посредственность —
вы все с мечом пришли в мою страну,
и ваша коллективная ответственность —
впадает в коллективную вину.
Живых костей и мяса наворочено
и ночью захоронено во рву,
России — нет, она — давно просрочена,
она сгнила — во сне и наяву.
Под ней — совокупляются опарыши,
над ней — гудят архангелы дерьма,
и только белорусские таварышы —
испытывают радость без ума.
И этот ров, бескрайний до беспамятства —
по нём плывут столетия в мешках,
а между нами — только знак неравенства,
гадание на крови и кишках.
Уже видна в прицел — эпоха мщения,
народных приговоров без суда:
виновны — все, но только мне — прощения
за вас за всех — не будет никогда.
24.02.–12.04.2022.
* * * *
Перед самым началом утра, когда проступают швы,
едва подсохшие ранки, битое в кровь стекло,
возраст спящих людей, снега, листвы, травы:
не плачь, мой милый — непобедимо зло.
В час, когда трижды некому прокричать —
съеден петух на ужин, семейное серебро —
было украдено, вышел «Майн кампф» в печать,
не плачь, мой милый — непобедимо добро.
Мертвые птицы, обняв свои гнезда, падают вниз,
тонут в море дельфины, это последний шанс —
дан во спасенье, но бог запретил ленд-лиз,
наше с тобой бессмертие — это баланс, баланс.
Голод, разруха, смерть, страх, первородный грех —
непобедимы все, нет на них топора,
и только любовь — сосёт, хавает грязь — за всех,
но только она — спасет, и только она — твой смех,
а вот теперь, мой милый, плакать пора, пора.
02.06.2021
* * * *
В овраге, на холме — я спал в огромном доме:
наполовину — пуст, наполовину — полн,
я книгами топил камин в кубинском роме —
и слышал шелест волн, и слушал шелест волн.
Его перебивал: то монотонный зуммер
сверчков в кустах, то эхо от вины:
как всё же — хорошо, что так внезапно умер,
что не дожил мой папа — до войны.
Иначе, он бы выл, как старая собака —
от боли, под обстрелом, без лекарств,
в херсонской оккупации, страдающий от рака,
но взял его господь — в одно из лучших царств.
Иначе, он бы знал, как могут эти суки —
со смехом убивать, насиловать и жечь,
но взял его господь, как мальчика, на руки,
как сына своего — от муки уберечь.
И вспомнил я сейчас, в апреле, на изломе —
весны, когда мы все — обожжены войной,
про папу своего, когда я спал в роддоме:
он плакал надо мной, он плачет надо мной.
30.04.2022