Интересы государства и права человека

Российские власти продолжают блокировать интернет-мессенджеры, каждый раз объясняя это террористической угрозой и борьбой с мошенничеством.

В августе Роскомнадзор заблокировал возможность звонить через WhatsApp и Telegram, а на минувшей неделе объявил о «поэтапной» блокировке самого WhatsApp. 4 декабря Роскомнадзор подтвердил блокировку мессенджера Snapchat, а вслед за этим запретил и FaceTime — сервис звонков от Apple для бесплатных звонков по Wi-Fi и интернету.

Александр Черкасов из «Мемориала» в разговоре с «Новой-Европа» напоминает: 800 лет назад на Руси люди переписывались берестяными грамотами, а грамотность была распространена куда шире, чем принято думать.

— Академик Андрей Зализняк (советский и русский лингвист. — Прим. ред.) сравнил грамоты с современными смсками, и весьма удачно: защищенная приватная связь, после прочтения бересту рвали на полоски, чтобы никто больше не прочитал. «Мессенджером» этим пользовались не только в Новгороде, но там грамоты лучше сохранились. А на востоке мы видим иную систему коммуникации — дальнодействующую, мощную, дающую управляемость империи Чингизидов. Это Монгол Шуудан, Монгольская почта, система связи исключительно государственная, доступная лишь имперской иерархии: никому, даже богатому купцу, нельзя ею воспользоваться. И за 800 лет мало что изменилось. Есть европейский подход: право переписки, вместе с другими правами и свободами, проистекает из человеческого достоинства. А есть подход азиатский: интересы государства a priori выше прав отдельного человека, — говорит Черкасов.

По его словам, россиянам по обе стороны границы вновь придется бороться за «право переписки»:

— Приемы и методы оперативно-чекистской работы не изменились, пороху эти новые ребята не выдумают. Изменилась техника. Люди привыкли, что, раз есть мессенджеры, то глупо, тупо и нелепо что-то передавать «живьем». Теперь появилось недоверие к мессенджерам, к самой среде. Можно ли вообще что-то доверить Telegram?

При этом всё, что столичным жителям кажется новым, давно стало реальностью, например, для жителей Чечни, говорит правозащитник:

— В октябре 1999 года журналистка и правозащитница Наташа Эстемирова выезжает из Чечни и в плюшевом медвежонке своей дочки везет кассеты и пленки со свидетельствами о бомбежках и обстрелах. Мы пока что в пятом сезоне этого сериала. Но есть Беларусь, где масштаб репрессий значительно больше, есть Иран или Китай. Они пребывают в восьмом, десятом, двенадцатом сезоне, а нам это только предстоит. Есть на кого смотреть и у кого учиться. И есть двухвековой опыт русского освободительного движения, который сейчас становится актуальным.

Письмо из столыпинского вагона

В советские годы люди находили возможность писать другу другу даже из сталинских лагерей. Письма из заключения старались шифровать. — Шифр такой, чтобы прочел «кто надо». Что-то — иносказаниями. Что-то важное — например, первыми буквами третьего слова в каждой фразе. И по буквам складывалось… — рассказывает Черкасов.

Письма часто бросали из вагонов, по пути следования в лагерь. И такие письма доходили адресатам.

«Наши письма, которые мы писали на газетных клочках огрызком карандаша, заклеивали хлебным мякишем и выбрасывали на станциях в окна вагона, когда поезд набирал скорость, приходили к нашим женам и матерям вложенными в конверты и аккуратно переадресованными», — писал советский ученый Алексей Яроцкий.

«Буданцеву удалось переслать жене письмо, тайно отправленное. Он выбросил это письмо из арестантского вагона в пути. Добрая чья-то душа подобрала письмо на насыпи железнодорожного полотна и, должно быть, прочтя, всё поняв, переправила его Вере Васильевне Буданцевой-Ильиной. (...) Она читала нам это письмо, обливаясь слезами. И мы с женой тоже плакали, слушая, как, смиряя дрожь в голосе, Вера Васильевна читала чудом дошедшее до нее письмо мужа. Письмо, кем-то добрым найденное на железнодорожном пути. Арестантов в ту пору перевозили еще не в специальных тюремных вагонах — “столыпинских”, как называли их в сороковых и даже пятидесятых годах,— но в обыкновенных, плотно набитых теплушках... Поэтому, вероятно, и легче было выбросить из такого вагона письмо…», — писал Андрей Платонов.

— Заключенный выбрасывает из окна столыпинского вагона, который по этапу везет его в лагерь, свернутое в треугольник письмо: «Тот, кто поднял и прочитал, — пожалуйста, отправьте по такому-то адресу».

Как? Алик Гинзбург в мордовском лагере в конце 60-х сумел записать радиопередачу, передать на волю магнитофонную пленку с этой записью, в архиве «Мемориала» эта пленка есть. Всегда были попытки установить связь, да хоть бутылку в море кинуть, — рассказывает Черкасов.

Не медом намазано на Западе

И в ранние, и в поздние советские годы большая часть писем, которые граждане писали друг другу, просматривалась органами. Для этого в КГБ была создана служба Почтового контроля (6-я служба), которая проводила негласный выборочный контроль почтово-телеграфных отправлений. ПК представляло собой гигантскую разветвленную систему, охватывавшую всю территорию СССР. Пункты ПК были конспиративными и часто располагались рядом с вокзалами и другими узлами связи. «Помещение отделения ПК, то есть тайной цензуры, находилось в здании почтамта на станции Чита-2. Всё нормально: прибыла почта, ее разгружают, в почтовый вагон передают отправления во все концы страны. Никому даже в голову не могла прийти мысль, что в скором времени облеченные специальным доверием люди начнут ковыряться в прибывшей корреспонденции, без ведома и согласия отправителей или получателей читать их письма, то есть, грубо выражаясь, лезть в чужую душу», — рассказывал писатель Леопольд Авзегер в книге «Черный кабинет. Записки тайного цензора МГБ».

Письма вскрывались аккуратно, при помощи пара. Особенно тщательно изучались письма людей, находившихся под наблюдением оперативных работников, а также международная корреспонденция.

Считалось, что здесь наиболее вероятно прохождение всевозможной тайнописи и шифровок. На учет были взяты все без исключения лица, у которых была переписка с заграницей. На каждого такого корреспондента заводилось наблюдательное дело.

Отправляя письма на родину, в СССР, советские эмигранты понимали, что сообщения могут перехватить.

Поэт Иосиф Бродский писал:

В письмах из этих мест не сообщай о том,

с чем столкнулся в пути. Но, шелестя листом,

повествуй о себе, о чувствах и проч. — письмо

могут перехватить…

Поэтому они старались передавать письма с надежными людьми, рассказывает Черкасов:

— Какие-то письма, тайно отправленные из эмиграции на родину, органы безопасности перехватывали. Например, письма от Людмилы Алексеевой, Кронида Любарского, Сергея Довлатова. Потом иногда в пропагандистских статьях публиковали выдержки. Пишут, что жизнь на Западе не сахар, что нужно пахать вовсю. Вот! Можно публиковать в прессе: «Жизнь не сахар, не медом намазано на Западе». Сразу видно: корыстные люди, работать не хотят, и даже таким там плохо.

— При въезде не всех иностранцев досматривали. И вообще не досматривали дипломатов и диппочту — но с какой радости те вообще должны что-то вести? Но всякое бывало, — рассказывает Черкасов. — Найти нужного человека было очень непросто. Разношерстные группы сто раз проверенных и вусмерть заинструктированных советских туристов или специалистов, которых выпускали за границу, были инфильтрированы агентурой КГБ. Советские граждане за границей не должны были ходить поодиночке: обязательно по двое, присматривать друг за другом. Делалось всё, чтобы люди друг другу не доверяли, «стучали» друг на друга, чтобы исключить саму возможность несанкционированного общения с иностранцами, с кем-либо встретиться и что-то передать. Но ведь встречались, брали и передавали!

Бумага, которая не тонет

Во времена холодной войны с Запада передавались не просто письма, но и книги. Это явление называлось «тамиздат» — книги на русском языке печатались в странах Запада, цензура их в Союз бы не пропустила. И тайно передавались через границу. Свои тексты за границей печатали

Александр Солженицын, Иосиф Бродский, Василий Аксёнов, Анна Ахматова, Варлам Шаламов и многие другие. Передать их было сложнее, чем письма, но способы находили, рассказывает историк и журналист «Радио Свобода» Иван Толстой:

«Эти книги раздавались приезжим. Кто такие приезжие? Спортсмены, хоккеисты какие-нибудь. Участники оркестра, Большого театра, филармонии. Какая-нибудь ивановская ткачиха, которой нипочем, и она под свой сарафан может что-нибудь засунуть. Также это были журналисты, научные делегации или даже, может быть, полуполитические, потому что, честно говоря, хорошими запрещенными книжками интересовались все».

Книги «тамиздата» привозили в СССР и иностранные туристы.

Для удобства книжки печатались маленькими, на тонкой бумаге в мягкой обложке. Часто обложка не соответствовала содержанию: внутри находились произведения, запрещенные к распространению в СССР, а обложка принадлежала легальному произведению, например, сонетам Шекспира.

Один из способов доставки в СССР был по морю. Книги привозили на пароходах: под Клайпеду, Сочи, Батуми, Севастополь. И выбрасывали в мешках за борт.

«Они печатались на такой бумаге, которая не тонет. И пластик, которым они были покрыты, тоже был легче воды. И эти книги плыли по волнам. Какие-то доплывали. И были охотники с сачками, которые ходили поутру и вылавливали книжечки», — рассказывает Толстой.

«Есть истории, как книги сбрасывались в Балтийское море, для рыбаков, в надежде, что они выловят эту рыбку и возьмут ее домой. Над Румынией сбрасывались с самолетов. Может, не “Архипелаг ГУЛАГ”, потому что им можно убить, а что-то полегче, листовки точно, над территорией СССР», — рассказывал преподаватель русской литературы из Нью-Йорка, который уже более 10 лет изучает «тамиздат», Яков Клоц.

— Известны истории, как музыканты московской филармонии разбирали книги и вкладывали страницы в свои ноты. Также запрещенку завозили, возвращаясь с гастролей, циркачи-дрессировщики. Книги они прятали в клетке с тиграми. Клетки, понятное дело, таможенниками не проверялись. Таким образом был перевезен «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. А вместе с ним и журнал «Плейбой», — рассказывал писатель и эссеист Александр Генис.

Большинство таких доставок перехватывалось органами, в том числе пограничными службами, но некоторые издания всё-таки попадали в руки читателей.